Моя фамилия Павлов (СИ) - Берг Александр Анатольевич
Клаус Ортвиг, командир части охраны тыла.
Пришедший приказ ни сколько не обрадовал гауптмана Ортвига, ему приказывалось сжечь вместе с населением деревню, в которой он был расквартирован и соседнюю с ней, после чего передислоцироваться дальше в тыл. Русские слишком сильно давили и немецкие части, хоть и медленно, но отступали. Тут дело было не в том, что гауптман был жалостливым, хотя ему и на самом деле была очень неприятна такая работа, нет, основным неприятием этого приказа было другое. Хотя командование и пыталось замалчивать подобные факты, но как говорят русские, шила в мешке не утаить. При отступлении, командование постоянно отдавало такие приказы, вот только русские на это реагировали очень остро. Над немецкими позициями были сброшены листовки, в которых сообщалось, что все замешанные в расправах над мирным населением будут уничтожены, а их семьи в Германии арестованы, когда русские туда войдут. То, что такое случится, с каждым днём становилось всё яснее, по мере отступления, так как граница с Рейхом становилась всё ближе. Кроме того сбрасывали листовки с фотографиями повешенных немецких солдат, да и так среди камрадов ходили слухи, когда и где, попавшиеся русским немецкие солдаты повинные в расправах над мирными жителями, были повешены. Именно это и было основным фактором, который делал полученный приказ очень нежелательным. Клаус долго размышлял, что ему делать, с одной стороны очень не хотелось оказаться повешенным русскими, а такая вероятность была достаточно высокой, а с другой стороны игнорировать приказ он не мог. Гауптман стоял перед окном и невидяще смотрел в него, когда показавшаяся фигура сына хозяйки натолкнула его на хорошую мысль. Сыну хозяйки дома, в котором он квартировал, было 14 лет и его звали Дмитрий, хотя сам гауптман называл его Дитрих, ему так было намного легче, чем звать сына хозяйки его русским именем, не надо коверкать язык. Оказалось, что Дитрих достаточно неплохо знает немецкий язык, учил его в школе, вот его гауптман и позвал.
-Dietrich, komm zu mir!
Сын хозяйки зашел в комнату гауптмана спустя минуту, при этом он не смог скрыть ненависти в глазах, но Клаус не обратил на это внимание. Его денщик Пауль отсутствовал, и это было отлично.
-Дитрих, слушай меня внимательно, я получил приказ сжечь твоё село вместе с жителями, а кроме того и соседнюю Жюковку. Не исполнить приказ я не могу.
Клаус с сильным искажением произнёс название соседней деревни.
-Завтра, я сначала отправлюсь со своими солдатами в соседнюю деревню и только потом, вернувшись оттуда, сожгу вашу. Ты понял, что тебе надо сделать?
Димка оторопело смотрел на немца, он ни как не ожидал от него такого. Это что получается, он хочет, что бы он, Димка, сначала предупредил жителей Жуковки, что завтра их придут жечь, а потом и своих. Значит не исполнить приказ он не может, деревни сожжет в любом случае, только одно дело жечь их с жителями и другое одни дома. Такого он от немца не ожидал, но он дал им шанс выжить. Кивнув, Димка опрометью бросился во двор, где возилась мать.
-Мам, наш немец мне только что сказал, что завтра он сначала с утра отправится в Жуковку, которую сожжет вместе с жителями, а потом вернётся сюда и сожжёт уже нас.
Мать от услышанного застыла на некоторое время, осознавая услышанное.
-Дим, ты ни чего не путаешь?
-Нет мам.
-А с чего это немчура такая добрая, что предупреждает нас?
-Знаешь, я тут слышал, как солдаты между собой обсуждали, как в полном составе уничтожили роту, которая отличилась в казнях мирного населения. Говорят, что наши таких в плен не берут, или сразу пристрелят или чуть позже повесят.
-Ладно, сейчас беги в Жуковку, скажешь там всё деду Макару, а затем домой, а я сама тут скажу кому надо.
Когда сын убежал в соседнюю деревню, Прасковья пошла к деду Мирону, который был старостой деревни. Когда сюда пришли немцы, то к удивлению всей деревни дед Мирон встретил их хлебом и солью, за что его и назначили старостой деревни. Вначале все недоумевали, думали, что у старого на старости лет голова поехала, но всё оказалось совсем по-другому. Решив, что лучше, если новая власть будет из своих, дед Мирон и подсуетился. После своего назначения старостой, он сходил еще к пятерым мужикам, все они были уже в возрасте и поэтому не попали в армию, да и произошло всё достаточно быстро. Вначале, когда мужики только слышали, что предлагал им дед Мирон, они его посылали, но после того, как дед Мирон объяснял, почему он это им предлагает, меняли свою точку зрения. В итоге в деревне появились пятеро местных полицаев, а для жителей деревни всё стало ясно, когда один из новоявленных полицаев пришел в дом к бабе Дуне и сказал, что раненый командир, которого она прячет у себя в сарае, может подставить всю деревню, а потому он его ночью перевезёт на заимку. За пару дней семеро раненых бойцов и командиров Красной армии, которых прятали жители деревни, перевезли на небольшую заимку в лесу, которая использовалась, как пристанище охотников. Хоть и разместились они там с большим трудом, зато дорог к ней не было и там было достаточно безопасно. Позже из этих бойцов и командиров вырос небольшой, но очень кусачий партизанский отряд, куда вошли другие окруженцы, те, кто смог сбежать из плена и немного местных жителей.
На следующий день рота гауптмана Ортвига выдвинулась в соседнюю деревню, которая была в 12 километрах от них. Прибыв в деревню, немцы ни кого не обнаружили, поэтому просто сожгли деревню и вернулись назад, но и тут тоже уже ни кого не было. После того, как солдаты подожгли деревню, рота покинула её и направилась к месту новой дислокации. Всё это время за ними из леса наблюдал Димка и пара деревенских мужиков. Им было до смерти жаль своих домов, но жизнь дороже, дома они потом и новые отстроят, благо, что леса на дома море, надо его только срубить и высушить. Сегодня утром, как только немчура уехала, вся деревня забрав с собой оставшуюся немногочисленную живность, ушла в лес, где они давно приготовили себе землянки. Там вполне можно было перекантоваться несколько недель, то, что немцы драпают было ясно, канонада с Востока с каждым днём была всё громче, а значит очень скоро тут будут свои. Гауптман Клаус Ортвиг тоже был доволен, хоть он и сжег русские деревни, как ему приказали, но местных жителей не убивал, а если бы он не сжёг деревни, то об этом быстро стало известно начальству, и тогда его могли и расстрелять, а так и приказ начальства выполнил, и мирное население не убивал.
После того, как мои части вернулись в Белоруссию, командование Прибалтийским фронтом принял генерал армии Конев, он, после того, как войска вчерне зачистили территорию, стал наступать вперёд, правда учитывая дефицит войск, двигался достаточно медленно. В тылу начали действовать войска охраны тыла и группы СМЕРШа, которые вычищали леса от лесных братьев. Уже получившие достаточно опыта в таком деле, они методично их зачищали, причём всех пойманных в конечном итоге ликвидировали, а их семьи высылали в Сибирь и на Дальний Восток. Таким образом терялась база для успешных действий оставшихся националистов, кое кто из них, видя что получается, хотя сам и не сдавался, но старался легализоваться и затем спокойно жить. Среди таких искали в основном только тех, кто успел основательно замараться кровью, на остальных махнули рукой. Многих из них призвали в армию, кто подходил по возрасту, вот так им и пришлось воевать против своих хозяев, но желание выжить оказалось сильней. В лесах остались только самые фанатичные и те, кто уже успел основательно наследить и потому прекрасно понимал, что им пощады и прощения не будет.
К концу сентября я окончательно освободил Белоруссию, а Конев подошёл к Кёнигсбергу. Поскольку Кёнигсберг был немецким городом, причём достаточно знаковым, то тут Гитлер приказал стоять своим войскам насмерть и ни в коем случае не сдавать город нам. Для начала Конев окружил Кёнигсберг и отодвинул линию фронта километров на 50 от него, тем самым взяв его в плотное кольцо. Бои были очень ожесточёнными, так как теперь Красная армия вступила на территорию Рейха, но Конев, отодвинув линию фронта от Кёнигсберга, перешёл там к активной обороне, а основные силы сосредоточил на взятии города. Не желая лишних потерь, он использовал показавшую себя с самой лучшей стороны тактику уничтожения опорных пунктов и огневых точек. Тяжелые штурмовые самоходки и танки ИС выдвигались вперёд и огнём своих крупнокалиберных орудий прямой наводкой уничтожали или повреждали укрепления немцев, после чего вперёд выдвигались бронетранспортеры с пехотой, которая и зачищала вражеские укрепления. Таким образом за неделю он взял все форты, которые защищали подступы к городу. После того, как замолкали орудия и пулемёты обороняющихся, пехота могла вплотную подойти к укреплениям противника и тогда в амбразуры летели гранаты и бутылки с зажигательной смесью, а сапёры, которые были в порядках пехоты, подрывными зарядами вскрывали бронированные двери укреплений, после чего начиналась стандартная зачистка. Расход гранат и патронов был просто ужасающим, зато потери среди пехотинцев минимальными. После того, как все форты и другие укрепления были взяты, началась битва за сам город. Примерно половина населения успела уехать, но и осталось тоже немало и теперь всех мужчин мобилизовали, благо оружия хватало. Почти месяц пришлось зачищать город, и тут Конев тоже особо не церемонился. Хотя специально мирных жителей не убивали, но и не особо следили, есть они в доме или нет, когда его зачищали. Весь город оказался в развалинах, более половины зданий оказались разрушены, так как при упорном сопротивлении просто подгоняли самоходку или ИС и они своими тяжёлыми снарядами просто уничтожали огневую точку вместе с домом. К концу октября 1944 года остатки гарнизона Кенигсберга капитулировали. Конев дав своим войскам неделю на отдых и пополнение, после этого продолжил наступление.