Александр Авраменко - Начало великих свершений… (другая версия)
— Господин наставник! Курсант Хенске прибыл! Представляюсь по случаю нахождения в увольнении!
Сева сфокусировался на мне. Потом расцвёл- улыбка до ушей.
— Вольно, курсант. Присаживайтесь.
Ну, я ему:
— Спасибо, господин полковник, но я не один. Со мной мои товарищи…
— Уместимся?
— Конечно, господин полковник.
— Зови.
И вижу я что взгляд у него такой… Стеклянный немного. Но соображает ещё крепко. Помахал я кумпелям своим, подошли ребята, представились. Вижу, понравились они моему товарищу. Словом, сели, заказали пожрать, напитков всяких там, сидим. Гуляем. Я за Всеволодом Львовичем наблюдаю, странно он как-то пьёт: определённый градус набрал, а теперь процесс обратный начался, только глаза всё стекляннее. Орлы мои сидят, мясо жареное нахваливают, а нам с Севой смешно- сразу видно, что они за русским столом не сидели, настоящей еды не пробовали. Ну, мы как старшие товарищи помалкиваем, аппетит им не портим. А они наяривают, будто в армейской столовой, кто быстрее порцию свою съест, чтобы бачки не нести… Я под конец не выдержал, засмеялся, не поняли ребята, пришлось разъяснить, почему мне смешно. Да и Сева еле улыбку сдерживает. Засмущались мои орлы… Вдруг словно волна по залу прошла, мы раз, следом за всеми, и едва челюсти свои не потеряли: Марика Рекк в зал входит в сопровождении каких то шпаков гражданских. Видать, кино снимают по заказу "бабельсбергского бычка" где-нибудь поблизости. Ребята мои сразу завздыхали, заохали: у нас же вся молодёжь в неё заочно влюблена. Сева так вдруг глянул на них, усмехнулся нехорошо и спрашивает:
— Что, панцеры, хорошая женщина?
Ну, ему в ответ только вздохи завистливые. Он им в ответ, значит:
— Учись, молодёжь, у старшего поколения…
Поднимается и спокойно шагает к дирижёру. Там так его пальчиком поманил, согнулся тот в поклоне, выслушал внимательно, затем вижу, расцвёл словно роза на солнце, купюру в карман прячет. Отлетел от подполковника, рукой махнул, конферансье подозвал. Прошептал ему на ухо, тот кивнул и со сцены: " Уважаемые дамы и господа! По просьбе нашего гостя, подполковника Соколова исполняется вальс Ивана Максимовича Дунаевского из кинофильма "Опрокинутый Мир"! Тут дирижёр палочкой махнул, музыка заиграла, Сева прямо к Марике через весь зал. Подходит. Каблуками- щёлк, голову в поклоне склонил, мне бы такой шик! А мы смотрим- знаменитая актриса так, краснеет на глазах, потом поднимается. Ручку подполковнику нашему протягивает и закружились они в танце. Тишина гробовая, только музыка звучит, а они кружатся… Тут уж я как и мои ребята челюсть от удивления до пола уронил… А они тур закончили, к ней за стол. Киношники Севу по плечам хлопают, руку пожимают, чуть ли не обнимаются, словно старого знакомого встретили. Мы за своим столиком понять ничего не можем, тут смотрим, Сева Марику под ручку, и ауффидерзейн, геноссе! В дверь оба- нырк, и нет…
Утром мы его встретили только. Когда танки они нам передавали. Всеволод Львович в комбинезоне, когда над моторным отделением нагнулся, воротник немного отошёл. Ну, тут я на шее у него и увидал здоровый такой след от поцелуя, сразу по такому видно что женщина довольна кавалером осталась на все сто… Сева взгляд мой перехватил, усмехнулся, ворот поправил и продолжил лекцию читать. А мне потом сказал, когда мы одни остались:
— Ты, Вилли, послушай совета моего: знаю, что на "Змее Горыныче" повоевать успел. Но возьми лучше себе «Корнилова». Не в пример «ЗГ» машинка удобнее. Усёк, курсант?
— Так точно, господин полковник!
— То-то же. Старый вояка плохого не посоветует.
И подмигнул. А потом продолжил:
— Ты своих ребят учи так же, как я тебя учил- душу в них вкладывай. Смотрю, по значкам в обоих компаниях участвовал?
— Так точно, господин полковник!
— Ранения есть?
— Никак нет, господин полковник!
— Вот так и надо. Так что… Ну а прощаться с тобой надолго не буду, увидимся ещё. И скоро…
Пожали мы друг другу руки, обнялись по-русскому обычаю, он в машину сел и только пыль столбом… Уехал, ребята ко мне:
— Ну что? Как?! Неужто?!
Ничего я им не сказал, а только команду подал:
— Становись!..
А через месяц, мы едва успели наши танки освоить, нас в вагоны, и в Россию, под Царицын. Там огромные лагеря в степях были построены… Наш Союз готовился к решающим битвам с Англией, Японией, и Америкой, поэтому перед Объединённым Штабом Вооружённых Сил Союза стояла задача провести боевое слаживание вооружённых сил всех войск. Германских. Русских. Итальянских. Потому что воевать теперь нам придётся вместе. Там мы и пробыли до весны сорок первого. Правда, и в отпуска ездили, и вообще. Мирная жизнь, она штука хорошая…
Полковник Всеволод Соколов. Берлин, июнь 1940
Вместе с Танкистом я гуляю по Берлину. Делать-то особо нечего. Горничная, потрясенная моей перепиской с Рейхсфюрером СС, по собственной инициативе принесла мне поводок и шлейку для мопса. Свое подношение она объяснила так:
— Герр оберст, право гулять по Берлину Ваш кот заслужил в бою…
Похоже, что после посылки Гиммлеру, достопочтенная фрау представляет себе Танкиста, заряжающего орудие, или управляющего танком… Странно, но кот на поводке ведет себя исключительно спокойно и, я бы сказал, достойно. Он шествует по улице с гордой уверенностью, свойственной всем домашним котам, которых «добрые» хозяева догадались не кастрировать в детстве.
Навстречу нам шагает гауптман люфтваффе с овчаркой на поводке. Я напрягаюсь, готовясь защищать своего боевого товарища, но камерад берет своего пса за ошейник и козыряет, стараясь скрыть улыбку. Козыряю в ответ, но на всякий случай, все же поднимаю Танкиста на руки. Бог их разберет, этих овчарок, вырвется еще…
Однако, что же делать? О, идея! Что-то я давно в кино не был. Так, что у нас тут? "Фридрих Великий"? Интересно, интересно… А как же они показали наше участие в Семилетней войне? Пожалуй, стоит посмотреть…
Перед входом меня останавливает вежливый билетер:
— Прошу прощения, герр оберст, но Вашего питомца пропустить я не могу. — Он указывает на табличку: "Собакам и евреям вход воспрещен!"
— Я не понял: по-вашему, он собака? Или еврей? Могу поклясться: он не обрезан, и лаять тоже не умеет.
Сзади звучит короткий смешок. Оглядываюсь: там стоят трое штатских. Что-то подсказывает мне, что это соотечественники.
— Слава героям!
— России слава! — и уже к билетеру, — Мы можем подтвердить, что этот кот не собака и не еврей.
— Благодарю Вас, соратники, — у всех троих на лацканах пиджаков партийные значки, — Вы не из посольства?
— Нет, — они улыбаются, — мы здесь в командировке. Вот полдня свободных выдалось. А Вы, соратники?
— А мы, — я поднимаю лапу Танкиста, — на отдыхе, в краткосрочном отпуске.
Командировочные присоединяются ко мне, но не надолго. Пока они рассказывают, как прибыли по поручению Берии к рейхсминистру науки Русту, мне интересно. Но когда они начинают расписывать все сложности с поставками полиметаллических руд, сетовать на недостаточные мощности оборудования ионообменных процессов, прославлять и весьма изобретательно бранить каких-то неизвестных мне личностей (на слуху только фамилии Тиссен и Курчатов, но я, убей меня Перун, не имею ни малейшего понятия — в связи с чем их слышал), мне становится сперва скучно, а потом — тошно. Поэтому я под благовидным предлогом оставляю соратников выяснять дальше, кто виноват в том, что до сих пор не запустили какой-то котел, и что там нужно ускорять.
В зрительном зале Танкист ведет себя удивительно деликатно. Он удобно располагается у меня на коленях и тут же начинает громко урчать как хороший мотор.
— Ах, какая прелестная киска! — восхищается молоденькая немочка, сидящая рядом со мной.
Она вежливо спрашивает разрешения погладить это рыжее чудовище, и чешет разомлевшего Танкиста за ухом. Между нами завязывается разговор о кошках, который, постепенно, переходит в разговор о людях. Через пять минут я знаю, что ее зовут Барбара Бендлер-Требиц и у меня имеется ее номер телефона, домашний адрес и искреннее приглашение заходить без стеснений в любое время. Стоит подумать: фройляйн мила, фигуриста, светловолоса и сероглаза. Ну, спасибо тебе, дружище Танкист — с помощью кота я с девушками еще не знакомился…
Гаснет свет и на экране появляется германский орел на фоне восходящего солнца — заставка журнала "Die Deutsche Wochenschau". Меня всегда удивляет странная особенность германской кинохроники — чрезвычайно бодрый голос диктора. Создается впечатление, что он сейчас захохочет в голос. Удивительным контрастом с этим является голос Левитана, который озвучивает нашу хронику и читает новости по нашему радио. Его голос, звучный, торжественный и несколько выспренный, точно призывает: посмотрите на наших Героев! Почувствуйте себя обязанными нашим Героям! Преклоните колени перед нашими Героями! И помните: наши Герои умирают ЗА ВАС!!!
