Александр Прозоров - Ганнибал великий
— Садись, Аллэксей, выпей вина. Поговорить хочу.
Тотчас, словно из ниоткуда появился слуга, налил Лехе вина в красивую золотую чашу, а затем снова испарился из юрты. Леха сел на ковер.
— Благодарствую, — ответил он, отпив терпкого вина.
Помолчал немного, дожидаясь пока Иллур начнет говорить, но не выдержал.
— О чем разговор будет? — задал он наводящий вопрос царю. Иллур по старой дружбе, как никак когда-то Леха ему жизнь спас, терпел подобные вольности, — Людей готовить, что ли, к походу? Завтра выступаем?
— Выступаем, — кивнул Иллур, — только не на запад. Возьми две тысячи отборных бойцов. Со мной поедешь, в степь.
— Это еще зачем? — удивился Леха резкой смене направления, — мы же собирались вдоль берега ударить, по греческим городам пройтись. Давно уже на месте сидим, засиделись. Того и гляди, греки флот пришлют Ольвию с Херсонесом отбивать, опять увязнем. Надо их опередить.
Иллур все молчал, продолжая размышлять.
— По берегу моря города богатые, есть что пощупать, — резонно добавил Леха, — А в степи-то что интересного?
— Греки нам ничего не сделают, — уверенно заявил Иллур, обернувшись наконец и бросив взгляд на сидевшего рядом воина, — Херсонес пал, Ольвия тоже, Боспорскому царству недолго жить осталось. У себя на родине, как и здесь, греки живут городами и друг с другом договориться не могут. Меж собой грызутся. Чтобы нас победить им объединяться надо, силы копить, а им сейчас не до нас.
Не дожидаясь слуги, Иллур сам плеснул себе вина, сделал большой глоток и встал. Прошелся по юрте. Толстый ковер погасил шорох его шагов.
— Мне доносят, что Карфаген напал на земли римлян и уже близок к победе, — сообщил он Лехе, — греки выжидают, и никого сейчас не пошлют сюда. Им самим корабли нужны и солдаты. Неизвестно как дело обернется. Так что, время для нашего похода удачное. Но, не это важно. Есть и другая сила, что может сокрушить нас, ударив в тыл. И Фарзой уверен, что сначала я должен усмирить ее.
— Что за сила такая? — удивился Леха, уставившись на своего покровителя.
— Сарматы,[4] — коротко ответил Иллур.
Леха попытался сделать умное лицо. Он хоть и ведал конной разведкой, но не всей армии, а лишь одного из ее отрядов насчитывающего пять тысяч воинов и входившего в двадцатитысячный корпус вождя по имени Арчой. За всю свою новую жизнь в этом времени бывший морпех выбрался с территории Крыма впервые только когда пришлось начать войну против Ольвии. И на этом греческом фронте, не считая штурма Херсонеса, весь свой боевой опыт и получил. Слово «сарматы» ему мало что говорило. Ну, слышал он его несколько раз краем уха в разговорах солдат и вождей, но не придавал особого значения. Знал, что есть такой народ, что обитает в приграничных со скифами степях на севере, но и не подозревал, что Иллур его так уважает. Словно сарматы были опаснее греков. Но именно такой вывод и напрашивался из разговора с вождем.
— Фарзой уверен, что с походом на дальних греков можно немного повременить, — заявил Иллур, — а вот с сарматами нет. Доносят, что в последние дни они слишком нагло ведут себя на наших степных границах.[5] А несколько раз отряды их разведчиков даже осмелились войти в наши пределы. Их царю Гатару не нравится, что скифы под моей рукой стали сильнее и уже захватили почти все царства греков на полуострове.
— Значит, будем воевать с сарматами? — бестактно уточнил Леха.
Услышав столь простой вывод, шагавший в задумчивости вокруг очага Иллур, даже остановился.
— Сарматы сейчас в силе, у них большая армия, — ответил вождь, — они быстры, так же как мы, и потому мы должны обратить их в друзей. Хотя бы временно, пока не окрепли настолько, чтобы уничтожить. Иначе они уничтожат нас. Так считает мудрый Фарзой, а он никогда не ошибается.
Иллур сел и допил свое вино.
— Фарзой уверен, — проговорил он, — что надо как можно дальше отодвинуть кровопролитие. Ведь по крови мы с сарматами родня. Так что с войной придется повременить, хотя я уже отдал приказ строить оборонительный вал со стороны степи в самой узкой части перешейка. Никто не знает, на что решится Гатар.
Он снова встал. Поймав взгляд царя, поднялся и Леха.
— Собирайся, завтра на рассвете мы выступаем в степь, — приказал Иллур, — Двинемся на север, вдоль Борисфена[6] и сами вступим на их землю, что была некогда нашей. Уверен, мы найдем их быстро. Мне сообщили, что ближняя к нам армия сарматов стоит в среднем течении Борисфена, перекрывая путь на Метрополь.[7] Думаю, и царь Гатар находится где-то поблизости.
— Будет сделано, — кивнул Леха, снова поправив акинак.
Покидая царскую юрту, что была расшита золотой нитью и украшена узорами, но все равно оставалась юртой, он вновь подумал, что новый царь слишком любит походный образ жизни. Его богато отделанная юрта не могла соперничать в пышности убранства с домами и дворцами знати в Неаполе Скифском,[8] где Иллур мог бы жить с комфортом. Но Иллур этого не хотел. Он ненавидел спокойную жизнь. Как-то в разговоре с Лехой на дружеской пирушке будущий царь сказал, что все зло, разъевшее боевую мощь скифов, происходит от греческой учености и любви к праздной жизни. «Если бы у нас не было дворцов, — сообщил он, — а старейшины и вожди проводили жизнь в походах, то скифы вновь овладели бы всем миром».
Леха был с ним, в принципе, согласен. Он и сам любил походную жизнь. Но иногда немного хотелось пожить в комфорте. Тем более, что средства теперь имелись. Но царь скифов считал иначе. Все кто ему служил, от вождя племени до простого солдата, теперь о покое могли забыть навсегда.
«Скиф не должен знать покоя, — любил повторять Иллур, — Иначе, покой может быстро стать вечным покоем».
А потому Леха приказал себе не расслабляться. Сразу отправился к войскам, чтобы сделать все необходимые приготовления. Еще с вечера две тысячи отборных воинов получили приказ готовиться к походу. А на рассвете Иллур, лично явившись в лагерь, приказал взять с собой еще одну тысячу. Леха приказание исполнил. Это было недолго, — скифу собраться, только на лошадь вскочить.
Иллур прибыл в лагерь в сопровождении сотни охранников, за кавалькадой которых катились пять возов с захваченным в Ольвии золотом.
А когда три тысячи конников в полном боевом облачении покинули лагерь, глянув на золототой запас монет, посуды и украшений, Леха поймал себя на мысли, что Иллур, похоже, действительно опасался этих сарматов гораздо больше, чем греков. Хотя, если поразмыслить, то армия сарматов должна была быть не хуже скифской, и чтобы воевать с ней воинов явно требовалось больше, чем три тысячи пусть и отборных солдат. Но Иллур приказал оставить основные силы этой армии возле Ольвии, в то время как вторая армия готовилась в Крыму к нападению на Боспорское царство. Так что сейчас скакавшее по прибрежным холмам на север скифское войско показалось бывшему морпеху не слишком большим. Так, почетный эскорт царя. Правда, царь был рисковый и бесстрашный. Но, глядя на золото, в глубине души Леха надеялся, что дело закончится только переговорами. В конце концов, он хоть и приближенный к царской особе воин, одаренный милостями и богатством, но сейчас его дело сторона.
Мудрого советника Фарзоя с ними не было. Старик уже давно поселился в столице и не покидал ее, периодически призывая к себе Иллура. Значит новый царь намеревался вести все переговоры самостоятельно. Из верховного командования был только сам Иллур, знатный вождь Арчой и… Леха Ларин, скакавший сейчас рядом с Иллуром. Свои три личные сотни разведчиков, что взял в этот поход, он оставил позади на попечение дядек — Инисмея, Гнура и Уркуна, — опытных сотников. Впрочем, Инисмей уже давно ускакал с сотней далеко вперед с приказом обнаружить передовые части сарматов и вступить в контакт, сообщив о приближении царя Иллура.
Спустя пару дней, войско в сопровождении повозок с золотом и небольшого обоза, с походными юртами и всем необходимым для ночлега пересекло степную границу Сарматии. А к вечеру четвертого, так и не встретив на своем пути никакого сопротивления, Иллур приказал встать лагерем на холмах, откуда уже была видна широкая река.
Леха, хотя поневоле и освоился давно со скифским языком, по старой привычке страдал забывчивостью. Еще в прошлой жизни он вяло усваивал любую новую информацию, если она не касалась рыбалки, рукопашного боя и стрельбы. Особенно по географии своей родины. И теперь в этой новой кочевой жизни тоже никак не мог запомнить названия многочисленных рек, что текли в степи, впадая с разных сторон в Скифское море, которое он про себя звал Черным. До сих пор это ему особенно и знать было незачем. Вся жизнь протекала в Крыму и ближайших окрестностях, где находилась столица скифов Неаполь, недавно захваченный Херсонес и часть Боспорского царства. Отдаленные степные районы, в которых он еще не бывал, кровный брат скифского царя представлял также, как раньше, в бытность свою морпехом. А это означало, что еще не народившиеся Краснодар и Ростов-на-Дону, находились примерно в пределах Боспорского царства, что Иллур намеревался захватить.
