Тверской Баскак. Том Третий (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

— Это ж когда ты, Еремей, биться с врагом то выезжал, че-то я не припомню⁈ — Попытался поддержать меня Острата, но большинство шутки не оценило и мрачно уставилось на меня, требуя ответа.

С этими мне посложнее, потому как их великокняжеским недовольством не испугаешь. Плевать они хотели на то, что там Великий князь про них думать станет. Тут надо было придумать что-то поизобретательней.

Наезжать на Еремея я не стал, а спросил его просто.

— Ты вот с доходов своих сколько в прошлом году на Ордынский выход сдал?

Едва разговор пошел о его деньгах, как Еремей тут же набычился.

— А кому какое дело⁈ Сколько положено было, столько и сдал, чего спрашивать⁈

На это я лишь улыбнулся.

— Да ты не горячись, Еремей Глебыч, я ж не с укором! Я про то, что в будущем году приготовься заплатить в десять раз больше!

— Это почему же⁈ — Разом понеслось отовсюду, и я тут же нацелился на главного оппозиционера.

— А потому, Якун, что закончится та халява, что я вам тут выписал. Ведь с моей легкой руки, город и десятой части положенного налога в Орду не посылает. Так ведь монголы не дураки, они этот финт раскусили, вот и шлют на Русь нового баскака. Хотят все дворы и головы еще раз пересчитать и все недоимки за пятнадцать лет взыскать.

Оторвавшись от помрачневшего лица Якуна, я обвел взглядом все общество.

— Уразумели, чем это пахнет⁈ По миру пойдете! Монголы это в отличие от вас понимают, и потому баскак ихний не один едет, а с огромным войском, дабы любое сопротивление подавить, злостных неплательщиков покарать и все неуплаченное ранее взыскать.

Бояре разом осеклись, и я уже было подумал, что сопротивление сломлено, но тут подал голос тысяцкий.

— А я вот слышал, что рать ордынская идет Александра вместо Андрея на Владимирский стол ставить. Что у моголов претензия тока к Великому князю, и ежели мы в разборки Ярославичей соваться не будем, так может и пронесет беду лихую мимо. Стены у нас крепкие, народ оружье держать обученный… Ежели что, так и осаду выдержим!

Все вновь загомонили, и ситуация опять начала ускользать из рук. Неодобрительно глянув на Луготу, я вытащил свой последний козырь.

— Ты вот, вроде бы, слушал меня, Лугота Истомич, а главного то, видать, так и не услышал. Монголы почему хотят Андрея снять, а Александра нам на шею посадить⁈ — Мой вопрос заставил всех замолчать, и я продолжил уже в повисшей тишине. — Да потому что Андрей не хочет новую перепись проводить и стоит на том, чтобы выход ордынский на прежнем уровне остался, а брат его старший ради стола Великокняжеского и на перепись согласен, и на разор земли Русской. Так что, кто из вас надеется отсидеться и переждать бурю за стенами, оставьте мысли эти неисполнимые. Коли Андрея не удержим на столе Владимирском, то рано или поздно придут к вам баскаки монгольские, но придут не одни, а с тиунами великокняжескими и вытрясут из вас недоимки за те пятнадцать лет, что я вам потворствовал.

Моя речь тогда проняла бояр. Терять накопленное за эти годы богатство никому не хотелось, и даже Якун отставил на время свою непримиримую ненависть ко мне и вдруг согласился выступить на поддержку Андрея.

— Во, босота новгородская пошла! — Слышу за спиной иронично-пренебрежительный голос Эрика и, отрываясь от воспоминаний, вновь переключаюсь на дорогу.

А там стройный порядок регулярной пехоты сменился разномастным потоком ополчения. Колонна сразу же как будто распухла в размере, и кажется, что ее сдерживает лишь узость тракта, а не воинская дисциплина.

Вместо длинных фургонов потянулись крестьянские телеги, заваленные провиантом, снаряжением, а то и просто присевшим на облучок народом. Стандартные тегиляи заменили редкие кольчуги и кожаные нагрудники, а пики и алебарды короткие копья, топоры и мечи.

«Надеюсь, хоть на поле боя воеводы сколотят из этого стада что-то, похожее на порядок». — Вздохнув, стараюсь не думать о плохом. Эта новгородская вольница вызывает у меня серьезные опасения, хотя чтобы ее собрать, было также потрачено немало сил.

Сам я в Новгород не ездил, а уговорил Ярослава отправить туда боярина Малого. Фрол Игнатич передал мои письма братьям Нездиничам, где я примерно в тех же словах обрисовал им, чем грозит приход к власти старшего Ярославича.

Уже втроем они надавили на посадника и прочую господу новгородскую. В итоге, на созыв всего городского ополчения так и не сподобились, но набор охочих людей все же объявили и припасу да оружие им выдали. Командование этой вольницей взял на себя Богдан Нездинич, и в начале апреля он привел ее в Тверь.

Проводив глазами новгородскую колонну, смотрю на показавшийся из леса Тверской городовой полк. Тут сразу видно, порядка поболе, недаром их Калида столько лет гонял. Даже издали различается строгое деление на десятки и сотни. Четко выделяются идущие впереди своих отрядов командиры и рдеющие над ними значки различных концов.

Замыкает колонну тверская конница из детей боярских под командованием боярина Якуна. В это раз практически полный сбор, каждый думский боярин привел своих поместных дворян. Получилось почти пять сотен сабель, что для боярского ополчения Твери рекордная цифра.

Трогаемся вслед прошедшей колонне и, пришпорив лошадей, обгоняем ее по бровке. Луна резво идет галопом, колени привычно пружинят равномерные скачки. Мимо пролетает шагающая пехота и груженные телеги, а мои мысли уже далеко отсюда.

«Три дня назад мы вышли из Твери, послезавтра будем в Москве. Еще дня через три-четыре выйдем к Коломне. Уже неплохо!»

Разъезды Соболя доносят, что передовые части орды вышли к реке Воронеж, и это значит, что медлить не стоит. Я хочу не просто выйти к Коломне раньше монгол, но и иметь время, как следует подготовиться.

На то поле я съездил разок по зиме, не поленился. Хотел еще раз удостовериться в правильности выбора. Посмотрел и понял — оно! То что надо! Под Коломной уже встречали монгол в январе тридцать восьмого, но не там, где я хочу сейчас. Тогда была зима, и выбор замерзшего русла Оки местом для боя был оправдан. Ныне же и реки открыты и численность с обоих сторон намного больше, так что нужно местечко попросторней.

Такое поле я и присмотрел на юго-западном склоне Коломенского холма. Там получается эдакий мешок, зажатый между трех рек: Коломенки, Москвы и Оки. То есть выстроив свое войско у подножия возвышенности, я буду прикрыт с трех сторон руслами рек и доступен только для атаки с фронта. Этот фронт достаточно широк, там от берега реки Оки до Коломенки в самом узком месте почти шесть тысяч шагов, но кажущийся простор обманчив. Он делится на фрагменты еще одной мелкой речушкой, зарослями кустарника и лесными массивами вдоль обеих рек.

В общем идеальное место для встречи больших масс мобильной конницы. Вроде бы и широко, и возможность для маневра у противника есть, но использовать ее в полной мере ему практически невозможно. Тут уж я за свои слова отвечаю, эти пятнадцать лет не прошли для меня даром. А самое главное, у меня есть возможность устроить эшелонированную оборону и вывести из-под первого удара всю конницу.

Пролистав все это в памяти, я улыбнулся и прошептал.

«Что ж, осталось только прийти и исполнить задуманное!»

Часть 2

Глава 14

Коломенский холм круто обрывается к излучине речки Коломенки, затем тянется таким же неприступным яром вдоль берега Москвы реки, и только на юго-запад к Оке он вытягивается просторным пологим склоном. Это открытое пространство разрезается почти посредине еще одной речушкой, которая у самого подъема, словно бы испугавшись его крутизны, резко поворачивает на север и, огибая западный склон холма, течет так до самого впадения в Коломенку.

Сейчас я стою на самой вершине возвышенности, у стен частично восстановленной крепости, и смотрю на выстраивающиеся по склону полки. Мой взгляд от плотных прямоугольников нашей пехоты скользит через всю равнину к линии горизонта. Туда, где открытое поле вновь смыкается с лесной полосой. Там уже видны первые ордынские сотни. До них отсюда почти полторы тысячи шагов, это я знаю точно. Это поле измерено все вдоль и поперек, и подробнейшая его карта постоянно стоит у меня в голове.