Евгений Красницкий - Сотник. Не по чину
Настоятельница поразила Мишку резким контрастом по сравнению с этой бесцветной, как провисевшее десять лет в пыльной кладовой пальто, бесстрастной и погасшей для жизни тенью, чью половую принадлежность можно было угадать только по отсутствию бороды. Прежде всего, прабабка Варвара совершенно неожиданно оказалась вовсе и не бабкой. То есть тут она, разумеется, считалась дамой вполне преклонного возраста, хотя на самом деле ей было всего-то около сорока лет, да и выглядела, мягко говоря, не лучшим образом: худая, почти костлявая, с темными кругами под глазами, выдававшими то ли частые и бурные переживания, то ли какую-то болезнь.
Тем не менее даже сейчас на, бесспорно, породистом лице сохранились следы былой, хоть и экзотической для славян красоты. Ратников безо всяких усилий представил, как хороша была она в молодости – той жгучей, быстро угасающей, но невероятно эффектной в краткий период своего расцвета красотой, свойственной южанкам.
Интересно, как она приняла свою судьбу? Брак с князем Святополком явно династический, ее мнения никто не спрашивал – просто отдали замуж в силу каких-то «высоких» договоренностей. Разумеется, женщины в таких семьях с самого детства готовы к тому, что их брак совершится помимо их желаний в угоду политической необходимости, но заменой любви, которую ждут все прочие юные и не очень девицы, для них является будущая власть и те возможности, которые она может дать. А с этим Варваре не слишком повезло: Святополк женился на юной гречанке, будучи сам уже в годах, прожить с ней успел всего несколько лет, после чего оставил молодой вдовой.
Удовлетворил ли ее статус вдовствующей княгини, уехавшей из столицы, более того, постригшейся в монахини? Вряд ли. Даже сейчас, на увядшем лице, ее глаза горели живым огнем, совершенно неподходящим для образа удалившейся от мира и отрешенной от всего земного монахини. Женщина с ТАКИМИ глазами просто не могла оказаться покорной судьбе.
Княжича с княжной в горнице не оказалось, зато кроме княгинь Агафьи и Ольги обнаружилась Евдокия, которую, судя по всему, мать-настоятельница только что расспрашивала или наставляла – во всяком случае, у Мишки создалось именно такое впечатление. При его появлении Варвара, закончив беседу, благословила отроковицу и повернулась к новому гостю. Привычно зардевшаяся при Мишкином появлении Дунька рыпнулась было к выходу, но Агафья придержала ее за локоть и кивком отправила к себе за спину, где та и притихла, безуспешно пытаясь скромно потупиться, вместо того чтобы разглядывать Мишку.
«Как бы не окосела, прости господи… Она-то здесь зачем? Агафье для услуг, что ли?»
Тем временем в ответ на его поклон и почтительное приветствие настоятельница милостиво кивнула, перекрестила гостя и протянула для поцелуя наперсный крест. Голос, чуть надтреснутый, с едва заметным акцентом прозвучал, пожалуй, слишком твердо для женщины.
– Ну здрав будь, сотник Михаил! Наслышана о тебе. Радостно видеть в столь юном отроке доблесть, достойную взрослых мужей. – Варвара разглядывала Мишку, как хищная птица внезапно обнаруженного в своем гнезде незнакомого птенца, словно прикидывая, отобедать им или признать своим. – Тем более, я слышала, в тебе течет кровь достойного рода.
«Ну что, каково вам самому почувствовать себя в роли «черного ящика», уважаемый сэр? И «бабуля», и обе действующие княгини явно изучают вас, так что продвигайтесь осторожненько, на цыпочках, не уподобляясь слону в посудной лавке: ловите моменты, когда надо выдавать этим «управляющим субъектам» те реакции, которые помогут сформировать у них нужное ВАМ мнение о вашей особе. Знать бы только, что им всем от меня нужно? Вряд ли одно и то же – это было бы слишком хорошо».
Мишка собрался ответить что-то подходящее случаю, но неожиданно за него это сделала Агафья.
– Отрок сей достоин всяческих похвал, матушка, – пропела княгиня Городненская. – И храбрость явил, и разум: вызволил нас с детьми из полона, аки герой, про коих летописи повествуют. Не посрамил рода, к которому по праву крови себя причисляет.
– Даже так? – Варвара вскинула брови и поощрительно улыбнулась. – Мужам пристало являть доблесть и отвагу, чтобы женщины могли положиться на их защиту. Потому отважные герои пленяют не только своих врагов, но и сердца девичьи.
Настоятельница словно невзначай глянула на единственную присутствующую обладательницу «сердца девичьего» – Дуньку, отчего та зарделась, и снова обратилась к Мишке:
– Вот и интересно мне, на что же ты, сотник, способен, чтобы добиться взаимности от своей избранницы, если и без того уже совершаешь чудеса храбрости?
Мишка едва не поперхнулся.
«Опаньки, сэр, приехали! За что боролись… Всю дорогу пудрили мозги мадам Агафье куртуазным обхождением, вот она и уверилась: вы из штанов выпрыгнете, чтобы вот прям щас всех драконов в округе зубами загрызть и к ногам прекрасной Евдокии складировать. Имейте в виду, сэр, что в переводе на нормальный язык у вас сейчас спрашивают принципиального согласия на погружение в ту самую задницу, которая вам давно и назойливо мерещится. Глубину же и продолжительность погружения обозначать даже не собираются.
А в награду что? Вообще-то, согласно прейскуранту, полагаются полцарства и принцесса. Нет чтобы начать с координат и прочих параметров того самого «полцарства», а они вам малолетнюю принцессу всучить норовят. Да и та подкачала – всего-навсего «недокняжна». Надо срочно исправлять впечатление о своей персоне. В задницу все одно лезть придется, так хотя бы выторгуете у них что-то посущественнее».
Ратников никогда, даже в юности не принимал участия в самодеятельном театре, не говоря уж про профессиональную сцену, но тем не менее чувствовал себя дебютантом на премьере, когда роль не выучена, суфлер молчит, надо срочно импровизировать в ответ на реплики партнеров, и от малейшей фальши будет зависеть и сам спектакль, и собственная дальнейшая карьера. Впрочем, искусство публичной полемики времен его депутатства мало чем отличалось от театрального, а тогда приходилось парировать вопросы и посложнее.
«Как вам, сударыни, понравится такая реакция «восторженного отрока»?»
Он с легким недоумением взглянул на Варвару, чуть шевельнул искалеченной бровью и, едва намекнув уголком губ на усмешку, чтоб, не приведи господи, не дать повода заподозрить себя в непочтительности, ответил с легким поклоном:
– Ради тебя, матушка, я на любой подвиг готов, но жизнь моя мне не принадлежит – за мной люди, мне доверившиеся. Любой начальный человек силен ими прежде всего. Что же до того, что воевали мы доблестно, то так принято у нас в роду, ибо я восьмое колено воинское. Служба же моя, прежде всего, князю Вячеславу, а кроме него только воеводе Погорынскому. Прикажут – умру. В сотне у нас так издавна заведено. А что касается сердец девичьих…
Тут Мишка глянул наконец в сторону Дуньки, не ожидавшей такого выверта: та слушала его, забыв о необходимости смущаться, и губу с досады закусила. Уж что там ожидали от него услышать княгини с настоятельницей – неведомо, а она, похоже, и впрямь разлетелась мыслями. Мишка с трудом удержался, чтоб не подмигнуть девчонке ободряюще, чтобы не куксилась, и продолжил, глядя прямо в глаза «прабабушке»:
– Как бы хороша и соблазнительна ни была дева, но если разумна, то и сама не станет требовать от воина, чтобы он в таком деле одними только чувствами руководствовался. Ибо и герои греческие, которые тут помянуты, истинные подвиги, покрывшие их славой и принесшие благоденствие их народу, совершали, только когда ими двигал разум и соображения государственные, а когда токмо чувства – печально сие кончалось. Пример Париса и Трои, когда сын царя забыл о своем долге и все променял на любовь прекрасной Елены, из-за чего его народ претерпел такие бедствия, а, главное, его род потерял все свое владение, не позволяет мне и помыслить идти столь неверным путем.
«Эту блесну – Дуньку – я у вас не заглотил. Не устраивает вас такой ответ, другого ждали? Нет уж, стандартных реакций вы у меня не получите – на таких проще всего подловить.
С какой стороны сейчас зайдете, мадам прабабушка?»
В глазах настоятельницы вспыхнули огоньки – то ли при повороте головы в них отразился свет от лампады, то ли строгая монахиня не сдержала своих чувств.
– Кто же тебе про Париса и Елену поведал? – только и спросила она, слегка поджав губы. – Неужто священник ваш покойный, отец Михаил?
«Вы палку не перегнули, сэр? «Бабуля»-то озаботилась совсем не тем, кто вам про Париса с Еленой напел, она другое спрашивает: откуда вы таких понятий про долг и честь нахватались. Про честь офицерскую тут пока и слыхом не слыхивали, а из образа косящего под рыцарей пацана вы сейчас сами вывалились.
