Артём Рыбаков - Игрушки. Выше, дальше, быстрее
– И каким же образом?
– Ну, считай, на пару дней уже сорвали подвоз подкреплений… – не очень уверенно сказал я. – А в преддверии битвы за Смоленск это может серьёзно сыграть…
– Ты себя слышишь? – прервал меня командир. – Тебе напомнить, сколько это сражение шло? Три месяца. А ты говоришь – «на два дня»!
– А зачем же мы тогда мосты взрывали? – спросил присутствовавший здесь Тотен.
– Потому что по-другому нельзя! – отрезал Фермер. – Если бы мы их не взорвали, я бы себя перестал уважать. Хоть чем-то помогли нашим. Может лишний полк от немцев оторвётся.
– Так, что же мы делать должны, если и это – малость незначительная? – спросил я.
– Делать – что можем. И не считаться… Даже если твои сведения, Тоха, они подтвердят через месяц. Уже на фронте легче будет. Те три десятка немцев и полицаев…
– Обижаешь, командир…– перебил его Бродяга, – по моим подсчётам – полсотни, и это – без учёта последних диверсий.
– Ну, пусть – полсотни. Но они до фронта не доехали, а на их место новых из Германии везти надо. Так что нос не вешаем и работаем дальше. Приказ понятен?
… Вот, согласно этому приказу я и маялся бездельем на базе. На этот раз я дежурил в радиопалатке, гоняя сканер, поскольку Бродяга выехал «в поля». А я, как «хромой увечный» считался командованием пока неспособным к длительным походам, да и вспоминать о войне в комфортных условиях охраняемого лагеря удобнее. Вскоре после обеда ко мне подошёл Бухгалтер.
– Антон, не возражаешь, если я с тобой посижу?
– Возражаю. Только снаружи.
– Ну, снаружи, так снаружи.
Я добавил громкости и вышел из палатки. Усевшись в паре метров на брёвнышко, я достал из кармана пачку немецких сигарет и поманил Трошина.
– Ты, Вячеслав, не обижайся, но нельзя тебе туда.
– Да я понимаю… А ты ничего не пропустишь, пока куришь тут?
– Услышу… Мы молча закурили.
– Слав, я вот чего тебя спросить хотел, – начал я.
– Да?
– Ты ж майором был, так?
– Да.
– А как рядовым оказался?
– Может, не будем об этом? – просяще сказал Трошин.
– Отчего же? Хочется знать, кто мне спину прикрывать завтра будет…
– Ну… – замялся Вячеслав.
– Смелее, – подбодрил я его, – я же не справку запрашиваю с тем, чтобы тебя тиранить, а по-людски предлагаю поговорить.
– Понимаешь, Антон, когда вся эта бодяга с заговорами и предателями у нас в округе завертелась… – он шумно откашлялся, – я перетрусил.
– А чего испугался?
– Ну… я Якира лично знал…
– И что? Его многие знали…
– Короче, перетрусил я. Меня для беседы к вам приглашали.
– Для беседы или на допрос?
– Для беседы, дескать, имеете что сообщить, товарищ майор…
-И чего страшного в этом?
– Сейчас, конечно уже не так воспринимаю, а тогда… Запил я…
– А вот это ты зря! В бутылке не спрячешься и от беды ею не закроешься!
– Тебе легко говорить! – с обидой сказал, почти крикнул Вячеслав.
– Да, мне – легко… – спокойно ответил я. – А дальше что?
– Покуролесил я сильно, несколько раз за пьяные драки в милиции оказывался… А потом разжаловали меня… Сначала в старшие лейтенанты… А я не одумался, а когда спохватился – уже поздно было… В сержантах я оказался.
– Так отчего ты рядовой сейчас?
– Это уже три месяца назад, весной. К нам нового комиссара в дивизион прислали, из партпризыва. Не поверишь, дуб – дубом, но с таким гонором… Он до этого каким-то там секретарём был.
– И ты снова залетел? – закончил я за него.
– Ну да, но ты не думай, я с весны сорокового – ни капли в рот не беру.
– Верю. А с комиссаром о чём поцапался?
– А он речугу нам на позициях во время полковых учений говорил. И для убедительности кулаком по панораме долбил. Я ему и сказал, чтобы не портил ценное имущество. А он – на дыбы! Вкатали мне… За дискредитацию…
* * *
Взгляд со стороны. Тотен.
Вот уже четвёртый день мы носились по окрестностям, пытаясь раздобыть взрывчатку. Тотен понимал, что старшим поисковой группы он стал только потому, что Антона подстрелили и он сейчас не ходок. Вот уже почти пять лет они играют с Артом в паре, и Алик привык к своему старшому. Но ничего не поделаешь, приходится теперь думать и делать за себя «и за того парня».
Замаскировав мотоцикл в кустах, они вместе с Зельцем и одним из окруженцев, Сомовым, пешком прочёсывали очередной лесок, расположенный примерно в семи километрах к северу от базы. Когда командир с Бродягой объясняли задачу, они специально упирали на то, что он, Алик, ни на минуту не должен забывать, что группа действует во вражеском тылу. «Опасайся всех! Немцев, окруженцев, селян. Про первых – сам понимаешь, вторые по тебе жахнут из всех стволов, поскольку ты одет в странную форму, ну а селяне… А зачем им знать, что тут кто-то шарится?» – так говорил Фермер, ещё каких-то два часа назад на инструктаже. И Тотен старался оправдать.
Самое смешное, что он понимал, что это – тренировка, но она – и боевое задание. И он обязан его выполнить. А найдут они что-нибудь или нет, это – как карта ляжет… Вот, ребята из группы Казачины притащили вчера несколько отрезков колючей проволоки, найденных ими на месте старой границы. Три года провисели они на поломанных кем-то столбах, а сейчас пригодились – Ваня их пустит в дело. А группа Люка смотала два дня назад почти сотню метров телеграфного провода со столбов у шоссе. Правда, они далеко ходили, почти на два десятка километров к югу.
Вот впереди показалась опушка, по знаку бойцы присели, и двинулись вперёд, перебегая от дерева к дереву. «Так, впереди – болото», – подумал Тотен, рассмотрев видневшиеся впереди, на открытом пространстве, заросли тростника и осоки. «Что это? Ага, вот это место. Начало реки Уши. Исток, так сказать» – думал Алик, водя пальцем по карте.
Сомов, доползший до самой опушки, вдруг приподнялся и замахал рукой, подзывая остальных к себе. Тотен и Зельц, согнувшись, пробежали разделявшие их с дозорным два десятка метров и залегли за соседними деревьями.
– Что там? – зачем-то шёпотом спросил Тотен.
– Там самолёт. Большой, товарищ сержант госбезопасности.
Взглянув в направлении, куда показывал Сомов, Алик разглядел большое серебристое крыло, торчавшее из камышей. «Странно, а где камуфляж?» – подумал он, а потом вспомнил, что многие самолёты в начале войны летали вообще без камуфляжной окраски.
– Товарищ Тотен, пойдемте, посмотрим… – предложил Дымов.
– Ага, пойдём. Только вот что… Сомов, полезайте на эту вот сосну, и если что увидите – свистите.
Боец с сомнением посмотрел на указанное ему дерево, ветки которого начинались примерно в метре над его головой. Алик вспомнил, что ему рассказывал и показывал Арт:
– Ремень через ветку перекинь, подтянись и залезай.
– Какой ремень? – не понял Сомов.
– От винтовки.
С помощью ремня боец быстро взобрался на дерево и Тотен передал ему снизу винтовку.
Дымов достал из кобуры наган, а сам Алик взвёл затвор «эмпэхи». Медленно они начали пробираться через заросли тростника по направлению к самолёту. Уже через пяток шагов под ногами захлюпало, а ещё через десять – они брели по колено в воде, с трудом вытаскивая ноги из топкого ила. И, хоть самолёт лежал в каких-нибудь пятидесяти метрах от берега, добирались они до него не меньше, чем десять минут.
Передняя часть бомбардировщика вместе с носовой «теплицей» погрузилась в воду примерно на метр, а левое крыло было обломано почти у двигателя. Цепочки рваных отверстий на верхней части фюзеляжа и верхней поверхности крыла, разбитые пулями фонари кормового стрелка и пилота – всё это говорило, что самолёт упал тут не сам по себе.
– Зельц, что за машина не знаешь? – полушёпотом спросил Алик.
– Бомбардировщик. Наш, – зачем-то добавил Дымов, хотя большая красная звёзда на фюзеляже не оставляла сомнений в государственной принадлежности самолёта.
– Ценное замечание. Зельц, обойди его со стороны носа. И осторожней, там может быть глубоко.
Дымов двинулся вперёд, прощупывая дорогу перед собой длинной палкой, и уже через пару-тройку шагов погрузился в воду по грудь.
– Зельц, стой. Давай со стороны хвоста обойдём. Тут, похоже, помельче.
Обогнув машину с другой стороны, они увидели, что правый мотор самолёта прострелен, а на когда-то блестящей алюминиевой обшивке толстым слоем лежала копоть.
– Похоже, ему один двигатель разнесли, вот он на вынужденную и пошёл. Удачно, надо сказать: машина не загорелась и села относительно мягко, – сказал Тотен. – Ну-ка, подсади меня.
Закинув автомат за спину, Алик с помощью Дымова вскарабкался на крыло, вывозившись при этом в саже. Первое, что он увидел, была голова пилота, склонившаяся на приборную панель.
