Василий Звягинцев - Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности
– Объяснить пока не смог, а противодействовать – очень даже. И объясним, дай срок. В чем на наших друзей сильно надеюсь…
– Хотелось бы верить. Я вот, не один год назад столкнувшись с кое-чем инопланетным, так ни в чем и не разобрался.
– Но тоже – предотвратил. Знаю, что там у вас случилось, сам в догадках теряюсь, что за гуманоидная публика пыталась едва не четверть земного населения в аренду взять,[11] но ведь дальнейшей агрессии не последовало? А вас там не так и много было.
– Плюс Ростокин, – сказал адмирал.
– Именно. И на Селигере Ростокин плюс Шульгин. Еще раньше – Ростокин, плюс Шульгин, плюс Новиков. В твоих недоразумениях тоже Ростокин откуда-то неожиданно всплывал. Тенденция, нет?
– Как тебе сказать. Просматривается тенденция. По пяти точкам уже можно начинать графики строить. С последующей экстраполяцией, – согласился Маркин. – А если без них? Не справимся?
– Мы с тобой тоже кое-чему подучились. Я, к примеру, завтра же собираюсь встретиться с военным министром. Что-то давно у нас крупномасштабных маневров не было. А бойцов и командиров учить надо? Надо. Возьмем и устроим этакую «Зиму-57» с призывом приписного состава…
– Союзникам объяснять придется, чего это вдруг…
– Обойдутся. Если каждому свой каждый шаг объяснять… Как говорил Иван Грозный: «На своей земле я над людишками властен…»
– Опять двусмысленные ассоциации…
– Если нас ждут суровые дни и годы, нужно быть максимально готовыми. Ты ведь не думаешь, что к нам придет культурный и высокоцивилизованный враг? Я этих врагов видел.
– Я, представь, тоже.
– Допустим, Валентин, боевые подразделения мы в готовность приведем. Четырехмиллионной армии нам хватит, чтобы отразить любое вторжение. Еще мой спецназ…
– Еще Космофлот и сорок миллионов мобилизационного резерва. И это только в России, – загибал пальцы на руке Маркин. – Но…
– «Но» – это наше полное незнание о природе опасности. А при этом все наши расчеты – поюнуть и растереть. Вот о «но» поговорим в следующий раз. Сейчас я не готов. Понятно выразился?
– Куда понятнее.
Расставаясь под утро, встретиться договорились в первый присутственный день после Нового года. Провести нормальное деловое совещание, с привлечением компетентных специалистов. Конец света, если ему и назначено произойти, вряд ли подгадает точно под праздники. Ну а если да, так все равно ничего не поделаешь.
Кроме того, оба конфидента в глубине души надеялись, что снова, как «Deus ex machina», объявится Александр Иванович или Андрей Дмитриевич и объяснит, что нужно делать и как.
Однако сам Георгий Михайлович уже в десять часов утра, слегка отоспавшись и приняв контрастный душ, вызвал к себе офицера для особых поручений. Того самого Анатолия Арнаутова, который обеспечивал операцию «Репортер» и помогал Шульгину спасти «Призрак» от захвата и интернирования[12] в Австралии. Проверенного в стольких делах и допущенного к стольким тайнам, что скрывать от него было нечего. В смысле фактов, конечно. Замыслы начальства – это особая статья.
– Значит, Анатолий, сделай ты мне вот что… «Боржома» из холодильника принеси, для начала, и охотничью чарку «Смирновской».
Требуемое немедленно было доставлено. Полковник там ты или прапорщик, если генерал просит, по какой-то причине не желая прибегнуть к услугам вестового, – сделаешь.
– Спасибо, – сказал Суздалев, хлопнул сотку ледяной водки, подражая Александру Третьему. – Тебе не предлагаю, у тебя работы сегодня много будет. До вечера управишься – отпущу праздновать. Нет – извини. Задача в принципе простая, но уж как пойдет. Иди сейчас в оперативный отдел, подними дело «Репортера». Помнишь, подсказывать не нужно?
– Да Георгий Михайлович, оно у меня все вот здесь, – полковник постучал себя пальцем по виску. – Что требуется?
Суздалев хитро улыбнулся. Четок у него в руках сейчас не хватало и красной сутаны на плечах, а то вышел бы чистый Арамис из третьего тома, дослужившийся до иезуитского генерала.
– Все здесь? Ну, так и доложи мне, не сходя с места, что за аппаратура у него на квартире установлена, позволяющая без видимых следов взламывать коды линий СБКФ и мои тоже. Где он ее взял и где пользоваться научился. Итак…
Полковник Арнаутов явным образом растерялся. Чего-чего, а такого вопроса он совсем не ожидал. Вся разработка по Ростокину касалась совершенно других вопросов.
– Вот, друг любезный, – с печалью в голосе сказал Суздалев, – учил я вас, учил, а простейшим вещам не выучил. Чего ради храбриться, когда не знаешь, о чем дальше речь пойдет? Дело ты, верю, наизусть знаешь, а откуда тебе известно, что именно начальник спросит? Он кое в чем тоже компетентен, невзирая что молодым – ретроградом кажется, склерозом пораженным. Только я тоже молодым был и хорошо усвоил – раз спрашивают очевидное – непременно жди подвоха. То ли обстоятельства изменились, то ли новые факты всплыли, тебе пока неизвестные. Всегда лучше перестраховаться, в непонятку сыграть. «Да, да, конечно, ваше превосходительство, немедленно все бумаги подниму, часиков через шесть кое-что и выясним…»
Эх, штаб-офицеры, учить вас и учить! Даже самого себя обманывать, лишь бы хоть в будущем толк вышел. Нам ведь, старикам, на покой скоро, а кому бразды передавать?
Анатолий понимал, что начальник в хорошем настроении, отчего и веселится доступным ему образом, а все равно было неприятно. Мордой-то по асфальту Георгий Михайлович его таки повозил.
– Виноват, ваше превосходительство. Учту. Спасибо за науку. Погорячился я. Немедленно все будет сделано. До вечерней поверки…
– Посмотрим. Иди, работай.
Арнаутов немедленно собрал свою команду, которую пришлось, действуя от имени начальника, усилить компьютерными инженерами экстра-класса из отдела спецтехники. Собственные подчиненные полковника слыли знатоками в несколько других областях.
Все замки и охранные системы высшей защиты, охранявшие квартиру Ростокина на Сретенском бульваре, вскрыли и отключили изнутри, проникнув через крышу и балкон, чтобы не создавать ажиотажа и не привлекать внимания соседей по лестничной площадке. Балконная дверь, само собой, тоже была укреплена достаточно, чтобы стать непреодолимым препятствием для квартирных воров, но специализированная государственная структура располагает другими возможностями и работает на ином уровне.
– Что ж, уютное гнездышко, – отметил Анатолий, обойдя квартиру, мгновенно зафиксировав наметанным взглядом все, что может представлять интерес. Задача-то ему поставлена конкретная, но бог его знает, на чем Суздалев вздумает подловить его в следующий раз?
Стены просторной гостиной увешаны многими десятками фотографий – голографических, цветных стереобъемных и даже черно-белых плоских, стилизованных под двадцатый век. На большинстве из них красовался сам Ростокин. В пейзажах чужих планет, на фронтах многочисленных земных войн, где ему довелось побывать, просто в разных достопримечательных местах. Чувствовалось, что этот парень относился к себе хорошо, был фотогеничен, умел позировать, и собственные многочисленные изображения его отнюдь не раздражали. Контрразведчик не видел в этом ничего нарциссического. Журналист явно жил полной жизнью и хотел, чтобы память о пережитом всегда была перед глазами.
Будь он одноглазым кривобоким карликом – тогда, конечно, не стоило бы ежедневно любоваться, а так – отчего и нет? Меньшую часть коллекции занимали изображения девушек, скорее всего, тех, над кем он одерживал победы или просто встречался в обстоятельствах, заслуживающих запечатления. Все они были очень недурны собой, но центральная роль отводилась одной – его последней подруге Алле Одинцовой-Варашди, с которой он и исчез бесследно и которая интересовала службу Суздалева едва ли не больше, чем сам Ростокин.
В кабинете полки забиты книгами на нескольких языках, библиотека богатая, но бессистемная: ни алфавитный, ни тематический принцип расстановки не выдержан. Рабочая библиотека журналиста, который не знает, что ему потребуется в следующий раз, достает книгу, когда нужна, и ставит куда придется. Но обычно такие люди, как «репортер», обладают великолепной памятью, обходятся без каталогов.
Еще у Ростокина имелась неплохая коллекция холодного оружия разных времен и народов и множество сувениров, какие люди привозят из дальних странствий. Ценных только для их владельца. Вот, пожалуй, и все в доме, что характеризовало личность «поднадзорного». Остальные предметы были вполне стандартными, приобретены исключительно для удобства жизни, а не из каких-либо других соображений.
Пока Арнаутов производил первичный осмотр, инженеры – то восхищенно, то удивленно присвистывая, обмениваясь понятными только им терминами – вплотную занялись компьютерным терминалом. Удивительно, но и здесь прижилось иностранное название, хотя Россия в создании электронно-вычислительной техники от западных стран никогда не отставала. Просто, наверное, слово удачное подвернулось. Отечественные аналоги как-то не прижились, в отличие от самолета, вертолета, пулемета и так далее. «Вычислитель» – не совсем про то, ЭВМ – тоже, поскольку функция именно «вычисления» здесь не самая главная. Были попытки использовать «электронный мозг» – длинно и нарочито. Так и остался – «компьютер», приобретя, впрочем, как и другие иноязычные термины, несколько другой смысловой оттенок.
