Василий Звягинцев - Дальше фронта
– Не обязательно инопланетян. А просто тех, кому мы – как колония микробов в чашке Петри…
Образ показался Майе слишком изощренным для выпускницы провинциального института иностранных языков.
Впрочем, откуда ей знать, какие книги читала Татьяна, в том числе и на иностранных языках? Уже не раз она приоткрывала довольно неожиданные грани своей личности. И, в порядке бреда хотя бы, можно вообразить, что является она главным объектом воздействия тех самых существ. Слабым звеном в их компании. Об этом они с Ляховым тоже посудачили в свое время, опять же для забавы.
Хотя – так ли это? Вадим вполне мог под видом шутки обкатывать на ней свои, вполне серьезные гипотезы.
– Не, ну ты, подруга, и скажешь! Микробы, чашка Петри! Нет уж, я себя плесенью считать не согласна. – Она высоко подняла ногу, повертела ею в воздухе, словно демонстрируя кому-то, а то и сама любуясь. Нога и вправду была красивая. – И пошли они все… – прямым текстом сообщила, куда именно «всем» следует идти. – Давай лучше о мальчиках… И напьемся, всем назло!
Откинувшись в кресле и скрестив ноги на журнальном столике, с бокалом в руке, совершенно как подвыпивший поручик Ржевский, Майя принялась подробно и со вкусом разглагольствовать о собственных победах над мужчинами, демонстративно смакуя физиологические и психологические подробности.
Татьяна и сама была не чужда подобных утех. Со студенческих времен, проведенных в институте, где соотношение парней и девушек равнялось одному к трем, отчего борьба за завоевание и удержание достойного партнера носила ожесточенный характер, в ней почти не было запретных приемов. И зачитанные томики «Кама Сутры» с комментариями на полях, подчас интереснее основного текста, ходили по рукам наравне с конспектами по языкознанию и исторической грамматике.
Но откровенно говорить на эти темы не любила ни раньше, ни теперь.
Возбужденная собственными рассказами, Майя даже намекнула, что неплохо бы позвонить кое-куда (есть у нее на примете несколько приличных мужиков, которым не стыдно отдаться), чтобы перейти от теории к практике.
– А наши пусть потом локти кусают, раз бросают на произвол судьбы собственных баб в самом соку…
Еле-еле Татьяна сумела успокоить подругу и уложить ее спать.
Утром Майя вела себя как ни в чем не бывало, только казалось, что в глубине глаз мелькают у нее лукавые чертики, однако к рискованной теме больше не возвращалась.
Только уже на пороге, чмокнув Татьяну в щечку, не удержалась:
– В общем, не горюй. Я вечером позвоню, а то сама звони. Особенно, если что…
И очень было прозрачно направление ее мысли.
Проницательной, нужно заметить. Потому что ночь Татьяна провела мучительную. Конечно, она выговорилась, и внутреннее давление ослабело до приемлемого уровня, неведомый советчик ее не посетил во сне.
Зато вторая составляющая проблемы разгулялась. Расцвеченные собственным воображением Майины сюжеты до позднего рассвета крутились в полуяви-полусне, ничем не завершаясь.
Встала Татьяна разбитая, с тяжестью в пояснице и в низу живота.
Татьяна принадлежала к тому типу женщин, что могут без особого труда переносить многомесячное воздержание, как это и было в Пятигорске до встречи с Тархановым. Однако если вдруг накрывало, то желание становилось почти непереносимым. И тогда хоть на панель иди, если нет иного выхода.
В прошлой жизни выход обычно находился, потому что поклонников у нее всегда хватало, но сейчас-то все изменилось. Исчезло главное – свобода. Внешняя, потому что внутренних барьеров она не ощущала.
Измена, вызванная голой физиологией, а не душевной склонностью – это не измена. Тут и обсуждать нечего. И отчего бы, в самом деле, не попросить Майю ввести ее в какой-нибудь аристократический дом свиданий, где до утра шумит ежевечерний маскарад. Где падкие до романтических приключений кавалеры и дамы в масках инкогнито ведут любовные интриги и, если сложится, уединяются, не зажигая света. Чтобы навсегда осталось волнующей тайной, с кем довелось приятно (или не очень) провести время.
Татьяна читала в своих журналах весьма подробные и пикантные описания таких домов.
А тут еще Тарханов, позвонив, сообщил, что на неопределенный срок переходит на казарменное положение.
– Не знаю, на неделю, может, а то и больше. Тут у нас такая запарка… Война и много сверх того. Так что ты уж как-нибудь… Не обижайся. Может, вам с Майей куда-нибудь съездить? Она в таком же положении. В Петроград, например, или в Осташков…
Древний город Осташков, что на берегу загадочного озера Селигер, славился игорными домами, которым не было равных не только в Московском княжестве, но и во всей России.
– Ладно, служи, а я как-нибудь найду, чем заняться, – ответила она, постаравшись, чтобы Сергей не услышал в ее голосе досады и раздражения. Он-то в чем виноват?
Вечером Майя не позвонила, и телефон ее не отвечал. Словно бы назло, с намеком, что она-то подобных проблем не испытывает.
А ночью Татьяне приснился фильм. Так точно, фильм, не сон. Отчетливый, подробный, без неминуемых во сне неясностей, наплывов, сюжетных сбоев. Посвященный одному из самых… Да что там «одному из»! Это и было самое романтическое приключение в ее жизни.
…Душный, беременный грозой июльский день. Вечереет. Она идет по курортному проспекту в сторону железнодорожного вокзала. И встречает напротив входа в парк жениха подружки, Ларисы, аспиранта из Ставрополя Славика.
Вот незадача. Лариска собиралась за него замуж, но все никак не могла прекратить еще одну приятную и необременительную интрижку. Решилась наконец, и как раз сегодня в опустевшем по случаю каникул общежитии организуется подведение черты. То есть прощальная вечеринка в стиле Рима эпохи упадка. Гости уже «съезжаются», а Татьяне поручено купить бочкового вина в знаменитом подвальчике «У дяди Коли».
И вдруг – жених нагрянул! Предварительно не позвонив. Сюрприз, так сказать. Или – что-то заподозрил. Короче, в перспективе большой скандал и даже хуже.
Так что Лариске, пожалуй, дико повезло. Разминись Татьяна с гостем – и все!
Ну, надо выручать!
– Ой, Славик, какими судьбами! К Ларисе? А она как раз утром уехала. Работка подвернулась. Детскую экскурсию сопровождать, откуда-то с Урала. В Теберду, Домбай и обратно. Завтра к вечеру точно будет. Потом я ее подменю, на Военно-Грузинскую дорогу поедем…
Такие подработки у студентов и студенток были постоянно, тут и выдумывать не пришлось. И Славик это знал. Но опечалился.
– И что же теперь делать?
– А чего? Переночуешь, она и вернется. В кино, если хочешь, сходим… У меня подружка в «Бристоле», поселит бесплатно. Я ей сейчас позвоню.
В этом деле главное быстрота и натиск.
Из уличного автомата она позвонила в общежитие:
– Ну ты, мать, влетела так влетела! Жених твой в трех шагах стоит, трамвая ждет. С букетом алых роз и обручальным кольцом в кармане!
Из трубки донесся сдавленный писк.
Да и в самом деле – трамваем ехать четыре остановки, даже пешком – от силы пятнадцать минут. Гостей разогнать, все следы и улики устранить – никак не успеть. Если б еще столы и ложа были накрыты в соседних комнатах, а то ведь в ее! Катастрофа!
План Татьяны был принят с восторгом и униженными обещаниями отблагодарить по-царски. Правда, ее там тоже кое-кто интересовал, были определенные планы, но тут уж – сам погибай, а товарища выручай.
В кино они, разумеется, не пошли, а отправились в уютный летний ресторанчик на вершине Машука. Вышло так, что Татьяна слегка перестаралась. Измученный долгим воздержанием, расстроенный неудачей (он, может, всю неблизкую дорогу только и воображал, как немедленно потащит любимую в постель), Славик вдруг завелся от медленных танцев, ее постреливания глазками, серебристого смеха, гибкого тела, едва прикрытого тонким муслином.
В этот момент она попыталась вынырнуть из сна, ощутив непонятную угрозу. И почти смогла это сделать. Но в то же время ей страстно хотелось остаться там навсегда. Второе желание победило!
И все продолжалось, с протокольной точностью воспроизводились мельчайшие подробности тех далеких вечера и ночи.
Славик распалился до того, что едва-едва не овладел ею прямо на лесной полянке, в десяти шагах от дорожки терренкура. Она вообще-то, в принципе, была не против, следовало ведь чем-то компенсировать свои порушенные планы, но не в такой же обстановке!
Платье на ней было светло-сиреневое, в первый раз надетое, а трава густая, жирная, в траве – крапива, сор всякий, иголки и шишки сосновые, муравьи. И во все это – голой задницей? Нет уж увольте, не стоит оно того.
Сумела, шепча нечто успокоительное, заставить его убрать руки отовсюду, поддернула трусики с едва не лопнувшей резинкой.
Зато в гостиничном номере жеманничать не стала, и сумасшедшая ночь на сдвинутых кроватях, жаркая, пропитанная густым ароматом ночных фиалок и звуками духового оркестра из Цветника, пролетела единым мигом.