Александр Афанасьев - Исток зла
Но русские машины не пасуют и перед таким бездорожьем.
Русские машины, созданные в стране, где до сих пор не везде (особенно в Сибири) есть нормальные дороги, где за зиму цикл «разморозки-заморозки» бывает больше двухсот раз[85], и от этого не выдерживает даже преднапряженный бетон. Машины, созданные в стране, ставшей родиной внедорожного «трак-триала»[86], в стране, команды которой давно и прочно оккупировали пьедестал почета мирового чемпионата по внедорожным ралли-рейдам в классе «Грузовики», серийные машины с подвеской от бронетранспортера выдерживали даже такие дороги.
Тяжело груженный АМО с комбинированной подвеской — стойки от БТР и дополнительные рессоры — преодолевал неровности афганской дороги на Пули-Хумри со скоростью примерно сорок километров в час, уверенно, неторопливо и даже чуть презрительно к жалким потугам рытвин и колдобин его остановить. Ярославский лицензионный (в оригинале римский «Майбах», «половинка» от танкового) безнаддувный дизель степенно переваривал солярку, радовал мир сизым выхлопом, упорно крутил коленвал и тащил машину вперед через все неровности. Водитель одной рукой придерживал руль, второй — пластиковую бутылку с местным напитком, чаем из верблюжьей колючки, хорошо утолявшим жажду. Было скучно.
Местной достопримечательностью была пыль. В Пули-Хумри ее столько, что она лежала на всём настоящим ковром, достигавшим нескольких сантиметров толщины. Человек ли пройдет, осел ли, машина ли проедет — пыль поднимается и не оседает очень долго, покрывая всё сплошным пыльным туманом. А если идет караван, то становится понятно, почему опытные караванщики навешивают на задний борт своей машины дополнительные фары. Это своего рода «вежливость»: фары включают, когда караван идет через пыль, чтобы водитель, едущий за тобой, мог ориентироваться по этим фарам и не свалиться в пропасть. Ты включишь фары для того, кто едет за тобой, а кто-то, кто едет перед тобой, включит их для тебя…
Как всегда неожиданно и некстати — хорошо, что в месте, где дорога позволяет обгон, — у «АМО» заглох мотор. Видимо, от пыли…
Перемигнувшись рубином стоп-сигналов, колонна встала.
Рамиль, который исполнял обязанности не только сменного водителя, но и механика, проснувшись от толчка в бок, выскочил из кабины, откинул капот и отшатнулся от пахнувшего из-под него жара.
— Ну, что?
— Что-что! На полчаса встали! Мотор перегрелся, о Аллах, помоги нам!
— С чего он перегрелся?
— Да с того, что я говорил тебе, надо фильтры сменить, а ты зажался. Вот теперь и будем куковать.
— Тебя слушать — грош ломаный в кармане после рейса останется!
— А движок запорем — на ремонте неделю простоим!
Стоять прямо на дороге было смертельно опасно. В любой момент могли появиться душманы. Водители здесь, на афганских дорогах, все русские и впрямь были братьями, моментально сгрудились у вставшей машины.
— Что тут?
— Бочонок полетел.
— Бочонок? Запорол?
— Да не… Перегрел только.
— Да какое там перегрел!
— Петро, у тебя такой же бочонок есть, по-моему. Запасной есть?
— Да был где-то…
— Ну и тащи!
— Слышь, Гусь, надо бы дозор выставить. Хлестанут по нам…
— Ага, вся обочина заминирована. Я лучше на крышу встану.
Принесли фильтр-бочонок, общими усилиями поставили вместо старого. Машина не завелась…
— Говорю же, перегрел. Подождать надо.
— А ты уверен, что не запорол? ТНВД[87] пыли хапнул — и здравствуй, дядя, новый год.
— Сплюнь.
— Как ни крути — буксировать надо.
Занервничали афганцы — они принадлежали ни к пуштунам, ни к узбекам, и зарабатывали на жизнь тем, что проводили караваны. Оружия у них было достаточно, но только для того, чтобы прикрыть движущийся караван. Если же машины стоят, рано или поздно о стоящем караване узнают душманы…
— Если надо отбуксировать, я и отбуксирую.
— Один справишься?
— Справимся. Всего-то до караван-сарая дойти. К вечеру догоним, — подхватил водитель «захворавшей» машины.
Как бы то ни было, но стоять здесь было опасно, это понимали и водители. Решение проблемы — одна из машин каравана остается со сломавшейся, и если после того как движок остынет, она не заведется, возьмет ее на буксир и дотащит до караван-сарая, где можно сделать уже более серьезный ремонт. Такое решение устраивало всех — пожелав остающимся удачи, водители расселись по грузовикам, и через десять минут только потревоженная колесами пыль напоминала о прошедшем здесь караване.
— Здравия желаю, господин подполковник, — по уставу поприветствовал своего инструктора (бывшими они не бывают), давшего ему дорогу в сумрачный мир спецназа, Рамиль, бывший татарский хулиган, теперь же лейтенант, боец группы ГРАД-1 Рамиль Валеев по кличке Беспредел, или Бес. ГРАД-1 — офицерская специальная группа в подчинении оперативного штаба КСО, набираются только сироты, задания повышенного уровня риска.
— За здравием дело не станет, а вот к пустой голове руку не прикладывают. Напарник мой — Владимиром зовут. Из десанта выходец.
Напарником у подполковника в отставке Тихонова был здоровый бородатый мужик, похожий на вставшего на задние лапы медведя.
— Рамиль. Бес.
— Александр. Араб.
В этом мире представляться было принято не только именем, но и кличкой. На случай, если через пару секунд прогремит из засады очередь и придется отбиваться, прикрывая друг друга.
— Володя. Быком прокликали… — сказал здоровяк.
Почему именно быком, понятно было и без пояснений.
— Сильно сломались-то?
— Да думаю, постоим немного и заведемся.
— Как знаете, — пожал плечами Тихонов. Он хорошо знал этот мир и эти правила и даже сейчас, когда вокруг были только пыль и камни, не задал ни единого вопроса, ни о них самих, ни о задании, которое они выполняли, — тогда мы наверху посидим, посмотрим…
— О, за это спасибо!
…Это было не патрулированием, патрулировать смысла не было, тем более двумя машинами. Они возвращались с задания, в этом случае путь эвакуации по воздуху был признан слишком опасным. В их распоряжении был обычный британский грузовик «Моррис», артиллерийский тягач, бронированный от фугаса и используемый здешним контингентом для того, чтобы закупать провизию у местных. Называлось это чудо «Риджбек»[88], специальное транспортное средство. Местные душманы знали этот грузовик и не стреляли по нему, потому что едущие в нем британцы приносили деньги тем, кто торгует в дуканах. А те, кто торгует в дуканах, отстегивали долю «на джихад». Вот и получалось, что колесил этот бронированный грузовичок по местным дорогам, то пустой, то полный — и странным образом ни разу не попадал под обстрел. Как заговоренный. Британцы тоже соблюдали правила игры, использовали его строго по назначению, но когда речь идет о безопасности принца королевской крови, тут все средства хороши.
Уорхол свалился на базе с дизентерией — жестокая, высасывающая человека болезнь, типичная для здешних мест. Остальные были на месте — МакДональд крутил баранку, МакКлюр сидел с принцем в бронированном кузове, О’Доннел стоял за пулеметом в бронированной кабинке, глотал афганскую дорожную пыль и чихал. Наученные горьким опытом долгой и жестокой войны, британцы прикрывали пулеметчика на триста шестьдесят градусов и еще сверху листами брони и толстыми, способными противостоять пулям стеклоблоками. Но от пыли невозможно было прикрыться, поднимаемая бронеавтомобилем пыль просачивалась через стрелковые амбразуры, делая жизнь стрелка просто невыносимой. Некоторые башенные стрелки, ганнеры, спасаясь от пыли, на время движения надевали противогаз.
Принц уже привык к жестокой тряске — когда бронировали грузовик, в подвеску просто добавили два дополнительных листа в рессоры, отчего при движении в кузове трясло немилосердно. Как опытный боец, он уже знал, что перед движением нужно подложить под пятую точку свернутый спальный мешок или коврик, чтобы не так трясло. С самого утра у принца было дурное настроение. МакКлюр не видел в этом ничего необычного, у всех, кто приезжает сюда впервые, в первые недели «ходки» бывает дурное настроение. Потом человек привыкает и принимает всё, здесь творящееся, как норму и даже не хочет отсюда уезжать. МакКлюр знал, что всех вернувшихся из Афганистана на два года лишают избирательных прав — считается, что психика этих людей серьезно подорвана и им нужна реабилитация[89].
— Зачем мы здесь, сэр? — вдруг спросил принц после того, как их тряхнуло особенно сильно, чуть не до пробоя подвески.
МакКлюр про себя выругался последними словами.
— В смысле, Ваше Высочество?
МакКлюр надеялся, что принц разгневается — он не любил обращения «Ваше Высочество», но принц не обратил на это внимания.
