Андрей Посняков - Патриций
– А что там за селение рядом? – напомнил Рысь.
– А, ты про херусков? Гретарк – так оно называется, а что это означает в переводе с их варварского наречия, извини, не знаю.
– Староста там хитрющий, в этом Гретарке, – заметил кто-то из слушавших историю посетителей, по виду крестьянин или мелкий торговец.
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересованно повернулся к нему Юний. – Что за староста?
– Хизульф, так его зовут, кажется. Тот еще жук.
– Это как – жук?
– Да так, – крестьянин (или торговец) поправил сползший с плеча плащ, подбитый заячьим мехом, – себе на уме. И серебришко у него водится, хотя деревня бедная.
– Да германцы все бедные, иначе б не рвались так в империю! – громко расхохотался Корнелий и, хлопнув Юния по плечу, предложил завалиться в лупанарий.
– В лупанарий? Это хорошо, – улыбнулся Рысь. – Только как-нибудь в другой раз, сейчас, извини – дела. Меня же, как волка, ноги кормят да еще мозги.
– Что ж, – легионер развел руками, – как знаешь. А я пойду – в лупанарии Сервилия веселые девки! Рад был знакомству.
– Я тоже.
Рысь проводил нового знакомого до самых ворот, краем глаза следя за торговцем-крестьянином в плаще на заячьем меху – выйдя во двор, тот как раз отвязывал от коновязи запряженную в телегу лошадь.
– Твоя? – подойдя ближе, кивнул на телегу Юний.
– Ну да. – Мужик обернулся. В круглой, натянутой на самые глаза шапке, отороченной собачьим мехом, с узенькой редковатой бородкой, он чем-то напоминал утомленного зимней непогодью сатира.
– Хочу нанять тебя, – Рысь улыбнулся. – Видишь ли, мне нужно привезти дров.
– Привезу! Конечно, привезу, господин! – явно обрадовался крестьянин. – Тут и говорить нечего. Дорого не возьму, не думай. Тебе каких дров – колотых или сойдет и хворост?
Юний задумался: вообще-то, положа руку на сердце, дрова ему и вовсе не были нужны – пусть о том болит голова у хозяина того доходного дома, в котором Рысь снял двухкомнатные апартаменты на втором этаже. Не самый шик, но и не вовсе уж бедно.
– Сойдет и хворост, – подумав, махнул рукой молодой юрист. – Когда привезешь?
– А когда скажешь! Только куда везти-то?
– Знаешь доходный дом Помпония Метлы?
– А, четырехэтажный, тот, что напротив театра?
– Он.
– Что же, Метла перестал отапливать постояльцев?
– Да не перестал, – пожал плечами Рысь. – Только вот берет за отопление больно уж дорого.
– Ну, это конечно… Да я привезу хворост, не беспокойся. Меня Эдоардом зовут, летом крестьянствую, зимой так, на извозе.
– За город поедешь?
– Куда ж еще?
– Ну и я с тобой заодно прокачусь, проветрюсь. Погода-то, эвон!
– Да, слава богам! Как уже надоела эта слякоть.
И впрямь – то истекающие дождем, то исходящие снегом тучи, словно бы утомившись от своей гнусной работы, быстро уползали на восток, за покрытую льдом реку, открывая ясное чисто-голубое небо, в котором сверкало золотым самородком яркое желтое солнце. Пусть даже пока не грело – все равно было приятно.
– Ну, поедем, коли так хочешь, – согласился Эдоард, взбивая на телеге солому. – Садись, господин!
Он тронул поводья, и повозка медленно покатила по мощеным улицам Могонциака, молодой столицы Верхней Германии. Объехав форум, миновали арки акведука, проскрипели колесами мимо доходных домов, мимо базилики Августа, мимо лупанария Сервилия, мимо постоялых дворов – выбрались к воротам. На мосту через ров Юний обернулся на залитый холодным солнечным светом город. Красиво! Каменные дома, мощеные улицы, портики, чуть вдалеке – позолоченный купол храма Юпитера и Юноны, за ним – белая колоннада театра. Чем не Рим? Маловат, правда, городок по сравнению с Вечным городом, но для Германии он огромен, ничуть не хуже Августы Треверов или Колонии Агриппина. Уже начали строить каменные стены с грозными башнями, постепенно заменяя ими частокол и деревянные укрепления – на зависть соседям, на страх диким варварским ордам. Те временами нападали из-за реки, сверкавшей по правую руку широкой ледяной полосою, кое-где прерывавшейся черными пятнами – полыньями.
Почти сразу за городом начинался лес – клены, осины, липы, встречались и дубравы, а чуть дальше – сумрачные ели и сосны. Дорога, как и следовало ожидать, оказалась скользкой, телега так и норовила съехать в сторону, возница Эдоард ругался на своем языке, подстегивал лошадь, иногда отвлекаясь на беседу с Юнием. А тот уж не терял времени даром, расспрашивая возницу обо всяких подробностях жизни Гретарка – германской деревни на римской земле по левому берегу Рейна.
Много интересного узнал Юний, правда, так же много было и пустого, что можно было бы и пропустить, не слушать. Да только как не слушать – вдруг что-нибудь когда-нибудь и пригодится? Рысь интересовала не только деревня, но и римские виллы, расположенные неподалеку. А таковых, не считая хозяйства Октавия Лепида, поблизости от деревни и урочища имелось целых пять штук. Старательно выспрашивая об этом возницу, Юний постарался запомнить имена хозяев и места расположения вилл.
Свернув на узенькую тропку, примыкавшую к главной дороге, Эдоард заехал поглубже в лес и остановил лошадь.
– Хвороста тут полно, – пояснил он, вытаскивая из-под соломы топор. – Ты подожди немного, мой господин, а хочешь, так прогуляйся во-он по той поляне.
Кивнув, Юний слез с телеги, стараясь не забыть полученную информацию. Ах как просились руки к каламусу и покрытой воском дощечке! Записать бы все поскорей, систематизировать, подумать…
– Что это?
Рысь едва не споткнулся о ржавый меч, торчащий из-под снега. Длинный германский скрамасакс – по сути, не меч, а просто очень большой нож, заточенный лишь с одной стороны. Юний пошевелил сугроб ногой и наткнулся на сломанный дротик – фрамею.
– Небось нашел какое-нибудь оружие, господин? – с вязанкой хвороста на плече подошел возница.
Рысь пожал плечами:
– Похоже, тут когда-то была хорошая схватка.
– И не так давно, мой господин, – усмехнулся в бороду Эдоард. – Алеманы нападали осенью несколько раз. Воины римского легиона едва отогнали их.
– Алеманы? – Юний подкинул на руке вытащенный из снега скрамасакс с обломанным лезвием. – Что-то не слыхал про такое племя.
Возница неожиданно расхохотался:
– Это вы, римляне, почему-то считаете алеманов племенем. А ведь это не так. Алеманы всего лишь приграничный сброд, разбойники. Сказать по правде, кого там только нет – квады, маркоманы, свевы, бруктеры, даже венеды с ободритами.
– Ободриты?! – Рысь встрепенулся, словно что-то ударило в сердце.
Жажда мести, поутихшая было за четырнадцать лет, при упоминании ненавистного племени вспыхнул с новой силой. Ободриты… Именно они уничтожили род Доброя и Невдоги, именно их вождь Тварр, хохоча, изнасиловал Добронегу, а потом отдал ее на потеху своим воинам. Смерть Доброя, Невдоги, Добронеги, да всех родичей, смерть и горе – все осталось на совести шайки ободритов, осталось неотомщенным.
Юний и не заметил, как порезал обломком скрамасакса ладонь, и белый сугроб оросили горячие алые капли.
– Ну, что, господин? Едем?
Голос возницы вывел Рысь из оцепенения. Юний усмехнулся и, вытерев окровавленную ладонь снегом, уселся в груженную хворостом телегу.
Топливо, кстати, пригодилось. Флакс, пожилой слуга Юния, быстро разложил жаровню, и в комнате постепенно потеплело. Стемнело, снова пошел снег. Он падал мягкими крупными хлопьями, тихо кружась, окутывая белым покрывалом притихшие улицы славного города Могонциака.
Велев рабу зажечь светильники, Рысь наскоро перекусил чечевичной похлебкой и уселся за стол, разложив перед собой несколько деревянных дощечек, покрытых тонким слоем воска. Взяв каламус, Юний написал на одной из них «Урочище» и положил на середину стола. Затем задумчиво посмотрел на нее, почесал затылок и, придвинув к себе, схематично изобразил на воске овраг, мертвые деревья, гору, вернее, высокий холм, круто спускающийся к Рейну. Рядом с горою, на границе мертвого леса, располагался участок Октавия Лепида; Рысь подписал дощечку «Октавий», положил рядом с «Урочищем», затем, ближе к середине стола, пододвинул третью – «Гретарк». Вокруг нее, примерно в таком порядке, который уяснил со слов Эдоарда и Корнелия, старательно разместил еще четыре таблички с именами владельцев вилл: «Теренций», «Гретиарий», «Кальвизий», «Лициний Вер».
Посмотрев на полученный круг, Юний поднялся и задумчиво заходил по комнате. Затрепетало пламя светильников, отбрасывая на стены и потолок черные дрожащие тени. Юний подошел к медному зеркалу, висевшему на стене напротив входа, – предмет, прямо скажем, мало распространенный, особенно в доходных домах, но здесь зеркало почему-то было, наверное, эти апартаменты хозяин дома прежде сдавал какой-нибудь гетере.
Посмотрев в зеркало, Рысь улыбнулся – вряд ли его сейчас узнал бы кто-нибудь из старых знакомых. Светлые волосы, подстрижены не коротко и не длинно, небольшая бородка с усами – да, уже не юноша, но муж, как-никак двадцать шесть лет. Даже, кажется, цвет глаз изменился – были ярко-голубые, а стали какие-то сероватые, словно бы припорошились пылью. Впрочем, это, наверное, казалось.
