Андрей Величко - Кандидатский минимум
— Через туннель гребного вала текло хоть и сильнее, чем я рассчитывал, — продолжал Андрей Константинович, — но все-таки насос на валу с этим справлялся. Однако корпус тоже здорово протекал, и тут пришлось подключиться команде с ручной помпой и просто ведрами. И все равно кочегарам иногда приходилось работать по щиколотку в воде. Впрочем, они этим были даже довольны, потому как в котельной очень жарко. Я, например, там больше часа высидеть не мог. Развить полную мощность машины не удалось, ибо на трехстах оборотах винт начинал трястись так, что я опасался за гребной вал, в то время как на испытаниях машина давала почти четыреста оборотов под полной нагрузкой. Это именно винт, ибо мы его заменили на запасной в Лодейном Поле, и он начал трястись уже при двухстах семидесяти оборотах. В общем, по морю на таком корабле плавать категорически нельзя. По Ладоге тоже страшно. По реке можно, но противно. Если бы всю команду посадить за нормальные весла, скорость получилась бы та же.
— Ты, Андрей Константинович, придираешься, — благодушно заметил Миних. — Видел бы, на чем иногда нам приходилось выходить в море, не говорил бы так. Насчет же весел — сколько мы шли вверх по Свири, пока добрались до Лодейного Поля? Четырнадцать часов. Ты бы взялся столько времени веслами махать всего с одним перерывом? Вот и я нет, хотя меня господь силой уж никак не обидел. А тут только кочегары умаялись, да и то потому, что три смены мало — надо было брать людей на четыре.
Нартов собрался было возразить, но император вмешался:
— Господа, хватит споров, суть я уже понял. По-моему, все нормально — ни одно принципиально новое устройство не начинает работать сразу. Галера не утонула? Нет. Машина ее двигала? Да. Все, для первого раза этого достаточно. Остальное — неизбежные недостатки, подлежащие планомерному исправлению. И нам осталось только решить, где это будет делаться, потому как Питер не годится — больно уж много там лишних глаз и ушей.
Император совсем было собрался предложить остров Валаам, но вспомнил, что на военных советах вообще-то первым говорит младший по званию. И, как сразу выяснилось, вспомнил он это очень вовремя, ибо взявший слово Нартов сказал:
— По-моему, тут и придумывать ничего не надо. Государь Петр Великий не зря поставил верфь в Лодейном поле. Вот уж там никаких лишних на много верст нет, даже необходимых не хватает, верфь за последнее время захирела. Но все равно гораздо проще привести в порядок ее, нежели где-то строить новую. И строевого, и мачтового леса в округе достаточно. Рядом Олонецкие заводы, там точно такая же картина.
— Правильно, — согласился Миних. — Если бы верфи уже не было в Лодейном Поле, я бы предложил поставить ее в устье Волхова. Но там, во-первых, все-таки довольно людно, это же известный торговый путь. И с лесом хуже, так что пусть стоит там, где ее Петр Великий поставил.
— А ничего, что дотуда Ладожский канал не дотягивается? — поинтересовалась Елена. — Ведь Ладога — она хоть и озеро, но во время осенних штормов становится злее иного моря.
— Придется, конечно, дотягивать до Свири, — кивнул Миних, — а пока возить грузы с осторожностью. Я тот, что имеется, канал строил, и в его продолжении больших трудностей не вижу.
Император ограничился кивком, тихо радуясь, что не успел озвучить свою идею насчет острова. Ведь туда же придется возить и лес, и металл, и вообще все! А по Ладоге, оказывается, плавать настолько опасно, что приходится рыть каналы вдоль берега. Надо же, никогда бы не подумал.
Убедившись, что более никто ничего предлагать не собирается и все ждут его решения, Новицкий изрек:
— Тогда, значит, все вопросы, связанные с верфью в Лодейном поле и Олонецкими заводами, кроме оснащения их станками, на тебе, Христофор Антонович. Станками и машинами займется Андрей Константинович, но чуть попозже. А пока надо как-то разобраться, почему в Туле до сих пор не готовы казнозарядные штуцеры. Всего-то тридцать штук от них требуется, а там все возникают и возникают какие-то трудности! Андрей Константинович, будь другом, съезди и разберись.
— Давай лучше я съезжу? — предложила императрица. — Засиделась ведь в Москве, света божьего не вижу. Да и не получается у меня с большим станком для обточки цилиндров без господина Нартова, это ведь его детище. А со штуцерами разберусь, не такая уж это сложная механика. Дорога в Тулу хорошая и не длинная, всего двести верст, а в нашем возке ехать — одно удовольствие, его совсем не трясет.
Действительно, подумал Новицкий, пусть прогуляется, если бабка разрешит. Вроде бы беременным это полезно. Да и мне не помешает в Тулу съездить — в конце концов, оружейному делу меня обучали куда основательней, чем доисторическому станкостроению, на нартовском заводе от меня точно никакого толку не будет.
— Согласен. Коли Анастасия Ивановна против не будет, съездим с тобой в Тулу. А к тебе, Андрей Константинович, скоро ученики прибудут с Урала. Демидов обещал, что не дубы, а лучшие в своем деле. Так что ты к ним присмотрись на предмет того, кого из них после учебы обратно отправить, а кого оставить у себя.
Нартов глянул на государя с некоторым сожалением — мол, да неужели ты думаешь, что этот выжига такого не предусмотрел и не принял каких-либо мер, чтобы самые достойные обязательно вернулись к нему. Во взгляде же Миниха читалось одобрение — надо же, а молодой царь, кажется, и такую акулу, как Акинфий Никитич, уже успел на какой-то крючок подцепить, иначе не предлагал бы подобного. Далеко пойдет юноша, ох далеко, и уже сейчас видно, что не совсем так, как его дед. Тот все предпочитал делать напором да натиском, а у этого любимый метод — резко, но потихоньку. Без, как он сам часто говорит, лишнего визга.
На этом общая беседа закончилась. Нартов пошел на завод, у Елены тоже нашлось что-то срочное, и в кабинете, кроме царя, остался один Миних. К нему у молодого императора было еще два дела.
Ведь если сейчас отправить Христофора Антоновича на Ладогу, то он, скорее всего, не обидится — сам же инициировал всю эту возню с пароходом. Однако может остаться небольшой осадок оттого, что его вроде как оттирают от руководства военным ведомством, где все больший вес обретают Ласси с Румянцевым. Нет уж, на ровном месте создавать почву для обид ни к чему, тем более что подготовка к грядущей войне за польское наследство все-таки куда важнее, чем один пароход, пусть даже и сколь угодно хорошо плавающий.
— В общем, я с тобой, фельдмаршал, хочу поделиться своим беспокойством, — начал император. — Больно уж распутную жизнь ведет польский король Август Сильный, совсем себя не бережет. Тут и пьянки, и пляски до утра, и бабы. Вредно такое в его возрасте, мне это точно Кристодемус сказал. Я даже опасаюсь, не помер бы король. Вот так прямо не взял бы и в самом начале февраля не помер бы. И что мы тогда делать будем, ведь на трон полезет Станислав Лещинский, причем поначалу его поползновения могут увенчаться успехом. Кажется, пора писать диспозицию — какие полки и корабли куда двигать. С прусским королем я уже договорился — часть сил можно будет заранее отправить на его территорию.
— Э…э… ваше величество, — осторожно переспросил Миних, — а ты точно знаешь, что нам уже пора начинать волноваться?
— Абсолютно точно.
Ну и дела, растеряно подумал фельдмаршал. То-то этот Кристодемус так надолго ездил в Пруссию! Получается, что он еще кое-куда успел, подлец. Интересно, как он ухитрился чем-то таким опоить короля, что теперь может гарантировать Петру дату смерти? Знает ведь, что ежели обманет государя в таком вопросе, то ему не жить. Или Шенда не опаивал Августа, а проклял — говорят, он и это может? Ох, грехи наши тяжкие, давно ведь чувствовал, что с этим мерзавцем надо поосторожнее.
Однако фельдмаршал, разумеется, задал совсем другой вопрос.
— Кто, кроме Лещинского, будет претендовать на трон? И кто для нас более желателен?
— Фридрих Август, сын нынешнего короля. И прусский принц Фридрих, жених нашей цесаревны. Кто из них победит — не знаю. Нам, в общем-то, все равно. Правда, там вроде может путаться под ногами еще какой-то португальский инфант, но его как кандидата на победу можно не рассматривать.
Покидая Лефортовский дворец, Миних пребывал в задумчивости. Причем не только оттого, что требовалось срочно готовиться к войне с Польшей, где, как уже сказал государь, лично на нем будет быстрое взятие Данцига. Здесь у фельдмаршала особых сомнений не было, раз надо — значит, возьмем. Христофора Антоновича больше беспокоило то, как изменилась обстановка вокруг молодого царя за недолгое время его, Миниха, отсутствия.
Во-первых, окончательно подтвердилось, что роль Кристодемуса далеко выходит за пределы простой заботы о царском здоровье. Оказывается, он не только врач, но и инженер, только это было бы еще полбеды. Но Шенда, похоже, еще и занимается такими делами, про которые не то что спрашивать — догадываться и то следует, соблюдая сугубую осторожность.
