Макс Мах - Под Луной
Эйзенштейн, Сергей Михайлович (1898-1948) – советский режиссёр театра и кино, художник, сценарист, педагог.
Судакевич, Анна Алексеевна (1906-2002) – советская актриса, художник по костюмам.
Примаков, Виталий Маркович (1897-1937) – советский военачальник, командир красного казачества (1-й корпус Червонного Казачества) в Гражданскую войну, комкор (1935).
Войтинский, Григорий Наумович (1893(18930417)-1953) – советский политический деятель, учёный-китаевед. 1920-1927 – на ответственной работе в Исполкоме Коминтерна (ИККИ), заведующий дальневосточным сектором восточного отдела.
Медведь, Филипп Демьянович (1889/1890-1937) – советский государственный деятель. Высокопоставленный сотрудник НКВД СССР. В указанный момент начальник Особого Отдела Западного Военного Округа (г. Смоленск), однако до недавнего времени начальник Московского Губотдела ОГПУ.
Криворучко, Николай Николаевич (1887-1938) – командир РККА, герой Гражданской войны, соратник Г. Котовского, комкор (1935).
Глава 10
Слом
– Макс Давыдович, вас из ЦК спрашивают!
– Переводи! – Кравцов оторвался от бумаг, потер пальцами переносицу и подумал, что, вероятно, следует перестать придуриваться и сделать себе наконец очки. Глаза уставали от постоянного чтения, да и в тире, где он регулярно появлялся по вторникам, приходилось теперь прищуриваться.
– Кравцов слушает! – сказал он в трубку едва успевшего зазвонить телефона. Время позднее, по пустякам тревожить не станут.
– Который час знаешь? – когда Реш хотела, она умела говорить так, что у Кравцова волосы на загривке дыбом вставали. И никакие помехи на линии снивелировать замечательный тембр ее голоса, и все эти обертоны, регистры и прочие чудные роскоши, не могли.
– Московское время один час двадцать две минуты после полуночи! – торжественным "дикторским" голосом из будущего объявил Макс, едва взглянув на настенные часы, повешенные прямо напротив стола, как раз на такой случай.
– Домой придешь или с ней и заночуешь?
– Между прочим, ты телефонируешь мне со Старой Площади…
– Я тебе из дома телефонирую, – перебила его Рашель. – Это я твоему секретарю сказала, что из ЦК. А сама вернулась домой в восемь с хвостиком, зашла по дороге в лавку к Манусяну…
"И купила у Аванеса Самсоновича коньяк… Черт! И о чем же я умудрился забыть?!"
– Реш, я кругом виноват, – сказал он тогда. – Но я не помню, что сегодня за день. Я твердо знаю только, что Бастилию взяли вчера.
– Уже позавчера. – Поправила Рашель.
"Позавчера… – Время бежало слишком быстро, и он как всегда ничего толком не успевал. – А через шесть дней… открытие конференции, и… "
Что останется в памяти Реш об этих днях, которые вполне могли оказаться их последними днями?
– Так что же произошло пятнадцатого июля? – спросил Кравцов.
– Шестнадцатого, – ответила Рашель. – Сегодня, шестнадцатого июля, только четыре года назад…
Она пришла к нему сказать, что уезжает в Москву. Момент самый что ни на есть драматический. Он чуть не поцеловал ее тогда и потом долго жалел, что струсил. Почти объяснился ей в любви, но еще целый месяц или больше того не знал, поняла ли она, что он имел в виду.
– Значит, так, – голос Кравцова набрал привычную силу настоящего командирского голоса. – Товарищ Кравцова, приказываю вам накрыть стол к двум часам тридцати минутам после полуночи. А до тех пор вздремни, пожалуйста, – попросил он, понижая тон. – Я буду ровно через час!
– Смотри не обмани!
– Не обману!
– Тогда, отбой.
Макс взглянул на часы.
"Действительно время позднее… но езды здесь от силы десять минут. Успею!"
– Итак, – сказал он вслух, вытаскивая из стопки личных дел одно, просмотренное им уже несколько раз. Пора было принимать решение, и Макс его, в конце концов, принял. Звонок из дома настроил его мысли определенным образом. И, отметя самым решительным образом три другие кандидатуры, Кравцов закрыл личное дело Абрама Осиповича Эйнгорна, которое читал до разговора с женой, и открыл папку, заведенную на Владимира Николаевича Панюкова. Эйнгорн был хорош, но для разведки, а не для активных котрразведовательных операций, какими придется заниматься начальнику ОСНАЗА Военконтроля.
– Тэкс…
Просматривая бумаги Панюкова, он почти машинально раскурил трубку и пыхнул дымом.
"Тэкс… молодой, но не мальчик… двадцать девять лет… Стало быть, зрелый человек. Закончил гимназию. Это хорошо. В классических гимназиях умели учить. Учился в Варшавском Политехникуме… ну, это не считается. Чему он там мог выучиться за полгода? Но тяга к знаниям очевидна. Это положительный момент. Так… 3-я Петергофская школа прапорщиков… Юго-западный фронт… Поручик, член полкового комитета. Партийность с восемнадцатого года. Снова же плюс. Человек проверенный и не трус. Восемнадцатый год – он такой… Ладно! Начальник Усть-Сысольской уездной милиции… РККА… комбат, комполка, комбриг… Значит, еще раз, не дурак, не трус и службу знает. Деникин, Врангель, сибирские повстанцы… ТВД разные, обстоятельства тоже, что хорошо. И вот оно, начальник штаба, врид командующего частей особого назначения Туркестанского фронта, начальник штаба ЧОН Ленинградского военного округа. И все это за три года, с двадцать первого по двадцать четвертый. Еще успел в Ташкенте курсы востоковедения закончить… помощник командира дивизии… и у Фрунзе в штабе на Украине поработал немного… Характеристика прилагается. Смелый, решительный, грамотный – все в масть. Командировка в Китай. Блюхер назначил советником в 26-й корпус. Значит, оценил. Василий Константинович на похвалы, говорят, скуп, а здесь вон какие дифирамбы… Отважен, хладнокровен… Тэкс-тэкс, орден, грамоты… Ага, вот оно где. Значит, правильно запомнил… Окончил Курсы усовершенствования высшего комсостава при Военной академии РККА…"
Если честно, идеальная кандидатура. Под такого командующего и полк, и бригаду можно развернуть. Вполне.
"От добра добра не ищут. Значит, ставим визу".
– Утвердить! – написал Кравцов на заранее составленном Семеновым представлении и закрыл папку.
"Ну, вот теперь можно и домой…"
2
Когда он пришел, она спала, положив голову на сгиб руки. Сидела за накрытым столом, сдвинув в сторону свою тарелку, и спала. Было два часа двадцать семь минут. Он не опоздал, хотя как посмотреть.
Кравцов сел напротив. Сна не было и в помине, и усталость, как ни странно, отступила прочь. Он сидел, стараясь даже дышать без звука, и смотрел на спящую жену. Щемило сердце, ведь все могло пойти не так, как планировалось, а риски, которые он допускал ради дела, были такого сорта, что случись что – костей не соберешь.
– Давно сидишь? – спросила Рашель, не поднимая головы.
– Нет, только что пришел, – ответил Макс.
– Опоздал?
– Нет. Все, как обещал.
– Почему ты такой правильный? – она все-таки подняла голову с руки.
– Какой такой?
– Не знаю даже как объяснить. Ты большой и сильный, и тебя всегда много, даже когда мало… – улыбнулась она.
– Это плохо? – притворно нахмурился Кравцов.
– Это замечательно, – серьезно ответила она. – Но это значит, что без тебя мне теперь не выжить. Я как морфинистка… Знаешь, они ведь действительно не могут без морфия! А я без тебя…
– А я без тебя.
– На конференции…
– Ну, когда-нибудь этот конфликт должен же разрешиться? – Рашель являлась ответственным работником аппарата ЦК, и Макс знал, что она прекрасно понимает, что и как происходит в партии. Все шло к открытому столкновению, и исход сражения отнюдь не предрешен. Особенно теперь, когда Дзержинский по каким-то своим – отнюдь не очевидным – причинам решил поддержать Сталина и Каменева. Впрочем, об этом Реш как раз и не знала. Это все еще являлось закрытой информацией. Не факт, что и сам Дзержинский знает, что Кравцов осведомлен об их со Сталиным встрече тет-а-тет и о последовавших за нею совершенно секретных распоряжениях начальника ОГПУ. Однако – знали или нет – все чувствовали возрастающее напряжение. По городу распространяли листовки, "Правда" публиковала неоднозначные статьи, что было весьма тревожным признаком. Возникал вопрос, куда смотрит товарищ Бухарин, и как он туда смотрит?
"Каждый пишет, как он дышит…" – цитата, кажется, тоже пришла из будущего, но звучала более чем актуально. – Вот же сука, а еще говорят любимец партии!"
– Все будет хорошо! – сказал он, выдержав испытующий взгляд жены. – Подеремся стенка на стенку, пустим юшку, подотремся и разойдемся до новых встреч. Впервой что ли?
– Ты из меня дуру только, пожалуйста, не делай товарищ Кравцов! Налей! – Реш открыла коробку с папиросами, достала одну и уже потянулась за спичками, когда Макс поднес к ее папиросе пахнущий бензином огонек зажигалки. У Кравцова был швейцарский "Dunhill", привезенный ему в подарок из Германии Семеном Урицким.
