Анатолий Дроздов - Господин военлёт
Израсходовав боеприпасы, летим на аэродром, пополняемся — и снова на штурмовку. Бомбим и стреляем, стреляем и бомбим… Конница красных рассеяна, отступает. Десять аппаратов остановили две дивизии. Другой отряд утюжит пехоту. Красные повсеместно бегут, Улагай с Покровским гонят их к северу.
Освобождена станица Вешенская, восставшая в марте. Троцкий проводил расказачивание. «Казаки — это своего рода зоологическая среда, — вещал нарком. — Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции… Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море!» Казаков, поверившим большевикам, ждало отрезвление — их стали расстреливать. Поклонник Иуды — редкостный идиот, история с чехословаками его не научила. Даже свинья, когда ее режут, сопротивляется. Сообразить, что казаки, эти профессиональные воины, не позволят над собой издеваться, смог бы и ребенок. Буревестник революции о таком не думал. Через двадцать лет ему пробьют голову. Интересно, там что-то найдут?
Наши конники потерялись в степи. Это маневренная война. Сегодня корпус здесь, завтра — и след простыл. Нас отряжают на поиски. В одном из вылетов замечаю на земле аппарат. На плоскостях красные звезды, у машины суетится пилот. Все ясно. У красных нет бензина, аппараты заправляют «казанской смесью». Это керосин, газолин, спирт и эфир в разных пропорциях. Смесь забивает карбюраторы, моторы глохнут. Летчик садится и прочищает. Решение приходит мгновенно: навестим большевичка!
«Ньюпор» садится и бежит к краснозвездному. Летчик увидел и заметался. Его пулемет над крылом смотрит вверх — стрелять бесполезно, аппарат надо поднять. У меня — синхронный «Виккерс», бьющий через винт, чуть что — разделаю в отбивную. Бежать большевику некуда — в степи не спрячешься. Красный понял и выходит навстречу. На нем кожаная куртка, очки на шлеме… Твою мать!
Глушу мотор и прыгаю в траву. Он смотрит недоверчиво.
— Павел?
Иду к Рапоте. Он колеблется: протянуть руку или нет? Не решился. Правильно: я бы не пожал. Он лезет в карман, настораживаюсь. «Браунинг» я на всякий случай взвел, он за поясом. Сергей достает коробку папирос. Живут же большевики!
— Угощайся! — он протягивает коробку.
Отчего нет? Трофей… Закуриваем. Он садится, я пристраиваюсь рядом.
— Бери! — он сует мне коробку. — У меня еще есть, у вас с куревом плохо.
Откуда знает?
— Механик от вас перелетел, рассказывал.
Было такое. Механик забрался в «Вуазен» и взлетел. Думали: балуется, механик мечтал стать летчиком. Погнались, стали прижимать к земле, а тут и линия фронта… Красные бросают листовки, завлекают щедрыми посулами. Летчики не ведутся, механик соблазнился. Один случай на всю армию.
— У нас теперь по-другому, Павел, не так, годом ранее. Хорошее снабжение, жалованье…
— А комиссары?
— В моей группе комиссаром Синельников.
Хм!
— Возвращайся, Павел!
Ну, Серега, ну орел! Кто кого в плен взял? Я ж не механик, чтоб купиться. Да меня сразу к стенке! Вместе с Ольгой. Кто нам комиссара простит?
— Ольга не убила Иогансона, только ранила. Причем, легко. Он сам очнулся и шум поднял. Если б вы не улетели, ничего бы и не было.
Так я и поверил!
— Твой случай, если хочешь знать, много шуму наделал. Товарищ Сталин возмущался, в Реввоенсовете вопрос ставил. Тридцать летчиков за год перелетели к белым! Разбирались почему, твой случай вспомнили. У военлета, который наркома спас, жену пытались изнасиловать! Кто будет воевать за такую власть? Троцкий ужом крутился, так ему надавали!
Революционный междусобойчик. Вожди борются за власть, едят друг дружку. Здесь каждое лыко в строку. Попался случай с пилотом, сгодится и пилот. Сталин Троцкого скушает — и поделом, но это будет не скоро.
— У нас мало хороших летчиков, Павел. Лучшие перелетели, в школах учат плохо. Люди бьются, гробят аппараты. Такие, как ты, на вес золота. Тебе сразу отряд дадут!
Догонят и еще дадут!
— Я за тебя поручусь.
Не факт.
— Ты из-за Липы? Не мог я ей помочь тогда, никак не мог! Меня бы слушать не стали! К тому же ты зря волновался. Не пропала твоя Липа! Замужем. Знаешь за кем?
Он называет фамилию. Я помню ее по учебнику. Этот деятель Сталина переживет. Липа — девочка умная, выбирать всегда умела.
— Вам с Ольгой опасаться нечего — Иогансона расстреляли.
Вот как! Попался нашим?
— Свои. Отправили вину искупать, он и отличился — загнал отряд под пулеметы. Рабочие, ополченцы — все погибли. Сталин был в ярости. Трибунал голосовал единогласно. Троцкий заступался, просил помиловать, но Сталин настоял.
Насчет расстрелять за товарищем Сталиным не заржавеет…
— Сталин — замечательный человек! Он сказал: «Когда таких, как Красовский, перетянем на свою сторону, контрреволюции конец!» Я ему рассказывал о тебе…
Пора заканчивать эту вербовку.
— Ты бомбил Новочеркасск в апреле?
Он удивлен, искренне.
— Я здесь третий день! Из Москвы прислали — из-за вашего прорыва.
Если так, то живи! Встаю. Он тоже вскакивает.
— Бывай! — подаю ему руку.
— Спасибо! — он горячо ее жмет.
— Квиты!
Иду к «Ньюпору». У меня был долг, я его вернул.
— Павел!
Поворачиваюсь.
— Ты все же подумай! Я не врал тебе.
— Я не вернусь, Сергей! Я не хочу бомбить города, убивать детей и женщин! Я офицер, а не палач! Скажи это Сталину, скажи Троцкому, скажи всем людоедам в Москве!
— Ваши не убивают? А как же белый террор? Вешать каждого десятого, если село помогало красным? А заложники? Насилия, грабежи? Я был в станице, где прошел Мамонтов. Ободрали людей до нитки! Даже тех, кто их с цветами встречал!
— Красные не грабят?
— Наших за это расстреливают! Железной рукой, красноармейцев и командиров! За белой конницей телеги тащатся, барахло грузить. Казачки, грабь-армия!
Не видел.
— С высоты не всегда видно. Люди вас ненавидят. На что вы надеетесь? Победить? Не будет этого!
Рапота прав — белые обречены. Я это знаю, в том-то и беда. «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, тот умножает скорбь». Красные знают, за что воют, белые — против кого. У вождей белого движения нет программы, есть только ненависть к противнику. В этом наша слабость. Армия без идеи — толпа, солдату должен знать, за что умирает.
— Прощай, Сергей!
— Увидимся!
Не дай бог, в воздухе…
— Передавай привет Ольге!
— А ты — Татьяне!
— Она будет рада. Сын у нас недавно родился. Прилетишь — крестным будешь!
— Большевики крестят детей?
— Татьяна хочет, — он смущен. — Почему бы и нет? Не запрещено!
Помечтай! Заскакиваю в «Ньюпор». Двигатель не успел остыть, заводится сразу. Разбег, взлет. Оглядываюсь. Аппарат Рапоты бежит по полю — карбюратор он все же прочистил…
Армия ушла вперед, подтягиваем тылы. Движемся медленно — транспорта не хватает. В одной из станиц бросаем якорь. Меня вызывают к Егорову. Подполковник квартирует в большом доме. В передней — незнакомые офицеры. Поджарые, настороженные, с острыми взглядами.
— Поручик Красовский!
— Так точно!
— Сдайте оружие!
Та-ак! Плохое начало.
— Я арестован?
— Пока нет. «Браунинг» позвольте!
Они и марку пистолета знают! Дрянь дело. Отдаю «Браунинг».
— Проходите, вас ждут!
В горнице двое: Егоров и полковник. Знакомое лицо. Девятьсот шестнадцатый, полеты за линию фронта, он тогда так и не представился. Военный разведчик, теперь контрразведчик, это к гадалке не ходи. Я — подозреваемый. У пилотов, направляемых в разведку, оружие не изымают.
— Узнали, господин поручик?
— Так точно!
— Хотел бы сказать, что рад встрече, но, к сожалению, не могу. Присаживайтесь!
Подчиняюсь. Егоров с полковником устроились напротив. Между нами стол. Умно. Пока вскачу и перепрыгну… Леонтий Иванович выглядит смущенным.
— Курите, Павел Ксаверьевич! — он придвигает коробку.
Это кстати. При допросе к месту курить. Можно перевести взгляд на папиросу, проследить за дымком, и никто не увидит, что у тебя в глазах. Полковник покосился, но смолчал — в доме хозяин Егоров. Чиркаю спичкой.
— К вам несколько вопросов, господин поручик, — вступает полковник, — но сначала кое-что разъясню. В станицах, освобождаемых нами, немало истинных патриотов. Они помогают разоблачать большевиков. Недавно один из патриотов сообщил нечто весьма любопытное. Его сын, пастушок, потерял овцу и отправился на поиски. В степи заметил два аэроплана. Они стояли рядом. У одного аппарата на крыльях были красные звезды, у другого — наши кокарды. Несмотря на это, военлеты беседовали и даже, пастушек в этом клянется, мирно курили.
Черт бы побрал всех глазастых пастушков! Лезут, куда не нужно…
![Анна Одувалова - Изумрудное сердце [СИ]](/uploads/posts/books/144939/144939.jpg)