Александр Антонов - Распущенные знамёна
Компания русских офицеров с шумом заняла столик соседний с тем, за которым сидел Камо. Моряки как сели, так тут же принялись обсуждать вполголоса какие-то проблемы. Сидящий спиной к Камо лейтенант был в компании самым молодым и самым горячим. Он всё время норовил повысить голос. Товарищи его урезонивали, он на некоторое время уменьшал звук, но потом вновь начинал говорить достаточно громко.
«…Да будет вам, господа, где среди этих фесок посторонний?» – «Угомонитесь, Владимир, и извольте употреблять уставное обращение «товарищ». Вы всё-таки пока служите на советском флоте» – «Слышу в ваших словах одну лишь иронию, Горчаковский, и спешу к ней присоединиться. Позвольте, я объединю «товарищ» и «пока»? «Пока, товарищи!» Так я прокричу с мостика «Воли», когда мы оторвёмся от основной эскадры и поспешим в Новороссийск» – «И докричишься до того, что окажешься под арестом. Саблин подобную вольность может и не спустить».
Дальше в разговоре прозвучали фамилии Корнилова и Деникина.
Как ты уже правильно догадался, дорогой читатель, в такой причудливой форме лейтенант по имени Владимир сливал информацию, поскольку являлся офицером контрразведки, работающим под прикрытием. Через несколько минут Камо покинул кофейню. Он получил нужные сведения и теперь спешил поделиться ими с Петроградом.
МихаилЯ не то, что не Пушкин – я вообще не пишу стихов. Потому выскажусь в прозе, хотя идейку у Александра Сергеевича всё же стрельну. Учредительное собрание Советскую власть заметило, и, в гроб сходя, благословило. М-да… у Пушкина как-то более живенько получилось. Так или иначе, но Советская власть утвердилась в центре и кое-где на местах. Теперь предстояло это «кое-где» нивелировать. Для концентрации усилий на этом направлении всего госаппарата было решено создать Совет Безопасности СФРР. Первое его заседание было посвящено крупному антисоветскому заговору, который грозил со дня на день перерасти в мятеж.
— …Таким образом, так называемый «Русский конвой» в сопровождении эскадры английских кораблей прибывает в Одессу. Добровольческая, армия общей численностью около 30000 человек личного состава (4 пехотные и 2 кавалерийские бригады) при полном вооружении высаживается на берег и занимает город и прилегающие окрестности. Одновременно с этим в одном из городов Северного Кавказа некоторые бывшие члены Учредительного собрания объявляют о создании нового российского правительства. Таким образом, могло создаться два очага мятежа в непосредственной близости от двух взрывоопасных районов: Балкан и Кавказа.
Докладчик, председатель ВЧК Дзержинский, взял передышку, чтобы сделать из стакана глоток чая.
— Вы сказали «могло», — воспользовалась паузой Председатель ВЦИК Спиридонова, — теперь, получается, не может?
— Этого я утверждать не вправе, — ответил Дзержинский. — Однако принятые меры позволяют рассчитывать на то, что, как минимум, одного очага мятежа не будет!
— Если я правильно понимаю, вы имеете в виду высадку Добровольческой армии в Одессе? — уточнил Ленин.
— Точно так, Владимир Ильич! — кивнул Дзержинский. — По «добровольцам» принято такое решение. При выходе из пролива Босфор конвой встречает отряд кораблей Черноморского флота. Английской эскадре в ультимативной форме предлагается повернуть назад. Транспорты под конвоем уже наших кораблей препровождаются в Севастополь, где «добровольцам» будет разрешено пройти торжественным маршем по улицам города, с распущенными знамёнами, но без оружия, кроме личного оружия у офицеров. После торжественной встречи прибывшие войска отправляются на расформировочные пункты. Операцию по встрече «добровольцев» возглавляет лично командующий Черноморским флотом Саблин. Перед самым началом совещания пришло сообщение, что конвой взят под охрану нашими кораблями и держит курс на Севастополь.
— По-моему замечательный план, товарищи! — Ленин глазами искал поддержки у присутствующих, он был явно доволен. — И будем надеяться, он будет так же замечательно завершён! Если мы исключаем Добровольческую армию, то на какие ещё силы могут рассчитывать мятежники? Вам слово, товарищ Сталин!
Нарком по делам национальностей и полномочный представитель ВЦИК на Юге России ответил, неспешно произнося слова:
— Думаю, что под знамёна самозваного правительства могут встать несколько сотен, а может, и тысяч, демобилизованных офицеров. Хотя Юденич уверяет, что ситуацию в округе контролирует (генерал армии Юденич после расформирования Кавказского фронта был назначен командующим войсками Южного военного округа). Остаются казаки…
— Вот-вот, казаки, — Ленин произносил слова значительно быстрее, чем это делал Сталин. — Почему у вас с ними до сих пор не налажен конструктивный диалог? Почему Всероссийский Казачий Круг проходит в Новочеркасске без нашего участия?
— Потому что я не могу явиться туда с одними обещаниями, — раздражённо ответил Сталин. — Где Декрет о казачестве?
— Хороший вопрос! — воскликнул Ленин и повернулся ко мне. — Товарищ Жехорский, вы возглавляете комиссию по разработке Декрета о казачестве, ответьте нам, в каком он сейчас состоянии?
— Проект декрета готов, Владимир Ильич. Я ведь вам его показывал!
— Правильно, показывали, и я дал на него положительное заключение. Почему же до сих пор он не внесён на утверждение ВЦИК?
Я поёжился. Слова Ленина кололи, как иголки.
— Не могу согласовать проект с товарищем Троцким и некоторыми другими товарищами.
— Вечно вы, товарищ Жехорский, прикрываете собственную нерасторопность, валя всё на других, — вмешался в разговор Сталин. — Впрочем, в этом случае я вас понимаю: найти общий язык с товарищем Троцким порой бывает непросто.
— Бросьте, Иосиф Виссарионович, — махнул рукой Ленин. — Лев Давидович не упрямее нас с вами. Мария Александровна, — обратился Ленин к Маше, — Мы что, действительно не можем принять декрет без Троцкого?
— Можно попробовать, — ответила Маша. — Думаю, необходимое количество голосов членов ВЦИК мы наберём.
— Тогда не тяните и сегодня же ставьте вопрос на голосование! — почти потребовал Ленин. — Для нас архиважно, чтобы уже завтра Декрет о казачестве дошёл до Круга.
— Что с вами, Феликс Эдмундович, — обратился Ленин к Дзержинскому. Тому только что принесли бланк телефонограммы, и он теперь сидел бледный и растерянный, в который раз перечитывал содержимое, как будто от этого оно могло измениться. — Что-то случилось?
— Случилось, Владимир Ильич, — оторвал, наконец, взгляд от бумаги Дзержинский.
* * *Измена – не обязательно мятеж. Иногда она принимает форму саботажа. Именно саботаж помешал сообщению от Камо вовремя попасть в нужные руки.
Пройдя Босфор, конвой встретился с остальными кораблями эскадры. Три стареньких броненосца исправно коптили небо. Два чистеньких эсминца, как бы боясь замараться, держались чуть поодаль.
Саблин выстроил походный ордер по одному ему понятной схеме. Впереди пустил эсминцы, за ними в две кильватерные колонны выстроились 17 самых быстроходных транспортов, за ними встала «Воля»; дальше, также в две колонны, выстроились более тихоходные транспорты, замыкали ордер броненосцы. Практически сразу головная часть ордера, пользуясь преимуществом хода, стала уходить в отрыв. На броненосцах этого до поры не замечали: обзор закрывала «Воля». Когда же и она стала удаляться, находящийся на броненосце «Потёмкин Таврический» комиссар флота Тарасенко забеспокоился. Послал запрос на «Волю». Ответа не получил. Тогда Тарасенко связался со штабом флота.
Заместитель командующего Черноморским флотом контр-адмирал Берсенев застал начальника штаба флота находящимся в полной растерянности.
— Что произошло? — спросил он.
— Чушь какая-то, — пожал плечами адмирал и протянул Берсеневу бланк, — Читайте сами.
— Это не чушь, — жёстко взглянул на начштаба Берсенев прочтя сообщение Тарасенко, — это измена! Объявляйте на всех кораблях, стоящих на Севастопольском рейде, тревогу. Пусть готовятся к экстренному выходу в море! А я пока свяжусь с Главным морским штабом.
* * *Ленин был вне себя.
— Как такое могло случиться?! — кричал он, потрясая перед лицом Дзержинского бланками телефонограмм. — Почему это предупреждение об измене Саблина, — Ленин показал Дзержинскому сообщение, переданное Камо, — попадает к вам в руки одновременно с этим? — теперь на первом плане оказалось сообщение Берсенева в котором говорилось: «Комфлота Саблин увёл часть кораблей флота и большую часть транспортов в Новороссийск».
— Пока не знаю, Владимир Ильич, — ответил Дзержинский, — но обязательно во всём разберусь.
— А что тут разбираться? — вмешался в разговор Сталин. — На лицо очередная измена и опять в Генштабе. Я не понимаю, почему Духонин всё ещё начальник Генерального штаба?
