Тимур Максютов - Князь из десантуры
– А чего с парнем случилось? Заболел, что ли?
– Это Тугорбека племянник, – объяснил Азамат, – руку себе третьего дня стрелой распорол. Вот, мается. А что, вылечить можешь? Ты камлать умеешь? Шаман?
Дима не ответил, поднялся. Излечение племянника Тугорбека – очень неплохое начало для выполнения плана по вписыванию в это время. Если уж угораздило попасть в начало тринадцатого века – надо не ныть, а играть теми картами, которые тебе сдали.
Подошёл к парню, попросил:
– Дай, посмотрю руку.
Раненый не ответил – продолжал раскачиваться и что-то бормотать.
Сзади запыхтел Хорь, пояснил:
– Да он совсем плохой, лихоманка у него. Жар. Не слышит тебя.
Дима взял обмотанную грязными тряпками руку, осторожно посмотрел. Охнул:
– А откуда грязи столько? Вы чего с ним делали?
– Как чего? – удивился бродник. – Землю приложили. Можно, конечно, и конского навозу было, да Тугорбек не велел. Куренного шамана с нами нет, он дома остался. А мы лечить не обучены.
Дима вспомнил занятия по оказанию первой медицинской помощи и батальонного врача – капитана мед-службы. «Столбняк, тля, это вам не стояк! От столбняка и помереть можно, а стояк перетерпите как-нибудь!»
Дима зачерпнул воды из ведра, осторожно промыл рану. Присвистнул:
– Рана инфицирована, воспаление началось.
Вынул из бокового кармана брюк армейскую аптечку, которую сам дополнил кое-чем. Подцепил ногтем крышку, достал пробирку со стрептоцидом. Щедро засыпал порошком рану, попросил чистую тряпицу, перевязал. Напоил раненого кипятком, уложил спать у костра, накрыв шубой.
Хорь за манипуляциями Димы наблюдал с большим любопытством. Азамат философски заметил:
– Всё в руках Великого неба. Помрёт – значит, судьба у него такая. Кысмет.
А Хорь сказал:
– Я же говорю – странный ты, Дмитрий. Недаром мы тебя у балбала подобрали, там место колдовское, морочное. Три года назад ехали мы с ватаманом Плоскиней мимо этого пригорка за… кхм, скажем так, по делам…
– Да так и скажи, что ехали кого-нибудь пограбить, – вставил Азамат.
Хорь сделал вид, что не услышал, и продолжил рассказ:
– Вот, ехали мимо и подобрали одного. Ещё чуднее тебя, русич. Волосы, как у девки какой, длинные. Рубаха разноцветная, а порты узкие. И такая дрянь на лице – как бычий пузырь, из двух кружков. Сами кружки как бы тёмные, но прозрачные. Вот, тоже как ты, блаженный. Правда, гусли у него были чудные. Заморские, видать. Струн только нету, на суму похожи или на короб небольшой.
– Горазд ты врать, Хорь, – засмеялся Азамат.
– Да вот те крест, – побожился Хорь, – я сам видел. Знатно он на этих гуслях играл. И песня такая задорная! Точно про нас, про бродников.
Хорь два раза топнул в стылую землю, хлопнул в ладоши и затянул:
Ви-и-лы, ви-и-лы,
В бок, ё!
Ви-и-лы, ви-и-лы,
В бок, ё!
– И куда делся твой блаженный? – заинтересовался Азамат.
– Да на кой он нам сдался? Тем более гусли сломались быстро, – пожал плечами Хорь. – Встретились нам корсунские купцы, так мы его и продали. Помер уже давно, на серебряных рудниках рабы и полгода не живут.
Ошарашенный Ярилов молчал. Бродник точь-в-точь напел бессмертное «We will rock you».
* * *Встали перед рассветом. Позавтракали остатками ужина, быстро свернули бивуак, оседлали лошадей.
Хорь задумчиво теребил аркан.
– Тебя ведь не надо связывать, русич? Не сбежишь?
Ярилов потрогал ободранную шею и согласно закивал головой:
– Конечно, друг, зачем веревку? Куда я сбегу – к волкам в степь?
– Да я-то понимаю, – вздохнул Хорь, – но вот что хозяин скажет… А вот и сам идёт! Сейчас спросим.
Неулыбчивый Тугорбек неторопливо шёл к последней телеге. За ним шагали Азамат и ещё пара половцев.
– Ну ты, холоп, – негромко спросил хозяин, поглаживая висящий на поясе кинжал, – ты вчера над моим племянником шаманил?
«Помер пацан, – с ужасом понял Димка, – теперь точно – кирдык. Зарежет».
– Я жду ответа, раб.
Димка встряхнул рыжими вихрами. Помирать, так достойно. Стараясь не дрожать голосом, ответил:
– Да, бек. Я ночью сделал всё, что мог, чтобы твой племянник выздоровел.
Тугорбек подошёл вплотную, взглянул в глаза. Дмитрий не стал отводить взгляд, принял.
Тугорбек хлопнул Ярилова по плечу, рассмеялся:
– Молодец, холоп. Как там тебя? Димитрий. Мальчику хорошо, лихоманка прошла. Теперь есть попросил. Значит – выживет.
Дмитрий не выдержал – громко выдохнул с облегчением.
Подошёл Азамат, протянул Ярилову берцы:
– Забирай свою ерунду. Не понравились они мне, тяжёлые. Мне бек другие подарил, пусть продлит Великое небо его годы, – и притопнул по земле новеньким щегольским сапогом.
Уходя, Тугорбек сказал Хорю:
– И найди Димитрию кожух какой-нибудь. А то окочурится в своём дурацком кафтане от холода, а его-то лечить некому. Второго-то шамана у нас нет.
И засмеялся – как ворон закаркал.
Димка не выдержал, улыбнулся во все зубы.
Имя и берцы он себе уже вернул. Значит, и свободу вернуть получится.
* * *– А Шарукань – это большой город, – объяснял развалившийся в седле Хорь, – хотя и не такой, конечно, как у ваших князей строить принято. Вот туда и едем. Ещё два дня пути, если Бог даст лёгкую дорогу. Всё из-за обоза, конными-то мы бы быстро доехали. А так – медленно.
– А чего едем туда? – лениво спросил Димка и откинулся на мешках с чем-то мягким. Возница разрешил ему ехать на телеге, и только на подъемах приходилось соскакивать и подталкивать чудовищно скрипящую повозку в горку.
– Так к хану едем, к Юрию Кончаковичу. Наш Тугорбек будет на обиды жаловаться и проситься, чтобы в следующий поход обязательно взяли. А то курень-то у нас маленький, бедный. – Хорь горько вздохнул, – коши, то есть кочевые семьи, скотом небогаты, да и тому тесно, пастбищ мало. Вот Тугорбек и будет челом Юрию Кончаковичу бить, чтобы даровал кочевья побольше и у реки. Там трава гуще, заливные луга, бескормицы не будет. Но главное – в походы чтобы брал. Вот где раздолье! И саблей помахать можно всласть, и добычу, опять же, взять.
Димка лёг на бок лицом к собеседнику и подставил ладонь под щёку, чтобы было удобнее разговаривать:
– Хорь, а почему его так зовут – «Юрий»? Это же православное имя.
– Ну да, – согласился бродник, – он же – крещёный. Многие кыпчакские беки и ханы веру православную приняли. Дочек своих за русских князей и бояр выдают. Тут ведь – пограничье. И русичи местные, и кыпчаки – все на обоих языках говорят. Уж и не поймёшь иногда, кто где. Перемешались все – и кровью, и верой, и обычаем.
– Думаешь, хан даст беку, чего тот попросит?
– Должен дать, – убеждённо сказал бродник, – мы ведь не с пустыми руками едем. Вон, сколько телег – и все с подарками. И кожи, и шерсть, и меха. Серебро везём – правда, немного совсем. Я же говорю, курень у Тугорбека не очень богатый. Но главный-то подарок – в передней кибитке. Самое бесценное, что у него есть, бек решил Юрию Кончаковичу подарить…
Димка не успел узнать, что же такое самое дорогое предназначено хану – обоз встал на дневку. Соскочил с телеги, схватил уже привычно топор и деревянное ведро.
Имя-то и обувь ему вернули, а работу за холопа никто не сделает.
* * *Ярилов тащил два тяжёлых ведра к передней упряжке. Старался поймать ритм, чтобы неуклюжие бадьи не раскачивались, но всё равно – облил ноги ледяной водой. Остановился, громко выматерился.
Но тираду закончить не удалось. Димка заткнулся на полуслове. Войлочный полог кибитки откинулся, и тонкая смуглая рука в гремящих браслетах поманила Ярилова.
Юная красавица рассмеялась, обнажив ровные жемчужные зубки:
– Это на каком языке было сказано? Ни слова не поняла.
Димка почувствовал, как его кровь вспыхнула дурацким румянцем на чумазых щеках.
Девушка продолжала смеяться – будто рассыпала серебряные монетки по каменному полу.
– Ну, что ты молчишь? Или тебе губы носом прищемило?
Легко выбралась из кибитки, соскочила на землю. Чёрные волосы собраны в две тугие косы, кафтан вышит цветами.
Девушка подошла совсем близко, потрогала пальчиком Димкин нос – тот отшатнулся от неожиданности, неловко качнул бадьями, и вода вновь хлынула через края на штаны и берцы.
Незнакомке будто смешинка попала в алые губы – опять засмеялась. Аж ножкой в изящном сапожке притопнула от удовольствия.
– Точно Хорь про тебя говорил, что блаженного найдёныша в степи подобрали. Хотя для младенца ты великоват – вон какой вымахал! Как сказочный батыр Чухор, который для своей любимой золотую пыль с луны собрал. Вёдра-то на землю поставь, балбес. А то тебя водой в речку смоет, ха-ха-ха!
Димка стоял, растерянно глядя на красавицу. После двух дней неприятных неожиданностей, грубых собеседников, неаппетитных запахов и завшивленных шкур её вид поражал, как выстрел в упор. Причём – из гранатомёта.
