Михаил Ахманов - Флибустьер. Магриб
Серов подумывал о том, чтобы пройти ручьями, но в этих краях они текли не по пути, с гор на равнину, то есть с юга на север. Да и речки эти были непохожи на российские или кавказские – выбивались из скалы, струились на три-четыре мили и исчезали под каким-нибудь камнем. Не реки, не ручьи – уэды! Имелись тут потоки и побольше, в глубоких каньонах, прорытых водой за многие тысячелетия, но приближаться к ним оказалось опасно. Здесь, на крутых склонах над ложами уэдов, жили кабилы, не слишком жаловавшие чужаков. Турки, арабы, мавры, европейцы – им было без разницы; любого пришельца встречали пулями, стрелами и камнями. Эти дети гор обитали в деревнях, прилепившихся к обрывистым склонам и выстроенных в форме конуса, так что крыши домов нижнего ряда служили основанием для верхних жилищ, а ряды постепенно сужались к венчавшей этот муравейник башне-цитадели. Попасть в такие селения можно было только по приставным лестницам, и в этот век, не знавший ни ракет, ни вертолетов, они казались совершенно неприступными.
Серов и трое братьев Свенсонов держали оборону в центре, Хрипатый с Кактусом Джо, Деласкесом и Риком прикрывал левый фланг, на правом засели Кук, Форест, Морти и Герен. Абдалла скучал в тылу, при мулах; Серов боялся, как бы его не ранили, и берег, как собственное око. Не для того он спас Абдаллу от посягательств Хрипатого, чтобы потерять проводника в случайной перестрелке.
С половиной мулов пришлось расстаться – двух, сбивших копыта о камни и захромавших, Серов велел отпустить, а третьего зарезали и съели, чтобы сберечь продовольствие. Запас подходил к концу, пуль и пороха тоже было немного, так что приходилось стрелять наверняка. Серов страшился рукопашной схватки, понимая, что с сотнями сарацинов его людям не справиться. Тактика его была простой: прикончить полдюжины магрибцев и, пользуясь их замешательством, делать ноги.
Кусты внизу зашевелились, в зелени замелькали смуглые тела и белые одежды, сверкнула сталь ятаганов и сабель. Серов поднял руку.
– Внимание, камерады! Они собираются атаковать. Огонь по моей команде!
Он наблюдал за перемещением противника, прислушиваясь к ругани турок-главарей, поминавших Иблиса, шайтана и прочую нечисть. Похоже, турки гнали своих подчиненных плетьми и палками, а те совсем не хотели вылезать из кустов. И правильно! Склон шириною в двести футов, крутой и голый; солнце бьет в глаза и укрыться негде. Половина атакующих поляжет, не добравшись до камней.
– Стиг! – позвал Серов. – Приготовить горшки!
– Да, капитан, – отозвался датчанин.
– Боб, Брюс! Накроете их перекрестным огнем.
– Будет сделано, сэр!
Толпа магрибцев повалила из кустов. Их оказалось больше сотни – полунагих, вооруженных пиками и ятаганами, орущих «Аллах акбар!». Эти вопли напомнили Серову Чечню. Правда, оружие там было другим, да и воевали большей частью одетыми.
По камням защелкали пули, веером разлетелись осколки гранита.
– Не стрелять! – приказал Серов. – Пусть подойдут поближе.
Атакующие, размахивая клинками, лезли вверх по склону. Пираты, засевшие в кустах, прикрывали их огнем, но толка от их стрельбы не было никакого – свинцовые мухи жужжали над скалами или плющились о каменную поверхность. Серов подождал, когда толпа приблизится шагов на тридцать, поджег фитиль, поднялся во весь рост, выкрикнул: «Гранаты!» – и метнул горшок с порохом. Вслед за ним полетели еще три фунтовых снаряда, рванулось рыжее пламя, жутко завопили раненые и обожженные.
– Боб, Брюс! Огонь!
Серов разрядил в толпу свой мушкет и оба пистолета, убедился, что мертвых там едва ли не больше, чем живых, и начал торопливо перезаряжать оружие. Магрибцы с воем откатились обратно, оставив на склоне десятки мертвых и умирающих. Теперь их в атаку не погонишь, злорадно подумал Серов и свистнул, подавая сигнал к отходу. Его малочисленная команда двигалась быстрым шагом, огибая утес, защищавший их тылы; люди возбужденно переговаривались, Кук гоготал, подбрасывая мушкет в воздух, Мортимер пересчитывал убитых сарацин, и получалось у него не меньше сотни. Сотня не сотня, но уложили изрядно, решил Серов, оглядывая своих товарищей. Слава богу, вроде бы никто не ранен… Он вытер кровь, струившуюся из царапины под скулой и велел строиться в колонну.
За утесом была небольшая площадка, где их поджидал Абдалла с мулами. Дальше тропинка сужалась до трех футов и круто сбегала вниз, в очередное ущелье, заросшее олеандрами и серебристыми ивами. Оказавшись в их густой тени, Серов перевел дух, сказал Абдалле, чтоб поторапливался, затем пропустил отряд вперед и зашагал последним, вслед за мулами.
Одно из животных хромало и явно просилось в котел. Два других шли резво, ибо копыта их были целы, а поклажа невелика: корзины с лепешками, вяленым мясом и финиками, десяток гранат, свинцовые пули в кожаной сумке и мешок с порохом. Огненного зелья оставалось фунтов тридцать, и Серов с тревогой подумал, что еще одну схватку они выдержат, а дальше – как Бог даст.
Ошибка! В чем была его ошибка?
В эту эпоху он являлся незаурядным стратегом, но самый лучший полководец должен считаться с реальностью. Данные о ней – задача разведки, и горе тому командиру, который неверно их истолкует либо не проверит трижды! Впрочем, Серов не имел претензий к аль Рахману – старик сделал все возможное, и винить его в том, что ни Шейлы, ни Стура не оказалось в усадьбе, было бы нелепо. Его лазутчики расспрашивали жителей поселка и уверились в том, что пленные здесь; с чего бы им соваться в пиратский лагерь, с риском вызвать подозрения? Да и пираты – во всяком случае, рядовые – толком ничего не знали, как показал недавний допрос. Случилось что-то – стрелять не стреляли, но шум какой-то был, и Одноухий после ходил мрачнее тучи… Это понятно – обещал подарок дею, раззвонил на весь Алжир, а подарок-то утек! Наверняка боялся, что об этом узнают, что Сирулла не придет, и значит, не будет замены подарку…
Переиграл его Караман! – с горечью признал Серов. Хоть сдох, а переиграл! Если бы не дон Родриго – упокой его Господь! – было бы все как задумал Одноухий, и его, Серова, голова пускала бы нынче пузыри в горшке с винным уксусом. А так получилось ни то ни се: Стура и Шейлу не нашли, Карамана в заложники не взяли, план провалился, но хоть сами живы и целы. Правда, не все, но это уж кому чего судьба наворожила…
Он отвлекся от этих дум и попробовал сообразить, где же теперь Шейла и Стур. Добрались до Алжира и скрываются там? Сомнительно! Два десятка мужчин разбойного вида и женщина на сносях – компания заметная; появись они в городе, аль Рахман об этом бы знал. Возможно, Уот захватил фелюку или тартану и вышел в море? Но где он тогда скитается два или три месяца? За этот срок можно десять раз на Мальту сплавать и столько же – в Геную или Марсель… А там бы он услышал про капитана де Серра, про союз его с Орденом и славный набег на Джербу! Непременно услышал бы и объявился! А коли не случилось так, значит, корабля у Стура нет и в море он не плавает.
Путь через горы на юг Серов забраковал, ибо то была дорога в преисподнюю, в Сахару, к туарегам. Нечего там Стуру делать – тем более с Шейлой. Стур был человеком опытным, расчетливым, прошедшим воду, огонь и медные трубы и обладавшим редким для людей этой эпохи даром – умением предвидеть результат своих поступков. В плену он, наверно, в первую неделю разобрался, где пахнет жареным, а где – паленым… Словом, сообразил, в какую сторону бежать! И сторона та – восточная! Не в Оран же ему двигаться, не в Касабланку, где заклятые враги, испанцы с португальцами, да и слишком далеки те города… Ла-Каль – другое дело! Французская колония, а французов Стур не грабил и не резал… надо надеяться, что так… И расстояние не столь уж большое, всего две сотни миль…
Всего!.. Серов представил, как Шейла, в нелегком ее положении, бредет по горам две сотни миль, и едва не застонал. Затем приободрился, подумав: что бы ни случилось с ней, все позади, и все это – худшее! Караман, неволя, побег… А сейчас она наверняка в Ла-Кале и родит через несколько дней. Может быть, уже родила! Он принялся высчитывать сроки на пальцах – получалось, что до девяти месяцев не хватает тринадцати дней. Чертова дюжина, вполне в характере Шейлы! Впрочем, девять месяцев – срок среднестатистический, рожают и раньше, и позже. Вдруг он уже отец!
Эта мысль наполнила душу Серова тревогой и счастьем. Ла-Каль, Ла-Каль, Ла-Каль, повторял он в такт шагам. Ла-Каль, где ждут его Стур и Шейла, Тегг и де Пернель, его корабли, его люди! Он доберется до Ла-Каля, дойдет, доползет! Хватило бы только пуль и пороха…
* * *Но пороха не хватило.
Через сутки люди Карамана снова догнали их, и пришлось вступить в сражение. Позиция, как и прежде, была превосходной: Абдалла выбрал место у входа в горную теснину с неприступными склонами. Вход в нее был узок, не больше семидесяти ярдов, и часть этого пространства занимал уэд. Должно быть, где-то в горах прошли дожди, напитав поток, и теперь он выглядел на диво бурным и полноводным. Вода ярилась и ревела, подтачивая восточный край горы, и даже стадо слонов не смогло бы подняться к ущелью против течения. Между берегом уэда и западным склоном лежала каменистая пустошь в двадцать шагов шириной, а дальше громоздились обломки скал, рухнувшие с вершины. Из этой природной крепости пустошь простреливалась великолепно, а к тому же, если подняться на склон и выбрать подходящую расщелину, можно было метать в атакующих гранаты. Оценив удобство позиции, Серов велел Рику и Форесту лезть наверх, а остальным спрятаться за камнями. Затем они устроили кровавую баню магрибцам, завалив трупами нападавших полосу от речного берега до скал. Бились до двух или трех часов пополудни и одержали полную победу, отстояли ущелье и собственные головы, но пороха осталось на единый чих, то есть фунтов шесть. Свинцовых шариков, служивших пулями, тоже было немного, по дюжине на брата.
