Андрей Ерпылев - Имперский рубеж
Древний аксакал, раскинув коричневые от времени, переплетенные узловатыми венами руки, лежал у дальней стены, частично обвалившейся наружу. Засаленный халат у него на груди топорщился клочьями серого пуха, рядом с лежанкой валялся новенький автомат, точно такой же, как и тот, что сжимал в руках Александр. Можно было уходить, но поручик не торопился. Носком ботинка он поддел груду тряпок и увидел под ними присыпанные пылью доски. Чтобы здесь, в безлесном краю, голодранец мог позволить себе такое царское ложе?
– Голотько, Цыпляев! Ну-ка потревожьте этого дедушку!
Под досками виднелась узкая – едва-едва человеку пролезть – уходящая глубоко вниз нора, похожая на собачий лаз…
* * *– Молодцом, поручик…
Капитан Михайлов, сидя на корточках, внимательно разглядывал в свете фонаря найденные в «схроне» предметы: два больших – килограммов по семь – комка красно-бурой, лоснящейся массы с резким запахом, тщательно упакованных в несколько слоев полиэтиленовой пленки, пару пачек афганских денег, стянутых резинками, четыре невскрытых ящика патронов к «федорову», пластиковые мины-«британки»… Даже неискушенному человеку было ясно, что все эти вещи оказались в одном месте далеко не случайно.
– Вы были не правы, Ламберт, – поднялся капитан на ноги, отряхивая ладони. – Это не просто опийная плантация. Полагаю, что тут была одна из баз бунтовщиков. Вы оба, – он поглядел на прапорщика и Бежецкого, нарочно обойдя взглядом фон Миндена, – достойны награды. Я доложу его превосходительству.
– Что будем делать с Одинцовым, господин капитан? – спросил Саша.
– Тело отправим на ближайшую заставу. Вместе с моими ранеными – отряду Михайлова тоже пришлось сегодня несладко – и этими «сокровищами». Заодно пилот прихватит с заставы запас горючего – у нас в обрез. Трех солдат разместите у себя?
– Наверное, получится, – подумав, ответил Александр. – Один вместо Одинцова, два других… Канистры из-под бензина выбросим…
– Добро. – Давая понять, что разговор закончен, Михайлов направился к разбитой у вертолетов палатки – одной из предназначенных для ночевки – решено было остаться у кишлака до утра.
Но поручик догнал его на полпути.
– Разрешите, господин капитан? Пару слов.
– Что вам, Бежецкий?
– Предлагаю вместе с «двухсотым» и «трехсотыми» отправить поручика фон Миндена, – заявил он, глядя в сторону. – Как боевая единица он практически бесполезен…
– Предложение отклонено, – отрезал капитан, не дослушав. – Что еще?
– Но почему?
– Разрешите мне вам этого не объяснять, поручик. Ступайте спать – завтра предстоит тяжелый день. И выставьте двойной дозор. Ваш человек и человек Ламберта. Смена через два часа.
– Слушаюсь! – прищелкнул каблуками в пыли молодой человек: его душила обида за сухое, даже пренебрежительное обращение командира. – Разрешите выполнять?
– Выполняйте…
11
– Видите кишлак? – донесся до Бежецкого сквозь сип и вой помех в наушниках искаженный голос Михайлова.
– Так точно, вижу, – ответил Саша: кишлак был довольно большим, по местным меркам, целый городок.
– Прямо на него заходить не будем. Вполне возможен обстрел с земли. Садимся на ту высотку, что на десять часов по курсу. Видите?
– Так точно.
– Вертолеты будут базироваться там, а до кишлака пройдемся пешком. Передайте Ламберту.
Капитан отключился и, судя по тому, как вертолет резво забрал влево от курса, связался с пилотом. Второй борт повторил маневр в точности и теперь шел метрах в ста правее Сашиного.
– Зачем далеко-то так? – недовольно спросил прапорщик. – Могли бы нас поближе ссадить, а сами – на ту высотку, если так приспичило. Ваши бойцы, поручик, десантированию с малой высоты обучены?
– Естественно, – буркнул Александр, следя, как в распахнутом люке мчится внизу бурая каменистая земля.
– Ну, вот и сообщили бы мое мнение капитану.
Но взять микрофон молодой человек не успел…
Вертолет внезапно мотнуло вправо, влево, закружило на месте, а по корпусу прогрохотала серия ударов. Охнул, заваливаясь на бок, солдат, зажал лицо руками, сквозь пальцы сразу заструилась кровь, другой…
– Обстрел! – крикнул Ламберт. – Поручик! Что с пилотом?
Неуправляемая машина, медленно поворачиваясь вокруг оси, скользила к земле по пологой траектории. Подкатилось к краю люка и закачалось на низком порожке безжизненное тело солдата… Выйдя из шока, Саша рванул на себя дверь кабины и увидел пилота, лежащего лицом на окровавленной приборной доске, свободно гуляющую рукоять управления, покрытый паутиной трещин блистер, сквозь рваные дыры задувал ветер…
– Пилот убит! – крикнул он прапорщику через плечо, хватаясь за скользкую рукоять. – Приготовьтесь к посадке!..
А навстречу, разбитый, как мозаика на тысячу частей, несся усыпанный камнями склон. На себя… Каменные глыбы промчались под шасси, едва не зацепив их, и снова внизу многометровая бездна ущелья.
Управлять вертолетом, перегибаясь через тело пилота, занимающего почти всю тесную одноместную кабину, было тяжело, но Александр сумел стабилизировать полет – не прошли даром «уроки вождения» – хотя набрать высоту по-прежнему не удавалось.
Вдобавок ко всему кабина быстро наполнялась едким дымом, сочившимся сквозь дырчатую пластиковую облицовку откуда-то сверху.
«Двигатель горит, – подумал поручик. – Плохо дело… Хоть бы дотянуть до высотки. Вершина плоская – можно попробовать сесть… Тут нельзя – поломаем винт, швырнет на камни…»
– Поручик! Второй тоже подбит! Падает!..
Александр суетливо нащупал микрофон, не сразу нащупал тумблер…
– Второй! Что у вас?
– Без паники, Первый, – с облегчением услышал он спокойный голос Михайлова. – Борт поврежден, снижаемся для десантирования людей. Что у вас?
– Пилот убит, управляю машиной. Скорее всего, горит двигатель – не хватает тяги…
Позади, из боевого отделения, доносился судорожный кашель.
– Ламберт! – крикнул Бежецкий. – Могу не суметь посадить!.. Капитан приказал освободить машину!
– Понял!
– Сейчас снижусь насколько возможно и попытаюсь зависнуть. Хвостовой винт, похоже, не действует, будет ротация…
– Да понятно все, поручик! Снижайтесь!
По корпусу снова хлестнула очередь, позади кто-то взвыл… Но Саше было не до того: до боли закусив губу, он осторожно опускал медленно вращающийся вертолет на довольно крутой склон, каждый миг ожидая бешеного рывка, треска и… Но пока все удавалось. Пятьдесят метров, сорок, тридцать…
– Пошел! – заорал Ламберт, и вертолет сильно качнуло.
– Рано! – заорал поручик. – Высоко! Людей угробите!
Но вертолет качнуло снова, и сквозь нижний фонарь Александр увидел внизу живых и здоровых «ребятишек» Ламберта, отбегающих, пригнувшись, в сторону.
– Не-е-ет!
Голос Голотько, яростная брань прапорщика – и новый толчок. Вольноопределяющийся упал на ноги, кувыркнулся куда-то вбок, вскочил на четвереньки. Жив!.. Еще кто-то, приземлившись, даже не упал…
А земля уже рядом, прыгать поздно…
– Всем оставаться на борту! Попробую посадить!..
– Попробуй, поручик!
«Только бы винт не задел за скалу!.. Только бы!..»
Хрусткий удар в днище швырнул его всем телом на мягкий еще труп пилота, зубы лязгнули, рот наполнился горячим и соленым, но машина, бешено воя захлебывающимся дымом двигателем, уже на земле… Александр одним ударом отключил все тумблеры, рванул дверцу кабины, подивившись на миг, что она не заклинена, вытолкнул наружу пилота, мешком свалившегося вниз, и нырнул в дымный ад «салона».
– Прапорщик!
Надсадно кашляя и ничего не видя из-за струящихся из глаз слез, он наткнулся руками на что-то живое, сопротивляющееся и выпихнул наружу в смутно виднеющийся в белесом тумане люк.
– Ламберт!..
Еще чье-то тело, неподвижное, но и его – в люк. Поручик только усилием воли удерживался от того, чтобы самому не сигануть за борт, кожей на спине ощущая, что вот-вот полыхнет адским огнем бензобак, и тогда…
– Кто это? – ладони наткнулись на кого-то тяжело, с присвистом, дышащего, не отвечающего. За борт!
Под ноги попался чей-то брошенный в суматохе автомат – за борт! Тяжелый ящик с патронами! Упереться спиной в борт и ногами – за борт!..
– Ламберт!!!
Чувство опасности стало невыносимым. Александр чувствовал, как шевелятся от инфернального ужаса склеенные потом волосы.
«Я сделал все, что мог! – подумал он, вцепляясь липкими от чужой крови руками в обрезиненную, горячую кромку люка. – Все, что мог…»
Тренированные мышцы швырнули его прочь от обреченной машины, на свежий воздух, к жизни… Он ударился подошвами о хрусткое каменное крошево, не удержался на ногах, покатился, больно ударившись локтем и плечом, но чьи-то сильные руки уже подхватили его за плечи, тащили прочь под всхлипывающими из последних сил провисшими лопастями…
