Алекс Кун - Броненосцы Петра Великого -ч.3 Петербург (СИ)
Струг шел к солнцу, поднимающемуся из-за холмов и небольших рощ. Омытая вчерашним дождем земля прихорашивалась весенним нарядом и кокетливо стреляла в нас бликами, отражающимися от мелкой волны, гоняемой по Двине легким ветерком. Благодать. Только холодно.
Ермолай выбрался на палубу вместе со мной и наслаждался весенним днем, подставляя низкому солнцу лицо с прикрытыми глазами. Все же ранение на нем сильно сказалось, хотя, прежняя живость к нему постепенно возвращалась. А язвительность, так не просто вернулась, а привела своего дружка — сарказм — и объявила, что теперь они будут тут жить вместе.
Вывернув за поворот Двины — вышли на финишную примую, до дома меньше пяти километров, и деревня, да какое там деревня, уже скорее маленький городок — заявила о себе дымами, поднимающимися прозрачной дымкой на востоке.
Начал нервничать, как перед боем. Вроде домой иду, где все хорошо, судя по отчетам — но сердце стучит чаще и живот поджимает. Пробило на говорливость.
Начал, уж незнаю по какому кругу, советоваться с Ермолаем, что делаем в первую очередь, что во вторую и кому что поручаем.
— Князь, отложи труды. Давай просто дойдем домой ноне. О делах назавтра поговорим
Ермолай даже глаз не открыл.
Кого бы еще потероризировать? Мои морпехи благоразумно отступили на корму, а экипаж струга был полностью новый, отправленный в этот переход Афанасием. Оставалось только присесть рядом, закрыть глаза, по примеру Ермолая подставляя лицо солнцу, и сбежать от мандража в мысли. Мыслей было много, они толкались локтями и подпрыгивали, пытаясь обратить на себя внимание. Обозрел эту бесконечную толпу и окончательно приуныл. И это все мне реализовывать? Ну, вот эти, что поближе и прорисованы рельефно еще ладно. А вон те полупрозрачные? С ними то как? Они ведь теперь развоплотиться отказываются, и требуют к себе внимания. А если присмотреться, то многие мысли уже держат на ручках младенцев — зря я такую толпу оставил на несколько месяцев без присмотра.
Мысленно сел на крепостной стене своего форта разума, который ограждал мою, не особо крепкую, психику от затопления гомонящей толпой мыслей, простирающейся везде, куда хватало взгляда, и тяжело вздохнул. Сидеть в осаде — не мой стиль, да только один в поле не воин. А мои воины еще не скоро подрастут. Хотя, часть мыслей могу перебросить своим мастерам — пусть они мучаются. Надо только эту толпу рассортировать.
Приказал стражникам на воротах опустить подъемный мост и открыть калиточку в воротах, пропуская мысли по одной, ну или с младенцами, коль уж нагрешить успели. Часик посортирую и сбегу.
Очередная мысль жарко доказывала, что если прямо сейчас не начну заниматься ледоколами, то Северного морского пути мне не видать. И при этом пихала меня в бок. Потом просто откровенно стукнула, так, что глаза сами распахнулись, уколовшись о лучи солнца.
— Подходим князь!
Рядом стоял морпех, помогающий подняться Ермолаю.
Вскочил на ноги, сердце опять застучало. Прямо по носу лежал Вавчуг, подросший и возмужавший. Гордо демонстрирующий новые корпуса цехов, еще светящиеся свежим лесом и старые корпуса, глядящие на реку новыми, застекленными окнами. Над цехами поднимались дымки, и трепыхались на ветру подобно платочкам, встречающей толпы вавчугцев, высыпавшей на несколько причалов у складов. Сердце застучало чаще. Вторя ему ударили стаккато пушечных залпов из пары береговых башен. При этом в звуке выстреллов отчетливо различил шелест снаряда, прошедшего где-то рядом. Они что? Решили под торжественный случай потренировать пушкарей по настоящей цели? Губы сами расползлись в улыбке от уха до уха. Дома! И вокруг такие же безбашенные. Надеюсь, хоть болванками стреляли.
Ткнуться стругу в причал не дали. Толпа встречающих поймала борт лодки, многорукой гидрой, еще за метр до настила, и плавно повела струг, передавая борт из одних рук в другие, пока не добрались до начинки, трусливо сбежавшей в корму.
Хотел толкнуть речь, но никто не спрашивал моего мнения. Несколько мужиков просто запрыгнули на борт и деловито передали меня встречающим.
Плыл над толпой в сторону эллингов. Похоже, новая традиция появляется. Есть смысл преобразовать один эллинг в городской клуб. И с музыкой, и со светотехникой и … Новая мысль радостно присоединилась к огромной толпе мыслей осаждавших форт моего разума. Ей пожимали руки и хлопали по плечам. Несколько хорошеньких мыслей строили глазки, боюсь, и у этой мысли скоро будет пополнение. Пришлось быстро объяснять новичку правила, и отправлять дожидаться своей очереди. Не скорой.
Речь все же толкнул. Хорошая речь, продумывал ее ночью, а на заутрени в Холмогорах надергал от святых отцов божьего промысла и вставил в речь, судя по реакции народа — удачно. Покаялся, за потерю «Орла» — обещал поднять его и поставить на пьедестал в Константинополе на главной площади перед храмом. Не врал, у меня это стало идеей фикс.
Митинг плавно перерос в праздник. Причем, бабы начали приносить вкусности еще до окончания моей речи, так что мой рассказ о героической борьбе Крюйса и светлое будущее оканчивался под веселый гомон толпы и приготовления к большой пьянке. Ну и ладно. Свернул посулы о светлом будущем, и дал отмашку на веселое настоящее.
Окунулся в веселящуюся толпу и отдался на волю водоворота, немедленно образовавшемуся вокруг меня. Мелькали радостные лица, желали здоровья. Кланялись. Никто не позволил себе панибратски похлопать князя по плечу, и даже предложить выпить. Пришлось добывать выпивку самому. Заодно и пообедал. Вкусно, давно так не ел — может потому, что ощутил себя дома.
До мастеров добрался только через час. Такое впечатление, что они от меня прятались. А потом разом окружили насытившегося князя, требуя к себе внимания. Выпили еще по чарке, и втянулись толпой в эллинг. Толпа мастеров стала заметно больше, эдак, раза в два. И капралов в ней мелькало больше десятка. Только егеря мои не размножились почкованием, как были трое, так и остались. Хотя, как выяснил позже, размножились они иным способом, найдя себе половинок в разросшимся Вавчуге.
Мастера пытались говорить наперебой, рассказывая о своих достижениях. Благожелательно кивал на этот сумбур и улыбался. Дома! Жаль только, ненадолго.
Поговорить отдельно с каждым еще успею, пока наслаждался общей атмосферой.
Как первые страсти поутихли, не удержался, объявил летучку и велел всем рассаживаться — благо эллинг был полон пиломатериалами.
Повел рассказ о летней компании по второму разу, но уже не о подвигах Корнелиуса, хоть и в этом ключе — а о поведении матчасти. Разбирал по косточкам, заглядывая в блокнот, каждый отказ и дырку в бортах. Даже ткачихам поставил на вид расползающиеся паруса. У османов, паруса из английской парусины, почему-то не расползались от попаданий. А наши — имеют такую тенденцию.
Обратил внимание, что многие чиркают в блокнотиках. Надулся от важности — не все же им с меня плохие примеры перенимать, а то неудобно видеть, как многие начали курить — хоть раньше ни одного курящего не видел.
Часа за два вывалил из блокнотика все, что наболело. Так как эта операция у меня проходила уже по четвертому разу — первые три были в Воронеже, Липках и Туле — то формулировками пользовался отточенными, вот и справился быстро.
Веселье на улице обороты снижать не собиралось. Периодически дверь в эллинг приоткрывалась, впуская с улицы праздничные шумы, но тут же захлопывалась, не давая понять, чей любопытный глаз осматривал наше собрание.
Поставил к дверям морпеха, велел ему сделать строгое лицо и всех любопытных им отпугивать. Похоже, поставил нереальную задачу, так как морпех только и смог развернуться от меня со строгим лицом. А как пошел к двери, даже по затылку, по шевелению ушей и форме скулы стало понятно — улыбается во весь рот. Пусть его, главное — никого не пустит, и уши греть на нашем разговоре не даст. Сам греть будет.
Окинул взором чуть притихшую толпу мастеров, явно понявшую, что неспроста такие меры. Мысленно ворошил память, вспоминая людей, стоящих за этими лицами. Вроде всех знаю — одних больше, других меньше. Некоторых еще подмастерьями помню. А капралы все из первой сотни, так как помню и их — но рядовыми. Жаль только, имен всех не помню. Плохо у меня на память с именами. Вот зрительная память отличная — и она мне подсказывает, что ничего плохого за этими лицами не числиться.
Остановил взгляд на паре святых отцов и присоединившемся к ним Ермолае. Задал вопрос, фиксируя их взгляд.
— О делах государя дальше речь вести буду. То дела тайные, и ни пол слова из этих стен уйти не должно. Все ли тут мастера готовы такое доверие оправдать?
Мастера зашумели, подтверждая, что оправдают. Вопрос то, вроде как в толпу был задан. Один из святых отцов степенно кивнул, не отпуская моего взгляда. Ну и славно.
