Луиза-Франсуаза - Серпомъ по недостаткамъ
Глава 17
Василий Никаноров на работу прибежал чуть позже шести часов. Утра, конечно - но в цеху он оказался вовсе не первым. Хотя - с какой стороны посмотреть: остальные-то рабочие и вовсе домой не уходили. Как раз к приходу Василия они застелили пустой верстак газетками, разложили на тарелках нарезанную колбасу, хлеб и расставили кружки. - Тебе наливать? - поинтересовался выходящий из кухни с большим жестяным чайником слесарь Решетнов.- Чай? - Нет, кофий. Проснуться же надо, закончили-то уже часа в четыре только. - Наливай, мне тоже проснуться не помешает - улыбнулся Никаноров. Рабочие расселись вокруг импровизированного стола и приступили к завтраку. - Придет? - спросил кто-то из них. - Конечно придет. Вчера-то его специально отговорили, а нынче - точно придет. Разговор завял. Часа два ничего не происходило, если не считать того, что кто-то включил вентилятор вытяжки и народ уселся под ним перекурить. Молча. Около восьми вдруг приоткрылась входная дверь. Народ вскочил на ноги, но, увидев, что через дверку, вставленную в большие ворота, вошла Машка, расселся обратно. - Проснулся - сообщила присутствующим Машка. - А когда к нам придет? - Я не знаю. У меня же каникулы, я завтракать к нему не хожу сейчас. Просто из стекляшки видно его окна - у него как раз свет зажегся в спальне. - Машка выбрала стул у верстака и взгромоздилась на него - Попить есть? Кто-то - опять молча - налил ей кружку кофе и пододвинул поближе хлеб и колбасу. Еще через час кто-то из молодых робко предложил: - Может, пока мотор соберем? - Цыц. Никаноров подумал, что ранний завтрак имеет, кроме определенных преимуществ, и отдельные недостатки. Взглянул на часы - половина одиннадцатого, поднялся и угла, который он занял после этого завтрака, вытащил из кармана рубль: - Миронов, дуй в столовую, "Царицынских" с мясом на все купи. Молодой рабочий пулей выскочил за дверь, а Вася уже во всю распоряжался: - Так, быстро новый чайник поставить, сейчас перекусим. А то что мы тут все как сонные мухи? У нас же все готово? - Конечно готово! Можешь сам снова проверить - с обидой в голосе ответил мастер Овсянкин. - Да не дергайся ты, сам как на гвоздях сижу... Миронов принес гамбургеры - то есть "Царицынские бутерброды", народ, преувеличенно радостно галдя расхватал еду и налитые кружки. Но как раз в этот момент дверь открылась, и вошедший в цех Александр Владимирович, поздоровавшись со всеми, поинтересовался у вскочившего Васи: - Ну, как дела? Что успели сделать пока меня не было? - Все успели! - рот Василия расплылся в улыбке - Показывай, Овсянкин! Старый мастер неторопливо и важно убрал брезент... Морские путешествия оказывают положительное влияние на здоровье. В особенности - на психику: человек овладевает таким терпением, что после такого путешествия сможет с азартом наблюдать за гонками виноградных улиток. Если ему повезет - как везло нам в первые две с половиной недели. Ну а если не повезет, то психика станет еще устойчивее, и человек не будет впадать в панику даже находясь внутри падающего в пропасть автобуса, набитого девицами из института благородных их. Первое я усвоил еще до захода в Ресифи, а второе - на пути в Город Хорошего Воздуха. Наш капитан, Эден Арно, пообещал что в Буэнос Айрес мы прибудем вечером пятого дня. Если ничего не случиться, конечно. Однако в этот раз предчувствия его обманули - и мы попали в шторм. Правда Арно пытался убедить нас, что "это еще не шторм", но утлое корыто меньше сотни метров длиной решило с этим не согласиться. Повезло еще что шторм был "попутный", так что - по словам бывшего суперкарго - ход у нас был узлов под двадцать пять, но это единственное, что было хорошо. Все остальное было плохо. Раньше я думал, что водителя экспедиционного "Урала" может укачать разве что десятибалльное землетрясения, но теперь понял, что это мнение было неверным. Однако это было сущей ерундой - на четвертый день сломалась судовая машина. Одна машина, а на "Чайке" их было все же две, так что ход мы не потеряли. Я где-то читал, что то ли французы были хреновыми судостроителями, то ли у них было свое, отличное от общечеловеческого, мнение о том, что есть хорошо - но результат мы ощутили сразу. Две машины "Чайки" крутили два винта - причем каждая машина - свой. И теперь, когда у судна работал только левый винт, прямо можно было плыть только при сильно отклоненном руле - и скорость судна упала узлов до пяти. Технические детали мне сообщил все тот же Мухонин, но легче от этого знания никому не стало. Легче стало всем следующим утром, когда три дня трепавший нас шторм прекратился, причем как-то сразу. Может и не сразу, но спать я пошел с трудом держась за стенку, а утром проснулся когда на море был почти что штиль. Пять узлов - это очень немного. Но вечером, когда уже изрядно стемнело, Мухонин показал мне на мигающую над горизонтом звездочку: - Маяк. - Какой маяк? - Думаю, Монтевидео. Неважно какой, нам порт нужен, а сейчас Монтевидео для нас будет лучше всего, так бухта тихая. Подойдя поближе к берегу мы немедленно спустили катер (хорошо еще, что одну шлюпку я перед плаваньем я заменил на такую же, но с мотором) и на берег отправились шестеро сильно обварившихся при аварии машинистов. Ну а все остальные ждали до утра. Утро в Монтевидео, очевидно, наступает часов в десять: именно в десять мы увидели отплывающую от берега лодку с лоцманом. А в час "Лю Гелль" встала у причала: поскольку нам требовался срочный ремонт, я предпочел заплатить "причальный сбор" в двести долларов и не мучиться с перевозкой всего нужного на лодках. Наконец я понял, что за авария случилась с машиной (лучшей в мире, по уверениям капитана). К каждой машине было подключено по четыре котла - трубы в них довольно регулярно прогорали и на время ремонта машина работала на трех (или даже на двух) котлах. Разумно, вот только перед машиной паровые трубы всех котлов объединялись - и как раз эта объединительная труба и лопнула. Труба эта была чугунная, поэтому лезть со своим сварочным аппаратом я не стал. Если бы выхода не было - полез бы, чугун я тоже как-то варить умею, но капитан и Березин, после посещения руководства порта, сообщили, что в местной мастерской все починят дня за три. Три дня - это довольно много, а качка на борту уже и так изрядно надоела, так что я, Березин и Леонтьев решили немного пожить на берегу. А для осмотра окрестностей - выяснив, что никаких особых формальностей тут не предусмотрено - выгрузил и пару мотоциклов. Мотоциклы мы с собой взяли "тяжелые", М-1, получившие наконец собственное имя "Русак", да еще с прицепными колясками - мало ли что перевезти придется на чужбине. После чего я отправился в гостиницу просто спать, Березин - пошел в портовую мастерскую "следить за ремонтом", а Леонтьев пошел "гулять" с целью "пообщаться с народом и узнать про местное сельское хозяйство". Спалось на берегу после шторма в море очень неплохо: продрыхнуть (с одним небольшим перерывом на ужин) мне удалось до следующего утра. Ну а часов в семь, когда сил на спанье больше не осталось, я, слегка перекусив чем бог послал (ресторан в гостинице в такую рань не работал, но на кухне мне пару бутербродов с холодным отварным мясом все же сделали), отправился "осмотреть город". В сопровождении двух вооруженных казаков, ожидавших меня в холле ("Иван Михайлович сказали без охраны не гулять"). Посмотреть было на что: всем своим видом этот небольшой (под сто тысяч народу, как я узнал позже) город давал понять, что он не просто так, а Столица. Причем - Столица Приличного Государства Не Хуже Других. Вот, скажем, Петербург - тоже столица, и улицы там вымощены деревянными плахами - а пахнет все же сортиром. А два шага в сторону от центральных проспектов - так вообще трущобы какие-то. Тут же мало того, что все мостовые вымощены каменными плитами, и тротуары с каменными же бордюрами (очень хорошая, между прочим, защита пешеходов от неадекватных водителей - один такой чуть колесо не сломал, но меня телегой не переехал), так ещё и везде по краям улиц видны каменные же щели ливневой канализации. И неливневая, похоже, тоже имеет место быть - воздух чистый. В Ресифи я на берег тоже сходил - так там "запах большого города" присутствовал - а тут нет. За небольшую денежку (кинул в кружку для пожертвований серебряный доллар) мне позволили подняться на колокольню местного храма имени святого Франциска, откуда весь город был виден как на ладони, после чего пришлось вернуться в гостиницу за мотоциклом: в ширину-то Монтевидео был метров пятьсот, но в длину тянулся явно на несколько километров. Покатались мы (на этот раз сопровождающим у меня вызвался быть лично Иван Михайлович Головин) часа три: уж больно город был непохож на Царицын и все было очень интересно осмотреть. А ближе к полудню решили осмотр прервать и пообедать. Но - не удалось. Едва мы подъехали к гостинице, нам навстречу выскочили Леонтьев с Мухониным: - Как хорошо, что вы вовремя вернулись. Александр Владимирович, нам неожиданно предложили тут неподалеку купить поместье, десятин так в восемьдесят тысяч. И недорого, хозяин просит всего семьдесят пять тысяч франков - объяснил мне причину такой несколько неожиданной встречи Станистав Викентьевич. - Недалеко - это где? И кто предложил? - Если тут используют испанские лиги, то всего верстах в двадцати пяти, а если португальские - то все равно верст до тридцати будет - пояснил Петр Порфирьевич. - Станислав Викентьевич за завтраком стал хозяина гостиницы пытать насчет местных урожаев, цен на землю - вот какой-то местный господин и сказал, что у него-де приятель как раз продает. Сначала убежал, не доев завтрак, а вскоре прибежал снова и к приятелю своему на разговор и позвал. - И что? - Ну, сходили - это рядом, напротив муниципалии тутошней, секретарь чиновника какого-то и продавал. Он от тетки поместье вроде как наследством получил, но пока собирался сам помещиком стать - поместье-то крестьяне тутошние и обнесли. Даже, говорит, гвозди из стен выдрали. Ну а нам-то земля нужна, не гвозди... - Мы как раз сговорились поехать посмотреть. У них, у местных, перерыв в работе днем, сиеста - так у него часа три свободных есть. Думали, сначала сами съездим, посмотрим что к чему - но уж лучше с вами. Поскольку переговорщики сами мотоциклом "не владели", за руль сел один из молодых "механизаторов", ну а на втором мотоцикле (в коляске которого и был размещен "продавец", некий сеньор Леонардо) за водителя остался я. До "поместья" по одометру оказалось двадцать семь километров, которые мы проехали даже чуть меньше чем за час. Мощеная камнем дорога закончилась где-то в километре от центра города, но и грунтовка была очень неплоха: широкая, с канавами по бокам и не очень изъезженная. И понятно почему: суда по встречному трафику основным средством местного передвижения были ноги. Уже на полдороге сеньор перестал дрожать от страха перед техникой и стал долго и пространно объяснять, что продает он поместье исключительно дабы обрести благосклонность папаши сеньориты его души. Я, конечно, испанский перед этим учил очень усиленно, и поэтому некоторые слова понимал - но далеко не все, и за точность перевода не поручусь. Вдобавок Мухонон с нами поехал не просто так: местные говорили даже не на испанском, а на удивительной смеси испанского и португальского - но бывший суперкарго понимал и это наречие, благодаря знанию обеих языков. Место оказалось довольно неплохим: через поместье протекала парочка небольших речек и пяток больших ручьев, причем не пересыхающих на лето, как удалось выведать у окрестных крестьян, к тому же в этих ручьях водились массово местные зверюшки, именуемые "койпу" - или, как мне сказал Леонтьев, болотные бобры - а они-то уж точно без воды не живут. Земля же - уже по наблюдению Станислава Викентьевича - была весьма плодородной, так что смысл ее приобрести - был. - Ну и сколько вы хотите получить за эту землю - слово "поместье" я не употребил специально. - Вам, сеньор, я сделаю огромную скидку. Вы поймите меня правильно: мне нужно всего лишь предстать в достойном виде перед старым пердуном. Деньги - они такой вид придают, и это несомненно. Но если вы согласитесь вместо части денег отдать мне вашу замечательную машину, то я соглашусь на шестьдесят пять тысяч французских франков - судя по всему, цены в франках были вызваны флагом "Чайки". - Машины эти сложны, трудны в обслуживании и требуют специального топлива. Мы, конечно, можем вас научить всем этим знаниям и умениям, да и достаточно топлива оставить но... Шестьдесят тысяч и мотоцикл - или давайте говорить исключительно о деньгах. Бюрократы всех стран - братья навек. А уж в одной-то стране - вообще близнецы. Так что секретарю главного канализатора Монтевидео понадобилось на подготовку всех нужных для продажи поместья документов всего три часа. Ну а то, что мне для обеспечения темпа пришлось потратить пару сотен франков - не в счет. Так что уже следующим утром из трюмов были выгружены трактора, мотоциклы и прочая техника, которая тут же приступила к перевозке запасов бензина, сельхозинвентаря, стройматериалов и прочего добра в уже мое поместье, получившее странное для испаноговорящих граждан название Koljoses Lope de Vega. Лопе де Вегу народ местный - включая именно народ, а не интеллигенцию - знал (в городе было четыре очень неплохих - в смысле архитектуры - театра), но сообразить обругал я его или похвалил - не смог. Решили считать, что похвалил - и еще через два дня уже лично алькальд вручил мне паспорт. Уругвайский - оказывается, что вложивший в экономику страны больше десяти тысяч долларов США (точнее, тысячи британских фунтов) имеет право на гражданство. Отказываться от великой чести стать уругвайским гражданином я не стал - ведь теперь "в любой стране мира посол Восточной Республики (так страна называлась официально) придет вам на помощь в трудную минуту". Но - главное - теперь на купленную земличку никто не сможет претендовать: в Уругвае действовало в отношении земли "американское право", то есть если в отсутствие хозяина кто-то пять лет на ней будет вести хозяйство, то может землю забрать себе. Но это лишь в случае, если хозяин - не гражданин. Я поначалу было удивился, но алькальд мне пояснил, что "граждан" в стране с почти миллионом жителей будет тысяч сорок - это лишь те, кто имеет право "избирать и быть избранным", для чего имелся имущественный ценз - и я его прошел. По поводу "обретения нового гражданства" пришлось устроить званный обед (на который пришлось потратить одну десятую от сэкономленного за счет мотоцикла на покупке поместья), но потратился на него я очень не зря: познакомился с уважаемыми людьми и узнал много нового и интересного. Например то, что уголь в Монтевидео стоит примерно раз в пять дороже чем в Ресифи: ну нет в стране угля. То-то я удивлялся, что в порту почти одни парусники стоят! Ладно, сейчас это не очень важно - у меня в трюме угля до Дакара доплыть хватит. Гораздо интереснее оказались "новые знания" о местном сельском хозяйстве. Сельское хозяйство в Уругвае было. И кормило исправно все девятьсот тысяч населения, из которого больше восьмисот как раз кормильцами и были: крестьяне, однако. Но так как природа крестьян баловала, то и они не утруждались, поэтому приобрести тут хотя бы пару тысяч тонн пшеницы - чтобы не пустым обратно плыть - было практически невозможно. И уж тем более - весной. И это было очень досадно. Еще более досадным оказалось то, что и с деревом (в качестве стройматериала) было тут совсем не как в Царицыне. Дерево конечно было, только вот строить из него невозможно, оно только на дрова годилось. Для строительства деловую древесину покупали в Буэнос-Айресе, куда его сплавляли по рекам опять же с отрогов Кордильер. Что было сильно недешево, поэтому и строили тут в основном из камня - тут даже у последний пеонов домики каменные были. Так что удачно захваченные "щитовые домики" местных пейзанам дворцами покажутся - но десяток сараюшек по пятнадцать квадратных метров на почти восемьдесят человек - это явно маловато будет. А в поместье стоял лишь полностью ободранный двухэтажный домик. Отремонтировать - можно, но тогда уже и сараюшек не останется, а народу-то где-то минимум полгода жить надо! Так что после завершения ремонта машины пришлось послать "Лю Гелль" в Аргентину. Сто миль - немного, шесть часов ходу. Но пока найдешь все нужное, пока купишь и погрузишь - в соседней стране народ тоже перегружать себя работой не желал. Так что пришлось мне в Уругвае задержаться ещё на десять дней, что знаний мне сильно добавило. Местные мужики из соседней деревушки для моих крестьян домики (метров по пятьдесят, да еще с такого же размера "верандой" с тростниковой крышей) построили за неделю. Десять домиков для казаков, с двумя маленькими спаленками внутри и восемь - для "механизаторов" (тут спален не предусматривалось). За строительство каждого я уплатил по три рубля серебром - и это с "материалом исполнителя работ"! Оказывается, труд тут вообще ничего не стоил. То есть стоил, конечно - но даже грузчик в порту за сутки мог заработать копеек пять на наши деньги, а скорее - три. Но все же лес из Аргентины мы не напрасно везли: надо было еще и гаражи для сельхозтехники строить, да и конюшни те же - тут и камышовая крыша не пойдет, стропила нужны нормальные, да и дом в усадьбе починить - тоже бревна нужны: климат тут теплый, за несколько лет без крыши в доме все перекрытия сгнили напрочь. Впрочем, дожидаться окончания строительства и ремонта я не стал, и, сразу после разгрузки закупленного в Аргентине я отправился обратно. Со мной возвращался лишь Березин - Станислав Викентьевич остался руководить выращиванием урожая, в Мухонин - переводчиком. Березин до самого Ресифи сиял как начищенный пятак: в Буэнос-Айресе он не только затоварился лесом, но и совершил "сделку века": он поменял полторы тысячи тонн донецкого антрацита на две тысячи тонн бобов. То есть черной фасоли, хотя местные именовали это не frijoles, а именно habas. Да , и в Аргентине уголь недешев... После Ресифи, когда в угольные ямы был загружен уже местный уголек, сияние его слегка угасло: в шторм-то было незаметно, а в хорошую погоду вонючий какой-то дым быстро пропитал все помещения судна. Да и пар держать на нем было сущее мученье, быстрее шестнадцати узлов кораблик разогнать не удавалось. Но тем не менее до Дакара доплыли, а там уж рукой подать и до дома. Руку мы подавали еще две недели, потому что при отсутствии почти сотни "добровольных помощников" на борту бункеровка что в Дакаре, что в Алжире занимала по двое суток с хвостиком. Однако восьмого ноября "Лю Гёлль" пришвартовался в Ростове, и первое мое заграничное путешествие закончилось. Ещё сутки - и голова моя встретилась с подушкой в уютной квартирке "инженерного дома". А утром меня разбудили женские голоса в кухне: довольно печальный - Дарьи и радостный, с прорывающимся смехом - Камиллы. - Об чем смеемся? - поинтересовался я, заходя в кухню. - Да я вот, Александр Владимирыч, решила за завтрак бобы эти иноземные вам сварить - но они уж час варятся, а все как каменные! - пожаловалась Дарья. Я уж думала, что не для еды они, по какой иной надобности вами привезены, а я испортила их... - Да говорят тебе, не бобы это, фасоль. Только какая-то слишком твердая, ее варить небось часа три нужно... - Камилла повернулась ко мне - А зачем ты ее привез? Она что, вкуснее нашей? - Там, оказывается, пшеницу и вовсе не продают, так Березин, рабочим и крестьянам на прокорм, фасоль закупил. А так да, вкусно - только я нашу не ел еще, какая вкуснее - не знаю. - Ладно, ты, Дарья, не волнуйся - упокоила неудачливую повариху Камилла, - я специально на обед зайду фасоли поесть. А ты, Саш, давай заканчивай завтрак и пошли в лабораторию. Я тебе должна кое-что показать... - Да отстань ты от Александра Владимирыча, - заступилась за меня Дарья, - дай отдохнуть человеку! Слыхано ли дело - почитай два месяца в дороге! - Ну ладно, тогда, Саш, я за тобой завтра зайду. А ты бы тогда в Ерзовку, что ли, съездил - Евдокия от тебя чего-то срочно хочет. А делами всяко лучше завтра заниматься - отдохнешь хоть с дороги. Да, отвык я уже от Камиллы за завтраком... Так, а где остальные? - Так Машка-то сейчас к нам не ходит, каникулы у нее. Она нынче с семи часов уже на заводе, если нужна - то сразу на стекольный кого и пошли - поделилась сведениями Дарья. - А Мария Иннокентьевна нынче в отъезде, с Герасим Данилычем они в Калугу уехали. Вернуться обещали через неделю уже - и, попробовав в очередной раз булькающие в кастрюле бобы, с досадой добавила: - А ты Березину своему в другой раз передай: пусть нашу фасоль покупает. На заводе-то ладно, а ежели на деревне - ну где крестьянину столько дров-то найти, чтобы три часа фасоль эту проклятущую варить? Да, получилось что-то не совсем удачно с этими бобами. Да и Машки нету: от работы я ее, конечно, отрывать не буду, вечером осчастливлю. А пока действительно поеду-ка я в Ерзовку: Евдокия окончательно наладив поварское хозяйство на заводе, покинула "усадьбу" и вернулась домой. Почти домой - сейчас и она, и Кузька со всеми их детишками жили (вместе с Димкой, конечно) в моей ерзовском "особняке". Люди-то они теперь не простые: Кузька за всю сеть пончиковых ответственный, Дуня - руководитель гамбургерного производства. Да и вообще, по словам Димки, скоро на работе семейственность разведут. А я Оленьке подарок привез - думаю, ей понравится. Мне - понравился. Когда я уехал из Ерзовки в новое поместье, старое никуда не делось. Сам особняк остался именно жилым домом, а вот "сараюшки"-мастерские потихоньку превратились в небольшой заводик, на котором делались исключительно поршневые кольца. Я же тогда собирал токарей-фрезеровщиков очень высокой квалификации, да и жилье им построил неплохое - вот они и остались на старом месте. Только Чаев - в рамках общего плана электрификации станочного парка - все стоящие там станки тоже перевел на электротягу, чему изрядно поспособствовала "новая" электростанция: Гаврилов перекупил на заводе Нобелей их старый генератор когда на Бранобеле ставили новую электростанцию. Генератору было уже с четверть века, но свои семьдесят киловатт он давал - а в Ерзовке этого было вполне достаточно. Вот только вода в Ерзовке (как, собственно, и во всем уезде) была довольно жесткая, поэтому машину запитывали дистиллированной - ну а пар конденсировался и вновь направлялся в машину. Для охлаждения конденсатора был вырыт небольшой - в четверть гектара - прудик глубиной метра в два, и вот в этом прудике вода даже зимой не замерзала. Я как раз про него вспомнил в далекой Аргентине. Точнее, в Уругвае - когда увидел в ручье тех самых болотных бобров. Потому что Леонтьев на следующий день - видимо, покопавшись уже в местной библиотеке - про зверей мне рассказал кое-что еще. Немного - но мне хватило: оказывается, по-английски звери эти назывались river rat (что понятно) или nutria - а про такого зверя я слышал еще в прошлой жизни. И даже видел - в магазине. Только не в зоомагазине, а в продуктовом, и, как бы помягче выразиться, без шкуры. Поэтому местные пейзане были подряжены на ловлю дюжины молодых зверушек (неизвестно, сколько выживет после путешествия через океан), и за ними присматривать был приставлен единственный мальчишка-казак, взятый отцом в экспедицию. Мишка Головин (сын есаула) за зверями ухаживал хорошо и, назначенный моим денщиком, занимался зверями и на обратном пути: отец, после того, как Мухонин рассказал про постоянные гражданские войны и крестьянские бунты в Латинской Америке, решил что дома сыну будет поспокойнее. Я же помнил, что морозы зверям нипочём - шкура теплая. Но вот подо льдом они гибнут - прорубь найти не могут. А если пруд не замерзает, то никаких проблем. Так что я отправился в Ерзовку с подарками: выжившие десять зверят вполне в прудике поместятся. Пока побудут декоративными животными, а если размножатся - так в магазине мясо нутрий считалось (по цене судя) куда как деликатеснее мраморной говядины и кенгуриных хвостов. По дороге зашел в подготовительных цех, где, среди всего прочего, делали и сетку-рабицу для штукатурных целей. Чернов считал это "излишеством", но мне идея штукатурить по дранке не нравилась изначально: это лишь на деревянных домах терпимо получается. Сетку, правда, плели практически вручную, очень медленно - но уж снег выпал и строительство приостановилось, так что пару сотен метров ее было готово. В Ерзовке мужики бросились ставить вокруг прудика забор, а я пошел рассказывать Оленьке как правильно за зверями ухаживать: на обратном пути я испанский изучал по брошюрке с инструкцией по созданию койповой фермы (оказывается, в Аргентине нутрий уже начали разводить - янки проявили интерес к шкурам болотных бобров, и нужную мне брошюрку Леонтьеву удалось "выкупить" в библиотеке местного университета). Ну а чтобы Оленька ничего не перепутала по малолетству, Михаил Иванович Головин был оставлен в Ерзовке "передавать передовой опыт" - тем более дома мне денщик точно был не нужен. Девочка зверюшкам очень обрадовалась, в особенности когда на вопрос "а они вкусные?" я честно ответил, что "очень вкусные". Да, крестьянские дети - большие прагматики, и это радует. Потому что "накормить голодающую Россию" без этих самых крестьян и их детей у меня не получится. Поговорил насчет еды и с Дуней - она тоже в этом отношении была прагматиком. Сейчас Евдокия отвечала за все производство гамбургеров, и "отвечала" неплохо: именно она реализовала идею торговли вразнос, и теперь "царицынский бутерброд" можно было купить не только в полутора дюжинах (уже!) "пончиковых", но и на любой железнодорожной станции в пределах Саратовской губернии, а так же в Ростове и даже Тамбове. Я-то думал, что вразнос торговать ими невыгодно - ну сколько их человек донести сможет! Но если не носить, а возить в будке, установленной на трехколесный мотоцикл - то можно и до следующей станции доехать, и довезти достаточно для прибыли. Причем - без особых рисков: Дуня с "непокобелимой уверенностью" доказывала всем местным полицейским, что любой городовой имеет неотъемлемое право на пару гамбургеров в день бесплатно - я ей когда-то рассказал нечто подобное про якобы "австралийских копов" (вспомнив американские детективы). И рядовой состав полиции данный факт очень одобрил. Но на этот раз я с ней говорил не о гамбургерах, а о фасоли - и разговор мне не очень понравился. - Горох - он бы пригодился, или чечевица. А на бобы эти уж больно много дров нужно. А не варить ежели, так боб этот наскрозь и пролетает, хоть мой его и по новой употребляй. Зря ты бобов этих купил, не годен он крестьянину. Он, слова не скажу, скусен - но уж больно варить его морока. Ну хоть бы белых купил, они все быстрее варятся... Домой я вернулся к вечеру, и там снова Дарья уже напомнила мне о неудачной покупке: - А Камилла-то на обед, как и обещалась, пришла. А бобы-то так и не готовы оказались! Я-то, грешным делом, конфорку-то завернула, да снова зажечь и забыла... Но сейчас-то уж сварились бобы, давай я тебе положу... Впрочем, получилось все же вкусно, вкуснее чем они же, но в уругвайском исполнении: Дарья не поскупилась на всякие ароматные травки. Ну и ладно, в рабочей столовой готовить будем: там печи на угле работают, сварится как-нибудь. Следующим утром мы с Камиллой все же пошли в лабораторию. Она была - в отличие от цехов завода - в сторону Царицына, и вчера я не обратил внимание на какой-то новое строительство. А сейчас пришлось идти вдоль какого-то здоровенного забора. Это что, Антоневич решил металлургический завод тут что ли строить? Но обдумать эту мысль мне не удалось: Камилла уже по дороге начала меня грузить своими химическими проблемами: - Комарову нужно строить отдельную лабораторию, прямо на заводе Барро... - Кто такой Комаров и зачем ему лаборатория? - Ну это... он же химик из Казанского университета! А лаборатория ему нужна на заводе для экспресс-анализа, а то он состав стали определяет через час после того, как ее уже разлили. Да и шуму от него много... - А от тебя что, мало? - От меня - мало - совершенно серьезно произнесла Камилла, - у меня только иногда насос форвакуумный стучит - а у него в ступках образцы стали толкут! - Ладно, решим вопрос... - Ну вот, смотри - продолжила Камилла, после того как мы вошли в ее комнату в этом довольно немаленьком двухэтажном здании - это то, что ты задавал сделать - она показала на этот раз не банку, а небольшую колбу с чем-то белым. - Я наверное много чего просил сделать... - Не много, а это - сульфаниламид. Наверное - по анализу совпадает с тем образцом, что ты мне дал, но я не уверена. Может ты знаешь как точно проверить - то это или не то? - А не цианид ли это часом? - Ты что! - возмутилась девушка - за кого ты меня принимаешь? - Я просто так спросил... а какой чистоты? - Четыре девятки - Камилла уже освоила предложенную мною шкалу чистоты веществ. Ну и кто тут должен помнить качественные реакции на всю эту органическую химию? Хотя одну-то я точно знаю. Так что, вытащив из колбы пробку, я сыпанул порошок на ладонь и лизнул. - Ты что? Это же реактив! - а я и не знал что Камилла так умеет визжать. - Это - стрептоцид. Ты же не просто женщина-химик, а гигант химического синтеза. Я в переносном смысле про гиганта... - попытался поправиться я. - Ты не дуйся на меня как мышь на крупу, а иди выбирай самое красивое платье и бегом в парикмахерскую делать самую красивую прическу. - Зачем? - все же через всю ее ученость частенько проглядывала любопытная девчонка. - Будем с тебя статую лепить. За этот стрептоцид благодарное человечество в моем лице должно поставить тебе золотой памятник, а ты же не хочешь предстать перед потомками в этом халате и непричесанная? - Да ну тебя... - но было видно, что девушка очень польщена - Если эта работа закончена, то что следующее делать? - Ты не спеши. Тут сколько? - я показал на колбу - Грамм двадцать наберется? А мне нужны тонны. Так что сначала техпроцесс составить и производство наладить нужно. - Это - потом. Чтобы все это сделать, мне сначала нужен газовый завод. - Я помню, и электростанцию на сто мегаватт. Что еще? - Да ну тебя! Газовый завод все рано нужен: тут и анилину делать нужно много, и нафталину у нас не хватает. Опять же аммиак нужен - на содовый завод воду аммиачную приходится аж с Перми теперь возить. Ну водород конечно, и прочее все... - И где я тебе газовый завод возьму? А главное - когда он построится-то? - Губанов сказал, что к Рождеству достроит. - Так... я что-то пропустил, пока плавал в Америку. Кто и почему начал строить газовый завод? - Строить начал Губанов, Юлий Прокофьевич. Это мой сосед, бывший сосед - он в Воронеже уже газовый завод строил. Поэтому я его и попросила - так что по моей просьбе. Ну мне же нужен газовый завод! - А, извините, на какие шиши? Завод, думаю, не три копейки стоит? - Двести сорок тысяч - мне пока маленький завод нужен, а денег Мария Иннокентьевна мне дала. Ты же сам ей сказал, что мои запросы вне очереди финансировать? - Ясно... А чего нового я еще не знаю? Оказалось, что "нового" я не знал очень много. И узнавать это новое было очень интересно. Камилла все случившееся в Царицыне после моего отъезда расписывала чуть ли не по минутам и до копеек. И, пока она вело свое неторопливое повествование, в комнату заходили какие-то девицы в белых халатах, совали ей какие-то бумажки - и Камилла одновременно с рассказом эти бумажки читала, иногда - кивала головой и отсылала девиц взмахом руки, иногда - что-то подписывала. И лишь один раз рассказ прервался и зашедшая девица получила вербальное указание: - А теперь то же самое с ноль-пяти до одной десятой. Из всего сказанного я понял главное: мою заповедь "не проси у Мышки денег сверх плана" нарушали все, причем в особо извращенной форме и неоднократно. Хорошо еще, что в "запретную комнату" толпой не поперлись... Но рассказ изобиловал кучей мелких деталей, которые я не хотел знать - и уже начал думать, как бы потихонечку свалить. Но Камилла (возможно заметив мои поползновения) неожиданно закончила "дозволенные речи": - Ну а мимо завода мы как раз сюда и шли, тут он строится. Это - все... я больше ничего не тратила! Но ты от вопроса-то не уходи, а то знаю я тебя: сейчас побежишь всё смотреть да проверять, и не скажешь. - Что не скажешь? От какого вопроса? - Как это "что"?! Не скажешь, что мне новое придумывать как делать. Сульфаниламид... а почему ты его назвал "стептоцид"? - но я его тебе сделала. Теперь что делать? - Стрептоцид он потому что убивает микробов, именуемых стрептококки. А делать... сделай-ка мне вот что - и, изо всех сил напрягши память, я, наконец, выдал что-то очень химическое - дихлордифенилтрихлорметилметан, вот что! - Это тоже лекарство такое? - глазенки у Камиллы заблестели. - Нет, это - яд. Но - хороший: убивает только насекомых. Сделаешь - и забудем мы про тараканов и клопов. И про малярию забудем, и про тиф. Потому что не будет вшей и малярийных комаров. Давай, трудись! Только осторожно: в больших дозах он и людей не очень любит. Возвращаясь из лаборатории, я сделал большой крюк и прошелся по всей территории и завода, и жилого городка. Да, пока меня тут не было (всего два месяца, между прочим) все вокруг прилично изменилось. Был полностью достроен "второй квартал" - двенадцать рабочих пятиэтажек, поднялось здание заводской больницы (хотя пока - только коробка, рабочие как раз устанавливали окна и двери), был подведен под крышу третий "инженерный дом", а два "технических дома" поднялись до четвертого этажа и сейчас одевались в "теплушки" - так рабочие именовали утепленные леса, позволяющие класть кирпич даже в небольшие морозы. На территории завода выросли пять новых цехов, причем один - длиной в двести пятьдесят метров: он предназначался для тракторного сборочного конвейера. Ну и газовый завод внешне был закончен - хотя предназначения большого, высотой метров в двадцать, кубического здания без окон я не понял. Ну да ладно, потом спрошу. Возвращался я все же не домой, а в ту самую "запретную комнату", которой я стращал народ перед отплытием. В отличие от замка Синей бороды, "комната" находилась не в подвале, а попросту занимала часть первого этажа механического цеха и была большой, около ста метров, но она действительно была "запретной": в ней я занимался разработкой прототипов всего, что выпускал завод. Тут стояли разные станки - токарные, фрезерный, сверлильный - все самого высокого качества, родом из Швеции. Вдоль стен стояли верстаки, и на одном из них сейчас стоял почти готовый новый мотор - дизель, четырехцилиндровый аналог столь знакомого мне "ЯМЗ-236". Почти готовый, не хватало насоса высокого давления и форсунок было пока только две сделано, но к Рождеству мотор точно заработает. Однако сейчас меня интересовал не мотор. Я зашел в комнату (единственное помещение на всем заводе, где ворота были снабжены тамбуром чтобы никто не увидел, что там внутри делается) и спросил у Васи Никанорова: - Ну, как дела? Что успели сделать пока меня не было? Вася хитро заулыбался, махнул одному из рабочих рукой. Тот вскочил и, как-то суетливо подергиваясь и гримасничая, стащил здоровенный брезентовый чехол, которым был укрыт мой "сюрприз" для Елены Андреевны. Я внимательно оглядел его и остался доволен: "сюрприз" получился именно таким, каким я его и замыслил. Передо мной стояла почти точная копия Фольксвагена "New Beetle", с черным капотом и красным в черные точечки кузовом. "Божья коровка" мощностью в шестьдесят лошадиных сил.
