Андрей Валентинов - Бойцы Агасфера (Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы)
Нетерпеливая, смерть уже не раз дышала в Степин затылок. Два раза его ставили к стенке, причем один раз к настоящей – кирпичной и очень сырой. Эту сырость, обжигающую спину, Косухин запомнил крепко. И каждый раз Степа держался твердо и даже нагло. Он помнил слова комиссара Чапаевской Митьки Фурманова, с которым сдружился на Белой: «Доведется подыхать – подыхай агитационно». Но теперь, когда можно было либо без хлопот умереть прямо у кромки взлетного поля Челкеля или идти по неведомой тропе сквозь предрассветную мглу, Косухин не сомневался ни секунды, твердо зная, что на тот свет всенепременно успеет. Зазря Косухин погибать не собирался, и под его черной мохнатой шапкой роились планы, один замысловатее другого.
Светало. Восток белел, тьма отступала назад, к оставленному ими Челкелю, а у самого горизонта разгоралась еле приметная красная полоса. Холмы, едва заметные ночью, теперь были видны во всех подробностях – одинаковые, с голыми, неприветливыми склонами, на которых лишь кое-где торчали высохшие клочья прошлогодней травы.
Когда они в очередной раз остановились перекурить, Арцеулов как бы ненароком взглянул на часы.
– Половина восьмого! Полчаса еще есть… Что там впереди?
Глазастый Степа всмотрелся:
– Гора… Или даже две, но далеко… Ежели чего – сворачиваем за холмы…
– Найдут! – поморщился капитан. – Холмы невысокие. Пара конных патрулей – и баста! Надо к горам. Генерал не зря говорил про ущелье…
– Ага, не зря! – хмыкнул Косухин. – Этот беляк тебе подскажет!..
Солнце уже успело наполовину вынырнуть из-за горизонта, когда они добрались до ближайшего подножия. Невысокая горная цепь едва возвышалась над вершинами окрестных холмов, заросших сухим колючим кустарником. Внезапно Степа остановился, упал на тропинку и приложил ухо к земле. Встав, он машинально отряхнул шинель и неохотно проговорил:
– Скачут… Версты за полторы. Рысью идут – не спешат…
– Быстрее! – скомандовал Арцеулов. – Вперед!
Тропа начала сворачивать влево, огибая склон. Идти стало труднее – дорога шла наверх, вдобавок камни стали встречаться заметно чаще. Арцеулов почувствовал, что боль возвращается. Пришлось закусить губу, чтобы не дать вырваться невольному стону. Косухин словно что-то почувствовал и, остановившись, вопросительно взглянул на капитана. Тот отрицательно помотал головой – задерживаться было нельзя. К счастью, боль отступила быстро – почти сразу.
Они поднялись наверх и оказались у небольшого перекрестка.
– И что? – вопросил Степа. – Куда теперь?
Арцеулов вытер проступивший на лбу пот – боль не прошла даром.
– Тривиум.
– Чего?
– Перекресток трех дорог, – пояснил Ростислав.
Мудреное латинское словцо было употреблено всуе. Дело было и так ясное – тропинка раздваивалась. Один путь вел к подножию следующей горы, другой сворачивала вправо.
– Если генерал говорил правду об ущелье, то это туда, – Ростислав указал на правую тропу. – Рискнем?
– Эх, не верю я этой контре! – вздохнул Степа. – Ладно, все одно, в степь не уйдешь…
Они свернули вправо. Тропа резко покатилась вниз, отвесные склоны расступились, и перед ними открылось глубокое ущелье, тянущееся далеко на юг. Косухин вгляделся и неодобрительно бросил:
– Попались, чердынь-калуга! Не скроешься.
Он оказался прав – скрыться было действительно негде. Арцеулов молчал, взгляд его не отрывался от склонов – капитан искал выход.
– Генерал сказал так: «Если вы верите в бога Христа или в других богов, то они помогут вам…» Если мы верим…
– Гляди! – внезапно крикнул Степа, указывая на узкую тропу, ответвлявшуюся от основной дороги. Она уходила вверх по склону, петляя между острых камней причудливой формы.
– Снова тривиум, – негромко, самому себе, проговорил Арцеулов. – Если мы верим в бога…
– Ты чего? – не понял Косухин. – Погляди – какая-то дыра! Пещера вроде…
– Это не пещера, – всмотревшись, покачал головой Ростислав.
Тропинка, забравшись метров на сто вверх по склону, пропадала у ровного четырехугольного отверстия, высеченного в скале. Можно было заметить четко обозначенный порог и грубо выбитое изображение над черным входом.
– Храм! – осенило Ростислава. – Если мы верим в бога Христа или других богов…
– Так чего, нам туда? – недоверчиво спросил Степа.
Арцеулов задумался. Где-то сзади, возле невидимого за поворотом тропы входа в ущелье, послышался стук копыт.
– Наверх! – решил он. – Может, не заметят.
Косухин не спорил. Встречать врагов на верхнем краю почти отвесной тропы лучше, чем убегать от них по ущелью.
Арцеулов взбирался первым. Тропа стала почти отвесной, приходилось то и дело цепляться руками за камни. Чертыхавшийся Степа отставал на добрый десяток шагов. У Косухина дело не ладилось – камни вырывались из-под ног, да и вообще, лазить по горам он был не мастак.
Тропа, свернув вправо, внезапно кончилась, выведя на небольшую ровную площадку. Капитан остановился, переводя дух, затем поглядел вниз. Оставленное ими ущелье было пустым и безлюдным, но слева, где находился первый перекресток, слышались голоса и негромкое лошадиное ржание. Ростислав поглядел направо – ущелье тянулось дальше версты на три, но затем резко обрывалось, упираясь в отвесный склон. Тупик!
На площадку вылез недовольный и запыхавшийся Степа, отряхнул с рук сухую холодную пыль и тоже поглядел вниз, откуда уже доносился стук копыт.
– Присядьте! – шепнул Арцеулов.
В ущелье въезжал патруль – пятеро в знакомых шинелях с меховыми воротниками.
– Эх, заметят! – скривился Степа. – Приметная тропа! Винтарь бы… Я бы тут роту задержал!.. Пошли-ка в пещеру. Чего тут глаза мозолить?
Арцеулов согласно кивнул и повернулся к черному провалу. Когда-то здесь действительно находился храм. Четырехугольник входа был аккуратно врезан в скалу, по бокам резец обозначил две массивные колонны, на которых когда-то были выбиты надписи. Над входом, как заметил Ростислав еще с тропы, находилось изображение всадника, протягивавшего к небу правую руку. Правда все – и надписи, и всадник – оказалось разбито до неузнаваемости. Кто-то позаботился о том, чтобы редкие гости не смогли догадаться, каким богам поклонялись в этом пустынном месте.
– Вроде Егория, – неуверенно заметил Степа, вглядываясь в разбитое изображение. – Только копья нет…
– Непохоже, – покачал головой капитан. – Да и откуда тут быть христианскому храму?
Косухин еще раз взглянул на всадника и стал подниматься по ступенькам. Их было семь, причем верхняя оказалась почти полностью разбита, а сквозь остальные прошли глубокие трещины. Секунда – и Степа скрылся в темном проходе. Арцеулов последовал за ним, но перед этим не удержался и вновь посмотрел вниз. Патруль остановился, солдаты, о чем-то споря, указывали на идущую вверх тропу…
Ростислав ждал темноты, но внутри было неожиданно светло. Храм оказался невелик, почти квадратен, с неожиданно высокими сводами. Стены когда-то покрывали глубоко врезанные надписи, но и здесь все было разбито и уничтожено. Справа темнела горизонтальная ниша, такая же ниша, только вертикальная, напоминающая дверь, была там, где у христианских церквей находится алтарь. Возле нее угадывались остатки каких-то изображений, но здесь руки разрушителей поработали особенно тщательно. Капитан подумал, что это чем-то похоже на буддийский храм и хотел поделиться своими соображениями с Косухиным, но тот внезапно замер, а затем осторожно дернул капитана за рукав, кивая в угол. Ростислав понял – они были в храме не одни.
…Старик сидел в дальнем углу, расположившись на чем-то, напоминающем вытертый ковер или старый халат. На плечи была наброшена то ли шуба странного покроя, то ли опять-таки халат, голову венчала темная остроконечная шапка. Степа, кашлянув, нерешительно произнес: «Здрасьте…». Человек в остроконечной шапке кивнул, но не поднял головы.
Внезапно сзади послышались резкие гортанные голоса – патрульные взбирались по тропинке.
– Эх ты! – прошептал Степа. – Чего делать-то, чердынь-калуга?
– Придется выйти, – решил Арцеулов. – Останемся – старика прикончат вместе с нами…
Косухин затравленно оглянулся. Выходить на верную смерть не хотелось, но беляк был прав – подставлять под пули невинного не следовало.
– Вот и погуляли! – вздохнул он. – Нет – отгуляли…
Возразить было нечего. Арцеулов еще раз окинул взглядом храм. «Если вы верите в Бога Христа или в других богов…» Степа лихорадочно осматривался, соображая, что предпринять. Ниши он приметил сразу, но прикинул, что в них не отсидеться – заметят. Итак, надо уходить. В том, что его, Степана Косухина, комиссара Челкеля и уполномоченного Сиббюро, пристрелят при попытке к бегству, старик в остроконечной шапке не виноват. Косухин вздохнул и повернулся к выходу, как вдруг откуда-то сзади послышался негромкий голос. Степа оглянулся – старик смотрел прямо на них и что-то говорил, потом поднял тонкую худую руку, словно приглашая остаться.
