Дмитрий Шидловский - Враги
— Убежденный антикоммунист, еще с четырнадцатого года. Целью своей жизни поставил борьбу с советской властью. Хитрый, умный…
— Уж в этом-то я убедился, — оскалился Петерс. — Есть какие-либо возможности повлиять на него? Подкупить, подсунуть женщину, посадить на наркотики? В ближайшее время он покинет свой пост, и контроль за ним ослабнет. Да и сам он может расслабиться, оказавшись не у дел. Возможно, затаит обиду на новые власти, а информация, которой он владеет, чрезвычайно ценна.
— Честно говоря, сомневаюсь в этом, — пожал плечами Павел. — То, что просто купить его не получится, я гарантирую. Он весьма сложный человек… И опасный. Я бы посоветовал ликвидировать его.
— Зачем? — Петерс пожал плечами. — Он скоро и так окажется в отставке.
— Вы не понимаете, — настаивал Павел. — Это действительно опасный человек. Он знает слишком многое. При любом обострении ситуации он сразу окажется в стане наших врагов и нанесет непоправимый вред. Его надо убрать.
— Я понимаю вашу личную ненависть к нему, — сочувственно произнес Петерс, — но в мире очень много реакционеров. На каждого из них охотиться мы не можем. Да и не нужно это. Одного убьем, двое других появятся. И хватит об этом. Партия определила методы борьбы, мы с вами — ее солдаты, должны выполнять приказы. Когда будет дана команда на индивидуальный террор, мы немедленно начнем его. Но пока наша задача — бороться с оппортунистическими и экстремистскими течениями в коммунистическом и социал-демократическом движении. И вы будете это делать, если, конечно, намереваетесь остаться в партии.
— Хорошо, — гневно блеснул глазами Павел, — тогда у меня еще один вопрос. Я узнал, что вот уже несколько лет в Северороссию выезжают многие известные ученые с семьями. Вы не находите, что это беспечное разбазаривание людских ресурсов?
— Перепуганные буржуи пусть бегут, — недовольно оттопырил губу Петерс. — Северороссы платят за каждого из них золотом и валютой. На эти деньги мы закупаем оборудование для разрушенных войной заводов, укрепляем экономику советского государства.
— Это оборудование через десять–пятнадцать лет устареет, — возразил Павел, — а выехавшие ученые создадут новое, более совершенное, но уже не для нас, а для них. Неужели вы не понимаете, что за каждый вложенный в науку червонец враг получит более чем десятикратную отдачу? Никакое оборудование не даст вам такой рентабельности. А в вопросе развития вооружений ущерб вообще нельзя измерять в деньгах. Хороший аэродинамик, работающий в авиаконструкторской лаборатории противника, опаснее дюжины эскадрилий бомбонесущих аэропланов.
— Эк вы хватили, — поморщился Петерс, — десять–пятнадцать лет. Да к двадцать девятому году наверняка произойдет мировая революция и сметет всех этих реакционеров с их аэропланами и пушками. Если вы так беспокоитесь о состоянии советской науки, то поинтересуйтесь, сколько рабфаков открыто сейчас и в Москве, и в провинции. Мы будем готовить наших, пролетарских ученых. Это не буржуазные спецы, которые все время норовят предать или уходят в интеллигентскую болтологию о гуманизме и прочей чепухе. Эти будут исходить только из задач пролетарской революции.
— Подготовить специалиста — это дело многих лет, — покачал головой Павел. — А кто будет их готовить, если все самые лучшие старые профессора уедут? Наука сильна преемственностью поколений ученых. Рабфаковцы должны учиться у старых специалистов, чтобы перенять то, что знают они, и пойти дальше. В противном случае они вечно будут в положении догоняющих.
— А вот я у охранки ничему не учился, — заявил Петерс. — До четырнадцатого года сапоги в Даугавпилсе тачал, а потом в окопах вшей кормил, а вот контру ловлю не хуже этих хваленых спецов от жандармерии. И наши рабфаковцы еще такую фору дадут всем этим буржуазным спецам, просто за счет молодого задора и высокого пролетарского сознания, что мир ахнет.
Павел тяжело вздохнул. Бесперспективность спора стала ему совершенно ясна.
— Я подам докладные записки товарищу Сталину и товарищу Менжинскому, — спокойно произнес он.
— Подавайте, — пожал плечами Петерс. — У вас ко мне все?
— Пока да, — кивнул Павел.
— Хорошо, — кивнул Петерс. — А у меня к вам еще одна просьба. Я понимаю, что быстро этого не сделаешь, но работать в этом направлении необходимо. Проанализируйте данные агентуры Коминтерна и сообщите нам, кто из социалистически настроенных деятелей в североросской политике, государственном аппарате, возможно, даже армии и полиции могут быть завербованы нами, так сказать, на идеологической основе. Вы меня понимаете?
— Конечно, — улыбнулся Павел, — это я сделаю.
— Вот и отлично, — произнес Петерс. — Тогда до встречи.
Павел поднялся, пожал руку чекисту и направился к двери. Однако, не дойдя, повернулся к собеседнику:
— У меня есть одна просьба, товарищ Петерс. Я бы хотел пройти обучение у серьезного специалиста по штыковому и рукопашному бою. Не можете ли вы мне порекомендовать такого?
— Штыковым и рукопашным? — удивленно поднял брови Петерс. — Вы? Зачем?
— Есть один должок, — процедил Павел. — В девятнадцатом один человек взял меня в плен в рукопашном бою. Я бы не хотел, чтобы такая ситуация повторилась. Да и поквитаться с господами офицерами не мешало бы.
— И кто вас взял? — склонил голову набок Петерс.
— Некто майор Колычев, — произнес Павел. — Сейчас он вроде подполковник.
— Ого! — Петерс покачал головой. — Известная личность. Подполковник североросской госбезопасности. Создал Центр боевой подготовки, в котором проходят обучение не только служащие в североросской армии и полиции, но и стажируются офицеры многих буржуазных государств. Считается одним из самых больших мастеров рукопашного боя в Европе. Это очень серьезные противник. Думаю, вам не стоит расстраиваться, что вы потерпели от него поражение.
— И все же, — с напором проговорил Павел, — если я чувствую, что в чем-то уступаю своим врагам, то обязательно стараюсь восполнить свои недостатки. Это закон борьбы — враг всегда использует твои слабые места, и, чтобы выиграть, надо усиливать в первую очередь их.
— Что же, — пожал плечами Петерс, — раз вы так хотите… Есть один человек. Очень серьезный специалист, знаток японской борьбы джиу-джитсу[32]. Обучает он, правда, только сотрудников ОГПУ и милиции, а вы работник аппарата Коминтерна… Впрочем, учитывая наши с вами особые отношения, думаю, исключение для вас будет сделано. Я напишу ему записку.
* * *Через четверть часа Павел вышел на Лубянскую площадь. Нэповская Москва шумела. Катили извозчики, развозя нэпманов и их расфуфыренных жен. По тротуару шагали совслужащие. В отдалении послышалась трамвайная трель. К подъезду здания ОГПУ свернул открытый автомобиль, из которого вышел какой-то чекист, а с ним… Павел остолбенел, узнав Наталью. Та тоже застыла, увидев его. Ее спутник нетерпеливо проговорил:
— В чем дело, товарищ Раппопорт?
— Извините, — опомнилась она, — я вас догоню. Есть одно дело.
— Не задерживайтесь, пожалуйста, вас хотят срочно видеть в шестом отделе, — сухо произнес чекист и направился к подъезду.
Наталья пошла к Павлу. Он шагнул ей навстречу.
— Ты? — произнес он. — Как ты выбралась оттуда?
— Меня депортировали с персоналом полпредства, когда Оладьин вошел в Петербург, — пояснила она. — А как ты здесь оказался? Я думала, ты в тюрьме.
— Меня обменяли месяц назад на североросского шпиона, — проговорил он. — Я сейчас работаю в аппарате Коминтерна.
— А я в отделе переводов Московского ОГПУ. Ну что ж, — проговорила она после непродолжительной паузы, — рада, что ты на свободе и в Москве. Мне, извини, надо бежать. Срочная работа.
— Да, — встрепенулся он. — Как я смогу найти тебя?
* * *Июль тысяча девятьсот двадцать второго года в Петербурге был необычайно жарким. Алексей неспешно шел по улице, расстегнув ворот рубахи и держа пиджак под мышкой. Впервые за долгое время он никуда не спешил. Впервые не чувствовал тяжести оружия. Впервые шел по городу без охраны. Впервые не знал, что ему делать дальше.
Подойдя к дому на Кирочной, он посмотрел на окна третьего этажа и направился к подъезду. Швейцар приветливо распахнул перед ним двери. Мягкая ковровая дорожка покрывала лестницу. Цветные витражи отбрасывали веселые блики под ярким летним солнцем. В вазах на подоконниках благоухали цветы.
— А, Лешенька, проходите, дорогой, — радушно встретил его Санин в дверях своей квартиры. — Как дела ваши?
— Да вот, — неопределенно отозвался Алексей, протягивая ему лист бумаги и проходя в гостиную.
— Так, — проговорил Санин, беря с комода очки и разворачивая лист. — «Уважаемый господин Татищев, в связи с реформированием Управления государственной безопасности уведомляю вас о вашей отставке с пятнадцатого июля тысяча девятьсот двадцать второго года. Президент Траупп». Поздравляю вас, Лешенька.
