Андрей Посняков - Враг императора
«В Касимовский опорный пункт милиции.
Участковому уполномоченному
Бобрикову И. И.
ЗапросНашим исходящим номером …. в ответ на входящий… (номера Лешка поставил крайне неразборчиво, чтобы было не прочитать) просим сообщить местонахождение гр-ки Пафлагоновой К. Л. И его н-летнего ребенка Арсения. Настоящим письмом сообщаем так же, что гр-ка Пафлагонова К. Л. состоит на диспансерном учете в Н-ской психиатрической клинике с диагнозом „вялотекущая шизофрения“.
Главный врач, проф. Л. Л. Тяпкин».Неразборчиво подписавшись, Лешка, поплевав на пальцы, размазал печать до столь же неразборчивого состояния и, поставив августовскую дату, быстро зашагал обратно к клубу, с обратной стороны которого и располагалось присутственное место участкового уполномоченного.
Небольшое крылечко, скрипучие ступеньки, свежевыкрашенная деревянная дверь с вывеской «Опорный пункт милиции. Часы приема граждан…».
Заглянув в окно, забранное железной решеткой, старший тавуллярий увидал участкового, прилежно корпевшего над бумагами в свете настольной лампы. Окошко-то выходило на север, да и кусты тут, за клубом, деревья – темновато. Судя по всему, милиционер был один.
А кабинет-то не изменился: все те же конторские столы, телефон, старый компьютер с принтером, сейф, шкаф, на двери – небольшое зеркало, у стены, слева – видавший виды диван, над которым кривовато висел портрет президента, а рядом с ним – большой цветной плакат.
Сунув «запрос» в щель между дверью и косяком, старший тавуллярий отошел на несколько шагов в сторону, огляделся и, найдя подходящий камень, метко швырнул его прямо в вывеску.
Вывеска оказалась крепкой – выдержала, но дверь тут же распахнулась, и выбежавший на крыльцо участковый грозно осмотрел округу. Никого, конечно, не увидал, да зато наклонился, поднял запрос, вчитался, смешно шевеля губами. И, скрывшись в опорнике, захлопнул за собой дверь.
Довольный, Лешка направился обратно на почту, купил телефонную карточку и, найдя висевший снаружи таксофон – новенький, ярко-синий, работающий! – набрал номер опорного пункта.
– Товарищ Бобриков? Иван Иванович? Участковый уполномоченный? Вас беспокоит профессор Тяпкин. Мы вам еще в августе отправляли запрос, с нарочным… Ах, только что получили? Тогда, может быть, устно скажете, а мы зарегистрируем как телефонограмму? Ага, ага, говорите… Нет-нет, подождите, я возьму журнал… Ага, внимательно слушаю! Блондинка, глаза синие, лицо овальное, нос прямой… называла себя Ксанфией? Говорит плохо? Да-да, это она и есть! А ребенок? Что ребенок? Ах, был – да? Они, они… Нашлись, слава богу. И куда вы их направили? Куда-куда? В городскую инфекционную больницу! Господи… Ах, там социальные койки? Ну да, ну да, конечно, в курсе. А кто заведующий отделением? Как-как вы сказали? Быстрицкий? Спасибо вам огромное! Нет, официальный ответ можете оправить позже. Мы его тоже зарегистрируем. Еще раз спасибо! Нет, есть за что. Приятно было поговорить.
* * *Алексей увидел ее в приемном покое – старуху в темной затрапезной юбке и вязаной непонятного цвета кофте, в цветастом, повязанном на голову платке. Увидел – и сразу узнал: продолговатое морщинистое лицо с тонкими, ехидно поджатыми губами, острый, выдающийся вперед нос, над верхней губой – небольшие усики. Запоминающееся лицо. И взгляд. Острый, неприятный, просвечивающий рентгеном.
Старший тавуллярий уже привык в последнее время действовать решительно, хватая быка за рога без особых раздумий; так же поступил и сейчас. Подошел, уселся рядом, поздоровался с широчайшей улыбкою:
– Здравствуйте, Аграфена Федотовна! Как там наш пенек поживает?
– Какой еще пенек? – вздрогнула бабка.
– Да тот, что на Черном болоте!
Лешка улыбнулся еще шире, словно бы вдруг неожиданно встретил родную бабушку. Да так оно ведь отчасти и было!
– Господи! – старуха быстро перекрестилась. – Так ты, выходит, Лешка?!
– Он самый.
– То-то я и чувствую – случилось что-то этакое. Недаром меня в город тянуло – и вот к этой самой больнице. Печень прихватила – думала, гепатит… Впрочем, ладно. Ты зачем сюда, к нам, явился?
– Не за чем, а за кем, – тихо поправил молодой человек. – Семья у меня здесь оказалась. Случайно. Жена с сынишкой. Так что, Аграфена Федотовна, уж помогай, вытаскивай! А уж за мной дело не станет – ты меня знаешь.
– То-то и оно, что знаю. – Бабка опасливо покосилась на Лешку. – Опять саблей грозиться будешь?
– Нет. Только деньгами. Златом-серебром. А сабля, кстати, у меня хорошая припрятана – эфес в золоте, в изумрудах.
– А пенек-то в последнее время маловато деньжат приносит, – вздохнув, посетовала Федотиха. – Надо бы прибавить, кормилец!
– Прибавлю… Куда мне деваться? Ты ж здесь моего… гм… скажем так, брата… все равно, если что, достанешь. Да и кровушка моя у тебя имеется, почти полбутылки. Зря набирала?
– Молодец… – Бабка скривилась. – Это хорошо, что ты помнишь. Так супружница твоя с сыном, они что, здесь, что ли?
– Здесь. На социальной койке. Сейчас за ними схожу… О! Аграфена Федотовна, душа моя, а ты не на машине, часом?
– Машина моя в районе, у автостанции брошена, – ухмыльнувшись, пояснила колдунья. – Полис у меня просрочен, а гаишники тутошние – сущие соловьи-разбойники, ни один заговор супротив них не действует – одни только деньги. Да где ж эстолько деньгов напасешься-то?! Ну… – Федотиха немного подумала и тут же продолжила: – Так и быть, с райцентра я вас в Касимовку подвезу. Только мимо того места поедем, где сабля у тебя спрятана. Та, с изумрудами.
– Ой… Так я ж то место только с реки помню.
– Ничего, милай. Предмет старый, не наш… Почую!!!
И так она это сказала, с такой угрозой, с таким жутким прищуром, что Лешке на миг вдруг стало как-то страшновато. Вообще, это хорошо, что колдунья такая алчная… Хоть за денежки – а все ж поможет.
– Бабуся – озолочу!
– Хочется верить… Ты кем… там-то? Боярин, что ли?
– Выше, бабуля, выше! Почти что князь. Только не у нас, а в Царьграде.
– В Царьграде! – ошеломленно повторила колдунья. – Эко тебя занесло-то!
– Так что деньгами, можешь поверить, располагаю… Ладно, хватит болтать! – Алексей решительно поднялся с банкетки. – Где встретимся?
– В двадцать ноль две электричка. Не опоздайте – я вас до утра дожидаться не буду.
Отвлечь гардеробщицу и позаимствовать висевший на вешалке белый халат было для старшего тавуллярия такой мелочью, о которой не стоило и говорить. Халат пришелся впору, сидел как влитой. Прежде чем явиться в больницу, Лешка зашел в парикмахерскую и на рынок – привел себя в порядок, прикупил джинсовый костюм, рубашку и стильные лаковые туфли, так что выглядел сейчас вполне презентабельно, действительно чем-то сильно напоминая молодого интеллигентного врача-интерна.
Разобравшись с указателями, поднялся на второй этаж, улыбнулся дежурной медсестре на посту – суровой и неприступной, будто железная дева:
– Быстрицкий у себя?
– У главного… А вы, собственно, кто?
– Новый интерн.
– А-а-а… – медсестра на глазах подобрела. – Так вы присаживайтесь, подождите. Хотите чаю?
Медсестричка явно проявила к незнакомому доктору охотничий женский интерес. И сейчас вовсе не стоило лишать ее определенных надежд.
– Я бы охотно! Тем более – с вами… Только вот ребенка одного на рентген отправлю. Что-то мне его снимки не нравятся.
– Ребеночка?
– Ну, того, что с той – немного не в себе – женщиной.
– А! Понятно. Сейчас их приведу… Да, чайник-то ставить?
– Конечно, ставить. Вас, кстати, как зовут?
– Марина.
– А я – Алексей. Очень приятно.
– И мне…
Лешка сразу узнал своих, едва медсестра вывела их из палаты. Даже в убогом больничном халате Ксанфия выглядела королевой! А вот и Сенька – ничего, веселенький такой… впрочем, чего ему грустить-то? Мама-то ведь рядом.
– Идемте! – жестом показав путь, Алексей поспешно отвернулся.
В такт шагам стучало сердце.
Коридор.
Лестница. Снова коридор. Выход – стеклянные двери.
Никто даже и слова не сказал, настолько уверенно и непоколебимо держался Лешка. Лишь оказавшись в больничном саду, обернулся и, кивнув на скамейку, бросил по-гречески:
– Посидим…
Уселся.
Сенька, обрадованно засмеявшись, бросился к нему на колени.
Ксанфия вспыхнула:
– Арсений!
Мальчик обернулся:
– Мама, это же батюшка!
– Какой еще батюшка?
– Наш!
– Ого! – едва сдерживая слезы, хрипло хохотнул Алексей. – Гляди-ко, признал!
Начался дождь.
Они вышли из электрички, счастливые, как, наверное, никогда, и, не обращая внимания на дождь, пошли по перрону, держа за руки Сеньку. Люди оборачивались на красивую молодую женщину в сером халате и шлепанцах.
А супругам было все равно!
Пусть нелепый халат, пусть шлепанцы, пусть дождь!
