Укрепить престол (СИ) - Старый Денис

Инокиня Марфа, та, которую когда-то называли Марией Ливонской, искренне считала, что на троне ее сын и теперь ему могла грозить опасность. А потому, она все подслушает и все передаст, ибо смысл жизни для любой женщины — это спасение детей. Дочку не уберегла, так, может, сына спасет. А кто измыслит что дурное супротив сыночка!..

Глава 13

Глава 13

Болхов 3 июня 1607 года

Егор Иванович Игнатов уже больше месяца гонялся за врагом. Относительно молодой командир, как назвали бы в будущем «специальной диверсионной группы», превратился в Лешего. И, несмотря на то, что все члены группы не отличались чистотой, ухоженностью бород, или постриженными и расчесанными волосами, отчего-то именно командир ассоциативно сравнивался с взращенным народным суеверием персонажем — лешим-лесовиком. Вот и получилось, что на выходе группы на задание, позывной у Егора был «Ком», но скоро стал «Леший». А насчет того, чтобы называть друг друга по прозвищам настаивал сам Егор. Так было, по его мнению, проще общаться вовремя их диверсионной деятельности. Быстрее, лаконичнее, да и враг не узнает настоящие имена.

Группа Лешего двигалась по пятам польского войска, то и дело создавая им проблемы. Уже были потравлены ручьи и колодцы Это делалось так часто, что уже и не осталось отравы. Зато враг понес потери и от таких диверсий. Последний раз остатки отравы использовались две недели назад, когда в один приметный, бьющий из земли ключ, с кристально чистой водой, скинули отраву для воды. Тогда эффект отравления был столь слаб, что только можно было отлавливать поляков, вкусившим водного «дара» брянских лесов, по кустам. На это отряд не стал размениваться, а проследил за тремя повозками с добром какого-то знатного шляхтича, обозники особенно часто бегали по кустам, но дело было не в них, а в конях. Когда кони, запряжённые в этот частный обоз, стали от выпитой воды медленными и болезненными, а обоз отстал на метров триста от едущей в седлах польской хоругви, Леший и приказал атаковать.

За русскими диверсантами послали погоню, но это было зря. Отряд уже настолько свыкся в лесах, да и многие из группы вполне ориентировались в лесу, что преследователей ждал сюрприз, и не один. Зверь — позывной одного из членов группы, умел быстро и эффективно из нескольких палок сделать смертоносную ловушку. Вот и повелось у поляков поверье, что русским помогает сам лесовик и нужно держаться подальше от дремучего леса, иначе дух лесной обязательно тебя заполучит. А дальше в вражьем стане появлялись разногласия: одни говорили, что русский леший высасывает душу, а тело уже подъедают животные. Другие же утверждали, леший просто и незатейливо съедает пропавших польских воинов, но не всех, а только тех, кто наиболее грешен. Таким рассказчикам, вещавшим с видом умудренных стариков, возражали иные, которые утверждали, что столько много не может есть даже лесной дух, и он явно что-то затеял с телами славных польских воинов. Может в скором времени уже польской армии предстоит встретится с полками нечисти, которая будет состоять из подчиненных дьяволу погибших бывших соплеменников.

А пропавшие тела — это те, кого «умыкали» в лес диверсанты, чтобы лучше знать о планах врага и предопределять действия поляков. К примеру, получилось выкопать и замаскировать волчью яму. Пусть в нее попались лишь два всадника, но коней насмерть, а конные получили серьезные ранения. Минус два профессиональных воина на одних весах с ночной работой лопатами.

Между тем, с каждым днем проявления бурной польской фантазии, оказывали деструктивное влияние на продолжение деятельности русского диверсионного отряда. Враг боялся лишний раз отойти в лес. А, если, это делал, то только в сопровождении, или большими группами «засранцев». Впрочем, чаще всего, польские воины предпочитали испражняться рядом с местами, где они останавливались на отдых. А, в купе с тем, что и воду больше стали предпочитать проточную, речную, чтобы, якобы, не отравиться, то санитарное состояние в польском войске неуклонно становилось все более угрожающим. Уже сейчас небоевые потери в королевском войске приблизились к самой большой цифре за время всех походов и военных компаний, которые были спровоцированы королем Сигизмундом III Вазой.

— Леший, мы не сотня казаков, чтобы такое сделать! — возражал Зверь. — Я могу быть и сам по себе!

— Лучше бы тебе молчать, как месяц назад! — сказал француз Антуан Анри.

— Яков! — Егор намеренно назвал Зверя по имени, вызывая у того агрессию.

— Не зови меня так! Меня так звали только родные! — рычал Зверь, но в этот раз не решался бросаться в драку.

При формировании группы о психологической совместимости не особо думали. Собрали тех, кто мог больше остальных и кто дополнял иных членов группы своими особыми навыками. Зверь же точно не являлся командным бойцом. Он одиночка, но все равно оказался столь полезным в группе, что половина эффективности диверсантов — это заслуга Зверя. Вот только Егору приходится периодически бить одного из членов своей команды. Зверь понимал силу… скорее он уже ее чуял и если не подчинялся, то соглашался выполнить нужное.

— Зверь, ну ты же сам говорил, что это возможно — взорвать большой пороховой склад, — Егор не стал обострять ситуацию, да и Яков уже не кидается на командира сломя голову, все-таки если не логика, то рефлексы работают.

— Подходы блокируются двумя десятками человек. Мы можем их вырезать в волчий час, под рассвет. Но дальше сто пятьдесят шагов поля, после охрана склада. Коли не открытое пространство, так можно пробовать, а так… — Зверь скептически отнесся к идеи большой диверсии.

Егор привык к тому, что мнением Зверя пренебрегать нельзя, но и поступать соответственно чутью Якова, так же не стоит. Каждая диверсия — это риск, чуть меньший, или больший, но опасность присутствует постоянно, даже когда группа заходит вглубь леса для отдыха. Ведь даже лесные хищники — уже опасность.

Но молодым командиром двигало иное — он хотел большого дела. Да! Они и так уже немало вреда причинили и может даже больше роты, а то и двух, уничтожили напрямую и неизвестно, сколько косвенно. Но больше месяца в лесах и уже рутинная работа притупляли чувство самосохранения.

— Все понимают, что мы можем сделать для победы больше, чем полк или даже два полка стрельцов? И понятно, что ляхи недоработали с тем, что не соорудили укреплений своего лагеря и не спрятали там порох? — спросил Егор у своего малого совета, в число которого логично входил заместитель Антуан Анри и нелогично — Зверь.

Понимали все и в группе собрались такие бойцы, которые готовы отдать свои жизни. Поэтому было решено сделать что-нибудь масштабное.

В разработке плана принимали участие все бойцы группы. Нужно было понять, как минимизировать вероятность потерь. После, все, без исключения, принимали участие в подготовке отхода: строгали колья, составляли ловушки, выбирали тропы.

За полночь группа, укрытая маскхалатами, выдвинулась на позиции у опушки леса. В высокой траве можно было оставаться незамеченными и при свете дня, так что вероятность подобраться у посту охранения польского лагеря, была высокой, даже очень.

— Пошли! — скомандовал Егор и группа выдвинулась.

В предрассветных сумерках, когда уснет даже самый стойкий постовой, большинство поляков так же спало. Потому оставалось тихо убрать троих охранников, которые бдели у костра и после вырезать спящих на сырой земле вояк.

Глухой звук срывающейся тетивы арбалетов был громким, но не настолько, чтобы переполошить вражеский лагерь.

— В ножи! — сказал Егор и началась работа.

Именно, как необходимую работу нужно воспринимать то, что началось — хладнокровное умерщвление людей.

Из двадцати двух человек, только один смог издать звук, выкрикнув об опасности, но ему быстро закрыли рот. Крикун смог прокусить палец тому бойцу-диверсанту, что пожертвовал рукой, но скоро удар ножом в печень, упокоил вражеского воина.