Валерий Елманов - От грозы к буре
Потому они две ночи подряд и не беспокоили тех, кто Ростиславль осаждал. Третьей же Мстислав Святославич дожидаться не стал. Все это, вместе взятое, было для него столь непонятно и дико, что он, решив оставить всю пешую рать для осады города, сам с остатками дружин нацелился идти дальше. К тому же черниговский князь потерял и надежду на то, что к ним присоединятся остальные владетельные особы, включая Мстислава Удатного.
Под Ростиславлем он оставил всего одну сотню из конных. То были жалкие остатки дружин трех князей: покойного Андрея Владимирбвича Вяземского, по прозвищу Долгая Рука, тяжко раненного Михаила Владимировича Городненского, у которого литвины окаянные уже две трети земель охапили – не с чего и не откуда дружину лихую набирать, да Александра Всеволодовича Бельзского, зятя смоленского князя. Последнего, потому как цел и невредим, Мстислав назначил за старшего. У него неплохие ратники были, только бесшабашные очень, потому и полегли, кто в первый же день во рву, который Константин коварно уготовил, кто в надежде голову рязанского князя самолично срубить. Из трех сотен чуть больше трех десятков осталось.
В утешение Мстислав Святославич пообещал накрепко, что добычей взятой и полоном непременно с оставшимися поделится. С ними же черниговский князь и еще одного сына оставил, Андрея, сказав, что Ростиславль ему дарит. Заметив жадный взгляд Александра Вельского, тут же прибавил, что тому перейдут все земли по Москов-реке, а вдобавок он им отдаст половину из той части добычи, которая на его долю придется. Словом, удоволил всех так, чтобы обид не было.
Вои выступили, чуток передохнув после бессонной ночи, то есть ближе к полудню. Три с половиной тысячи оставшихся – сила немалая. Ни одному граду не устоять.
Пройдя всего три версты, с удивлением увидели перед собой еще одну пешую рать. Было их уже вдвое больше, чем тогда, на Левой Губе, под стягом Константина.
«Плевать, прорвемся», – подумал Мстислав равнодушно и даже как-то отстраненно. Послушная черниговскому князю конница не без легкого замешательства перестроила свои порядки и пошла вперед.
Но лишь когда на флангах пеших рязанских ратников откуда-то стали выпирать спешно строящиеся в ряды всадники, Мстислав понял, в какой капкан он угодил. Да ладно сам попал, он-то уже пожил изрядно. Но ведь с ним же еще двое сынов было. «Может, хоть их пощадят, – подумалось ему, но холодный рассудок тут же подсказал неопровержимый в своей логике ответ: – Нет, всех положат».
И будто увидел князь в каком-то вещем сне наяву гневный взор совсем юного сурового рязанского воеводы и услышал его отчетливый и ясный голос:
– Теперь весточку из Ростиславля все вы слышали, и всем вам ведомо, что вороги содеяли. А посему стоять повелеваю насмерть. Себя не щадить и им пощады не давать. Око за око, кровь за кровь, смерть за смерть, как в святом писании заповедано.
И одна лишь надежда была у Мстислава Святославовича – не увидеть, как его сыны под мечами полягут. С нею он и наткнулся с размаху на чье-то копье. Умирая же, только улыбнулся блаженно, поблагодарив небеса за последнюю милость, которую они ему, старому глупому грешнику, оказали.
«Воистину бог есть добро и любовь», – мелькнуло у него в голове, и лишь одно непонятным осталось: какому же богу тогда епископ Симон молился?
Так и не разрешив этой хитрой загадки, он умер.
– Гляди-ка, бронь на боярине кака справная, – проворчал опытный дружинник, сноровисто расстегивая кожаные ремни на груди черниговского князя.
– А улыбается, будто райского блаженства вкусил, – воскликнул вой помоложе, который стоял рядом.
Опытный вгляделся повнимательнее в лицо убитого и решительно отверг предположение молодого:
– Не-ет, брат. Вишь, как у него брови изумленно кверху приподняты. Будто не понял, что смерть пришла.
– Или вопрошает о чем, – подхватил молодой.
– Ну, может, и так, – благодушно согласился опытный, аккуратно засовывая кольчугу к себе в мешок и деловито озираясь по сторонам – время поджимало.
Воевода Вячеслав дал всем передыху только до утра. И дело было не в той пешей рати, которая осаждала Ростиславль. Ее-то как раз уже не существовало. Достаточно было оцепить ее всеми одиннадцатью собранными полками, и все. Сопротивление оказал лишь последний сын Мстислава Черниговского Андрей. В сшибке он и погиб. Зато половецкая угроза продолжала оставаться.
Вячеслав мысленно поздравил себя с грамотно просчитанным, хотя и рискованным, решением отправить еще пять полков из отдаленных городов сразу же вниз по Проне и туда же, только сухим путем, двинуть половину конницы, имеющейся в его распоряжении. При этом он не просто указал им маршрут движения, но и примерные сроки прибытия на место, чтобы перед половцами под стенами Пронска они засветились не раньше и не позже чем 22 июня.
– Я вам устрою, мать вашу, и «Барбароссу», и план «Ост»[113] заодно, чтобы в другой раз знали, как по Руси шляться, – ворчал он вполголоса.
Расчет был качественным, хотя и проводил его воевода, исходя исключительно из приблизительных величин, взятых, почти в буквальном смысле слова, с потолка. Ну а как иначе определить расстояние от Ростиславля до Кир-Михайлова, который расположен на Проне, если один, мать его, краевед средневековый, говорит, что между ними семьдесят верст, второй называет восемьдесят, а третий и вовсе девяносто? Правильно, только выведя среднеарифметическое. Вот так, исходя из подобных туманных чисел, он и считал, что коннице туда один день ходу, а пехоте – два. С любой другой дистанцией, какую ни возьми, вырисовывалась та же самая картина.
«Хорошо хоть, что города южные еще держатся и даже ухитряются весточки посылать, но тянуть с их деблокадой все равно нежелательно, – подумал Вячеслав. – Какое там соотношение нападающих к обороняющимся считается достаточным, чтобы победили атакующие? – затребовал он от самого себя училищные знания. – Правильно, три к одному. У ребят, конечно, стены крепкие, да и дождями погода балует – поджечь города затруднительно, но зато и соотношение десять к одному. С такими числами ситуацию надо максимально форсировать, иначе гоняйся потом за ними по степи, как за зайцами».
Только одно дельце оставалось провернуть перед отъездом – разыскать ушедшего в леса князя. Занялся Вячеслав этим немедленно, отрядив десять полусотен и каждой придав по три старожила из числа местных жителей. Особых надежд он не питал. Если за дело взялся Гремислав, то иллюзии лишь вредны для дела, но все равно упорно продолжал верить в лучшее. Пока же главной задачей являлся разгром половцев.
* * *И уж вовсе ухватиша вои христианские за корзно Константина, но возопиша он слезно к диаволу, кой ему и на сей раз пособиша. И ушед князь безбожный с немногими в леса дремучие, дабы там жертву некую из числа людишек своих принесть сатане и раны зализати. Но бысть мужи хоробры из воинства святаго и поскакаша они вослед, дабы пояти князя сего.
Град оный устояша, ибо егда мужи вятшие восхотеша врата воям святым отворити, то гражане, неким кузнецом Сергием Ивановым и холопом княжим Михалкой ведомые, по наущенью диавола, оных мужей на тех же вратах казниша, а сами семши крепка и глум всякий учиниша писати князьям славным руцею сваею холопскаю.
И бысть сеча велика, и за грехи мнози отворотиша бог лик свой и убивахом люд чесной резанцы безбожны и возрыдаша Русь слезою кроваваю.
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года.Издание Российской академии наук. СПб., 1817* * *И вскричаша Константин громко: «Не попущу того, дабы люд оный, кой меня Заступником Божиим прозваша, узрети воев чужих возмог на земле моей».
И учиниша тут сечу велику, и побиша малыми силами ворогов своих нещитано, остатние же вои вместях с Константином ушед в леса, дабы туда за собой всех заманити да на земли свои не пустити.
И пришед о ту пору под град Рстиславль рати, кои воевода резанский Вячеслав Михайлович собрали, и подъяли оне стяги с соколом златым и убояшись мнози и бежали вси, и побивахом их воевода.
Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года.Издание Российской академии наук. СПб., 1760* * *Где-то на третий или на четвертый день Константину удалась попытка прорвать кольцо окружения, и он сумел со всей своей дружиной уйти в леса, которые окружали Ростиславль.
Если исходить из моральных факторов, то это выглядело с его стороны не совсем этично – бросить по сути беззащитный город на произвол судьбы. Однако, исходя из стратегии того времени и практики военных действий, такой поступок вполне оправдан. Если бы он попал в плен, война тут же закончилась бы его безусловным поражением, а так Константин, пожертвовав малым, то есть городом, тем самым спасал большое, то есть все свое княжество.
Что касается Ростиславля, то тут многое до конца не ясно. Оставшись беззащитным, город тем не менее не пал, а продержался до прихода основных рязанских сил, благодаря мятежу, который подняли горожане. Что касается имен их славных представителей, то не следует думать, основываясь только на сходстве имен, что это были знаменитые Сергей Вячеславович Иванов и изобретатель Михаил Юрьевич. Слишком высоко ценил их обоих князь Константин, чтобы позволить себе рисковать их жизнями. К тому же проживали они в Ожске, а отнюдь не в Ростиславле. Полагаю, что даже если бы они по какой-то надобности и оказались там незадолго до начала военных действий, то князь все равно успел бы их немедленно удалить. К тому же Сергей Иванов назван кузнецом, что тоже не соответствует истине.
