Начало пути (СИ) - Старый Денис
А ведь, он сейчас всерьез думал о том, какую цену за меня предложить. Но хватило какого-то разумения, что я более ценный, чем может предложить Гаврила Романович Державин.
— Я и не рассчитывал, что вы откажетесь от такого молодого человека. Но все же… — Державин задумался. — Впрочем, об этом рано. Пишите вирши, прославляйтесь, как Надеждин и как Сперанский, а после я смогу вам в кое-чем помочь. Если на то будет воля уважаемого Алексея Борисовича, то мы поговорим еще о вашей судьбе.
Это что он только что хотел мне предложить? Может дворянство? Это в силах Державина? Он, как-никак президент коммерц-коллегии. Достаточно взять меня туда коллежским советником на полставки в коллегию, которая уже почти что и не работает, и все — дворянство. И ведь не станешь сейчас настаивать, просить и умолять. Или, к примеру, начинать без устали читать чужие стихи. Нельзя. Тут фасон держать нужно. Вот же засада. Мог бы уже завтра стать дворянином. Вот так просто.
— Но я так понимаю, что не только склонность виршесплетению имеете, Михаил Михайлович, но еще к чему-то? — вкрадчиво спросил Державин.
«Вот же, Гаврила Романович, умеешь же задать правильный вопрос. Вначале расслабил, уведя нить разговора, после вновь сделал попытку прояснить для себя то, за чем, собственно и пришел» — думал я, делая вид, что думаю.
— Ну же, Миша, не скромничайте! — сказал князь.
На «ты»? Ой же, княже, ну нельзя ведь самоутверждаться за счет других, даже, если этот другой я, всего-то, поповский сын.
Интересно, на что именно хочет вывести меня Державин? На проекты, которые были переданы Павлу Петровичу? Почему-то только это и приходит на ум. Но обозначить я решил иные свои дела.
— Извольте, скажу, — я чуть усмехнулся, лишь глазами, поняв, что вот сейчас открывается еще одно окно возможностей. — Я занимался поместьем Белокуракино, вывел его на доходность вдвое больше, чем было. Всего за год.
— Неужели? — удивился Державин и посмотрел на князя, ища подтверждения моих слов.
— Не извольте, Гаврила Романович сомневаться, — ухмыльнулся Куракин, как будто в том, что Белокуракино стало больше зарабатывать, есть и его заслуга.
Хотя, нет, это уже я лукавлю. Конечно же, есть и заслуга Куракина. Не был бы он столь доверчив и открыт, то никогда не позволил бы творить со своим активом все, что заблагорассудится. Так что главная заслуга — это невмешательство, и часто бывает так, что именно оно позволяет качественно работать.
— Занятно, весьма занятно, — пробормотал Державин.
— А не желаете, Гаврила Романович и ваши поместья посмотрю? Но тут уже коммерция, уж не обессудьте, — сказал я, а Державин рассмеялся.
— Коммерция? — смеялся Державин. — Пиит, законовед, а еще и коммерциант? Кто вы есть, Михаил Михайлович, больше?
— Позволю себе заметить, что человек должен стремится ко всестороннему развитию. Все в человеке должно быть развито: и душа и тело и разум, — сказал я, может чуточку переигрывая с пафосом.
Разговор явно затягивался и было видно, что Алексей Борисович Куракин несколько нервничает, от того я всячески старался найти повод, чтобы уйти. Нельзя мне нервировать Куракина и уж тем более нельзя взращивать у него ревность к моим успехам.
Но Державин заинтересовался условиями, по которым и его поместья могут получать больший нынешнего доход, пусть и придется со мной в том делиться.
— Хорошо, Михаил Михайлович, я согласен с вашими условиями. Это будет весьма интересно. У меня добрые управляющие и два имения приносят сносный доход. Но денег не бывает много, — Державин улыбнулся и протянул мне руку, что было несколько мне не по статусу, но я пожал, больше автоматически.
На сим в великим русским пиитом, а так же и государственным деятелем мы расстались, но точно ненадолго.
— Я требую объяснений, Михаил! — вызверился Куракин, как только Державин откланялся.
— Ваша светлость, но в чем? В том, что я издал свои вирши и пиит Державин пришел на меня посмотреть? Смею надеяться, что мои вирши не дурны. Или в том, что государыня решила распознать, что происходит около наследника Павла Петровича? — сыпал я вопросами.
— Но… матушка-императрица? С чего такие выводы? — стушевался Куракин.
Я долго объяснял то, что наследник не может быть без присмотра. Куракин знал об этом, но не думал, что такая слежка может быть тотальной. За Павлом не просто смотрят, в Зимнем дворце знают, сколько раз мыли горшок сыну императрицы. Если раньше я думал, что дую на воду и что в этом времени не факт, что такая слежка возможна, то после прихода Державина, неприятного общения с Платоном Зубовым, все стало на свои места. Павла Петровича опекают и даже слишком.
— И что будет? Меня сошлют? Но я же не иду против государыни! — размышлял вслух князь.
— Ваша светлость, не будут вас никуда ссылать, — привирал я, понимая, что и такой вариант вполне себе возможен. — Но государыня не могла оставить без внимания вас, как человека, уже входящего в круг общения Павла Петровича. Убедится ее императорское величество, что тут нет никакого заговора и отстанет. А, скорее всего, именно вы можете занять место Николая Ивановича Салтыкова и стать постом между императрицей и наследником
— Ты, Миша, в гроб меня загонишь раньше сроку, — сказал Куракин и резко сменил тему. — А что ты наобещал Державину? Имения его посмотреть? А у меня спросить дозволения на то? Ты на службе!
Вот же память у моего благодетеля! Был же ранее разговор о том, что я хотел бы организовать такую деятельность, чтобы подымать убыточные имения за процент от дохода.
— Ваша светлость, был у нас разговор. В чем тут проблема? Если мне и придется отлучиться, то ненадолго, на месяц. А Николая Тарасова вы мне и так обещали, — напомнил я Куракину.
— Никто, ты слышишь, никто не может сказать, то Куракины промышляют мещанством! Ты за моей спиной хочешь райские кущи себе создать? Возомнил, что сам Державин с тобой знается? — окрысился на меня князь.
Я уже давно ожидал такую реакцию. Она просчитывалась, как бы я не старался сгладить углы. Не полный дурак Алексей Борисович, чтобы не видеть, что происходит.
— Вы вольны выгнать меня в зашей, как собаку, — сказал я, понимая, что этого не произойдет.
— И чтобы общество сказало, что я выгоняю мало того своего секретаря, но начинающего пиита? — спросил Куракин.
Ай же ты мой покровитель! Сообразительный какой! Да, Державин сильно мне помог своим вниманием. Если бы Алексей Борисович был в фаворе, то можно и взашей гнать такого секретаря, несмотря ни на что. А тут он зависим от малейшей сплетни.
— Ваша светлость, давайте не будем горячиться. Это я с Тарасовым буду иметь коммерцию, а то, что и вы станете получать с того доход, никто и никогда не узнает, на том честью своей клянусь, — с пафосом говорил я.
Куракин посмотрел на меня взглядом ничего не понимающего человека, отвернул голову, заострил внимание на лепнине на потолке, опять посмотрел на меня.
— И сколько дохода я буду получать? — явно не хотя, смущаясь, спросил Куракин.
— Это, Ваша светлость, будет зависеть от того, сколь много удастся повысить доходность имений господина Державина. От этого повышения двенадцать долей и будем брать. Уж мы с вами договориться сумеем, как поделить те деньги, — сказал я.
— Наглец! Ты, Миша, — наглец! Не попович, а не иначе, как сын купеческий, — восклицал Куракин, но не слышал я какого-либо осуждения, противления предложению.
— Ваша светлость, а что по тому прожекту по подготовке и обучению поваров? — сказал я, решив, что сейчас удобный случай напомнить князю о былых договоренностях.
— И, что же, Миша, ты от меня хочешь? Я уже дал соизволение на это дело. Но мое имя и тут не может звучать. Негоже Куракиным заниматься мелкой коммерцией, — отвечал Алексей Борисович.
Отличная позиция для людей, которые не умеют, а чаще всего, не хотят работать. Ты, значит, Сперанский, все организуй, наладь работу, мое имя не используй, а деньги будем делить. И, ведь, поделать нечего, так все и будет. Титул — это он создает условия и погоду для многих дел. Впрочем, я ведь прикрываюсь этим титулом. Спрятался за Куракиным и только выглядываю из-за его спины. Жаль, конечно, что спина у моего покровителя немощная.
