Александр Мазин - Варвары
В общем, кончилось тем, что Агилмунд дал братьям «автономное» задание, а сам занялся исключительно Коршуновым. При этом никаких острот в отношении ученика не позволял, а уж Алексей вообще помалкивал. Сбылись самые худшие его опасения: теперь Агилмунд наверняка знал, что никакой Коршунов не герой, а полный лох во всем, что касается «благородного воинского искусства» нашинковать своего ближнего.
Посвятив Коршунову львиную долю времени, десятник рикса вспомнил и о братьях и взялся обучать их пользоваться щитом. Опять посыпались комментарии вроде «трехногого шелудивого борова» и «умирающей от парши шавки». Громоздкий щит то и дело вываливался из рук обучаемых, оказываясь на траве. Или на траве оказывались сами обучаемые, а щит располагался сверху. И создавалось полное ощущение, что без этого оружия защиты парням было бы намного проще защищаться. И опять Агилмунд похвалил Книву и отругал Сигисбарна. И на обратном пути Сигисбарн волок и полупудовый щит, и еще килограммов тридцать всякого барахла, а Книва бежал налегке: всего лишь с копьем, топором и пятикилограммовым петухом-тетеревом, которого сам же и подбил ловко пущенным камнем.
Коршунов ехал рядом с Агилмундом и с беспокойством ждал, что тот скажет по поводу Алексеева «умения» владеть оружием.
И дождался.
Глава восемнадцатая
Алексей Коршунов. Двуногий талисман
— А ты ловок, Аласейа, — одобрительно произнес Агилмунд. — Хороший воин, оказывается.
Коршунов уставился на него в полном недоумении.
— А я думал — неумеха ты, — продолжал Агилмунд.
— Думал? — удивился Коршунов. — То есть ты и раньше знал, что я… Не очень?
— Не очень? — Агилмунд негромко засмеялся. — Что я, слепой? Не видал, что ты меч будто мотыгу держишь? А копьем шуруешь — как баба в печи кочергой. Это ж каждый видит, у кого глаза есть.
— То есть и Ахвизра?..
— Конечно!
— И Одохар?
— А Одохару даже смотреть не надо. Он и так увидит. По шагу хотя бы.
Коршунов некоторое время переваривал услышанное. Потом спросил:
— А когда Одохар мне предлагал в поход с ними идти — он знал?
— Ну, Аласейа… — Агилмунд поглядел на Коршунова как на слабоумного. — Это же Одохар. Рикс. Конечно, он знал.
Алексей еще пару минут переваривал информацию.
Они выехали из леса. Впереди блеснул синий изгиб реки. Кони перешли с рыси на шаг.
— Но зачем риксу нужен такой воин, который не умеет копье держать толком? — наконец спросил Коршунов.
— Да какое Одохару дело, как ты копье держишь? — в свою очередь удивился Агилмунд. — Не нужно Одохару твое копье, что, у нас своих копий нет? А вот удача твоя… Это да! Это нам нужно! Ха! В большой поход! С небесным героем! Под небесными парусами! Цвета снега и крови! Ах-ха! — Он толкнул коня пятками и пустил его легким галопом. Коршунов сделал то же, чтобы не отстать. Топот и пыхтение «пехоты», изо всех сил старавшейся не отставать от всадников, стихли в отдалении. Алексей догнал Агилмунда.
— Значит, я неумеха?
— Я ошибся, Аласейа! — заявил старший Фретилыч. — Ты не неумеха. Сегодня я это понял.
— Да ну? — не без иронии отозвался Коршунов.
Его очень утешило, что от него не ждут фехтовальных подвигов. Но нельзя сказать, что ему очень льстила роль «талисмана». Отчасти потому, что он помнил, как поступают с талисманом, который перестает «работать».
— И что же ты понял?
— Да то, что и раньше мог понять. Догадывался. Когда мне говорили, как ты в гневе камнем огонь и гром из земли высекаешь. Ты — воин. Только привык к другому оружию. Не такому, как наше. Верно?
— В общем да, — осторожно ответил Коршунов.
— Ха! А ты и впрямь в гневе гром и огонь метать можешь?
— Иногда, — еще более осторожно ответил Коршунов.
Он помнил, сколько у него патронов, и не собирался устраивать демонстраций. Без необходимости.
— Ха! А Ахвизра, чурбан, говорил: вранье! Покажешь?
Коршунов покачал головой.
— Нельзя, — сказал он. — Сейчас нельзя.
— А когда будет можно? — Глаза Агилмунда горели совершенно детским восторгом.
— Это редко бывает, чтобы можно. Редко, но бывает… — Подумал немного и добавил: — Но говорить об этом нельзя. Беда будет. Ты понял, Агилмунд?
— Ха! Конечно, понял! — Он коснулся рта пальцем и подмигнул.
Доволен. Теперь у них с Аласейей — общая тайна. Тайны же тут любили все. Тайны, тайные знаки. Коршунову об этом еще Черепанов говорил. Мол, даже Травстила с Овидой, серьезные люди, исподволь сигналами обмениваются. Даже показывал какими. Ну просто как дети.
— Все же, Агилмунд, я бы хотел и вашим оружием научиться пользоваться, — сказал Коршунов.
— Научишься, — успокоил его риксов дружинник. — Ежели ты уже воин, так с любым оружием освоишься. Ты быстро научишься, я видел, как у тебя выходит. Вот Скулди говорил: ему ромлянское снаряжение тоже сперва непривычно было, а потом привык. А со Скулди ты, вижу, уже подружиться успел?
— Вроде того.
— Это хорошо. Скулди при Комозике — как я при Одохаре.
— Да? — Коршунов поглядел на своего родича с большим интересом. — Скулди сказал, что его главное дело… (Как бы это поточнее выразиться?) Новости для Комозика собирать.
— Ха! «Новости»! Не новости! — Агилмунд поднял палец. — Не только новости. Все знать про всех, что риксу надобно.
— И ты знаешь? — спросил Алексей.
— Ясно, знаю! — самодовольно ответил старший сын Фретилы и коршуновский шурин. — И про того же Скулди, и про Комозика, и про каждого дружинника герульского! Все! Не сомневайся! У меня там… — тут он осекся и сказал, откашлявшись: — Ты, конечно, родич мне, Аласейа, и небесный герой, но все же пока не в дружине нашей. Лучше тебе того не знать, как я вести узнаю. Еще проболтаешься Скулди тому же…
— Ты меня что, болтуном считаешь? — недовольно спросил Коршунов.
— Да не обижайся ты! Не в том дело. Не обижайся!
— Ладно, забыли, — отмахнулся Алексей. — Ты мне вот что скажи: Скулди считает, что прошлый большой поход нехорошо кончился из-за ромлянских соглядатаев. И этот тоже может провалиться. Из-за того же. А что считаешь ты?
— Глупости! — отрезал Агилмунд. — Скулди как у ромлян пожил, так ему всюду ромлянские козни чуются! Не было тогда с нами настоящей удачи — вот и побили нас. А теперь у нас удача есть. Вот ты хотя бы!
Но Коршунов не был так уверен в своих способностях универсального «талисмана». Опасения герула показались ему вполне оправданными. И следовательно, имелась необходимость в поддержке Одохара. И Агилмунда, коли уж тот действительно заведует Одохаровой разведкой. Но чтобы привлечь его на свою сторону, нужны были аргументы. Аргументы, значимые именно для Агилмунда.
— Что есть мерило удачи? — спросил он.
— Слава, — не раздумывая, ответил родич. — Богатство.
— Велика ли слава ромлян?
— Да уж не мала.
— А велики ли их богатства?
— Ха! — в глазах Агилмунда вспыхнула ничем не прикрытая алчность.
— Так какова же мера их удачи? — вкрадчиво спросил Коршунов. — Велика ли?
Агилмунд не ответил. Думал.
— Помнишь, ты говорил мне: лишая удачи, боги наделяют неудачника слепотой. И он, идя в бой, не видит настоящей силы врага?
— Помню, — ответил десятник рикса. — И что же?
— А то, что сила не только в числе воинов, а удача в битве может выглядеть и так, что ты знаешь о враге все: какова его сила, когда он хочет напасть, куда ударит… И ждешь его там, где он не ждет тебя встретить. Это ведь тоже удача, Агилмунд, верно?
— Пожалуй.
— Но это — создаваемая людьми удача, Агилмунд. И лазутчики ромлян как раз и могут создавать такую удачу. Они не надеются на то, что боги все сделают за них. Они действуют, Агилмунд. А боги любят тех, кто действует!
— Я понял, — сказал Агилмунд. — Я сказал Одохару: пусть Скулди ищет ромлян в бурге Комозика. У нас нет ромлян.
— А тех, кто служит ромлянам?
Агилмунд пожал плечами:
— Откуда они возьмутся? Зачем нашим людям губить собственную славу?
— А ты подумай о тех, кто не хочет, чтобы поход увенчался успехом?
— Таких у нас нет! — убежденно ответил Агилмунд.
— Да неужели? — усмехнулся Коршунов. — Если поход будет победоносным, Одохар станет сильнее. А если — нет? Неужели никто в бурге не хочет, чтобы Одохар стал слабее?
С мозгами у риксова десятника было все в порядке. Сразу сообразил.
— Ты хочешь сказать, что Стайна может служить ромлянам? — недоверчиво проговорил Агилмунд. — Стайна? Хранитель Закона? Мирный вождь?
— Не сам Стайна, конечно. Но, может, кто-то из его людей? Кто-то из тех, кто торгует с герулами? Кто-то из тех, кто возит товары на юг…
— Чего ты хочешь? — быстро спросил Агилмунд. Он был человек практичный.
