Пётр Макаров - Часовщик
‑ Казне? От пушечного двора? Прибыток? Загнешь ты, розмысл, так и не верится.
‑ Ну, может, и не прибыток, а уменьшение затрат. Толковый купец, верно, и больше бы дал, но раз уж завод казенный ‑ хоть затраты бы уменьшить. Что простому пахарю потребно? Топоры, гвозди, ножи, иной раз подковы. Вот и отпускать по недорогой цене, и люди заводские в прибытке, и казна, и крестьянин.
‑ Ты пятью хлебами всех страждущих накормить не пробовал, а, умник?
‑ А ты, боярин, уж прости за прямоту, не думал, с чего я тебе предлагаю холопов на заводских поучить? Да один завод с тремя десятками работников всего, это выгоднее, чем полста кузнецов, даже если прибыль в десятую часть считать, а не в треть, как я сейчас.
‑ Помолчи, думал я, после о сем поговорим. К пищалкам гаковным вернись.
‑ Вот и не дойду я, что лучше. Гаковница для засад неплоха должна быть, и в поле, если накоротке, неплоха. Зато пушка бьёт дальше, и ядром стрелять может. Не слишком крепкие ворота можно и такой высадить, без осадных жерл. Ежели с Литвой, а особо с ливонцами ратиться, получается гибче управление огнем.
‑ Ч‑чего?
‑ Выбирать можно, от замка ли к замку осадные жерла таскать, или только к самым крепким, а на остальные просто стрельцов выделить с приданными пушками. Вроде как в рубке, выбор меж копьём и саблей, или куда бить, в колено или в подмышку.
‑ А с гаковницы ежели ядром, не пробовал?
‑ Не то. Короткая, ствол тонкий, смех да позор только. Иначе же ‑ вес больше, неудобно.
‑ Так не ломай тогда голову. В поле ‑ пищали и пушки, в крепости ‑ добавь гаковницы. И помещикам, кто побогаче, в усадьбы.
‑ А наряду пушечному?
‑ А им пистоли. Казна не убудет, а умелые люди сохранней.
Вот так и разрешились мои сомнения. И легкая полевая пушка, и гаковница простояли на вооружении до самого перехода на казнозарядные системы. Менялись заряды и лафеты, добавлялись прицелы ‑ а стволы оставались. Расстрелянные шли, конечно в переработку, но казна заказывала новые ‑ той же конструкции. Возможно, правда, что и цена играла роль ‑ ствол получился недорогой, а у нас вечно нужно было то новые полки вооружать, то новые крепости ‑ на стены и башни эти пушечки пошли после появления единых требований к крепостным артиллерийским площадкам, ну и крепостного лафета. Удачно получилось, словом. Слава шведам моего мира, которые собственно и внедрили подобные пушки первыми. Те, правда, были медными ‑ но важна идея.
Два дня спустя Дума утвердила не только пушки и пищали ‑ самое главное, одобрила 'основы строения пушечного дела'. Не калибры и расчеты лафетов там были главными, нет. Даже не стандартизация порохов и зарядов, или единые правила приемки ‑ а принцип предварительного формулирования условий и задач применения, и оценки существующих систем на соответствие им. С тех пор русская артиллерия плясала от печки, а не фантазий мастеров или взяток великим князьям.
Глава 31
Москва
Князь, окольничий Великого князя Московского, глава Большого Наряда, Пушечного и Охранного приказов, Иван Федорович Оболенский, иной раз прозываемый скабрезно 'княгинин барь...ин', приподнялся из‑за стола, глядя на вошедшего в невысокую дверь рослого человека в пластинчатом доспехе.
‑ Привез?
‑ Здрав буди, княже. И привез, и на двор пушечный сдал. Тульскую выработку в расточку, со своего завода еще четыре жерла добавил, те уж на основах, только колеса поставить, спытать, да и в полк.
‑ Ты, спытальщик, одни жерла привез, что ли?
‑ Ну, жерл нерасточенных всего десятка два, и по полста зарядов крупного жребия на каждое. И ядер по полторы дюжины, жаль, зелья пока не могу вырабатывать.
‑ Ты же плакался, только десяток обещал, а привез едва не годовой урок.
‑ Пошло уж очень хорошо, боярин. Народец‑то ‑ не пахари, а кто торговлю имел раньше, кто ремесло какое. Вот и вышло, что управились лучше. Думаю, на следующий‑то год, и полный урок сдюжим, десятков семь жерл отольем.
‑ Добро. ‑ и боярин, вызвав непроизвольный кряк у сидевшего на лавке у стены дьяка, выбрался из‑за стола и обнял розмысла. Двое подьячих завистливо вздохнули.
‑ Вот еще столы привез со своего поместья, чай, поудобней будут. Только сани в Кремль пускать не хотят без твоего ведома, Иван Федорович.
‑ Что за столы‑то?
‑ А надоело мне как‑то писать, на колене бумагу разложив, да потом по сундукам записи и чертежи выискивать. Ну и седлал стол с коробами, для тех бумаг, что чаще всего нужны бывают. И сюда три захватил, чай, поудобнее будет.
‑ Ты что же, вровень со мной дьяка посадить собрался, да сам сесть? ‑ Иван Федорович налился дурной кровью, рука метнулась к сабельной рукояти... Не нашла ‑ снял боярин перевязь, садясь за стол.
‑ Как можно, боярин, и в мыслях не держал честь твою уронить. Вот только мнится мне, то, как ты сейчас сидишь, её роняет, да делу урон наносит.
‑ Это чем же?
‑ А глянь, князь, по положению‑то твоему, отдельный покой нужен, или хоть выгородка какая. Мало ли, что за бумаги у тебя на столе могут оказаться? Ну как войдет кто из заводских ‑ надо оно им, твои дела видеть? Коли к тебе зайдут, и переговорить без гомона можно, если покой отдельный.
‑ Так у нас и сейчас гомона‑то нет.
‑ А как уроки заводам верстали, вспомни, боярин. Один вслух заряды и людишек в наряд чтет, тут же писцам указ начитывают, да ведь из‑за галдежа ты едва ладонь не отбил, тишины добиваясь!
‑ Было такое, верно. Так что, рассадить по закуткам всех предлагаешь?
‑ Тут, князь, тебе видней. А только ежели гвалта поменьше будет, так и работа получше пойдет.
‑ Столы‑то покажи. Ах да, Варфоломей, пошли кого к воротам, чтобы пустили.
Крепко службу в Кремле наладили, ничего не скажешь. Московский пищальный приказ почти все сейчас именуют полком ‑ и за дело, как мне кажется. Разобравшись с вывозом, простите, фекалий, куда‑то в район будущей станции Петровско‑Разумовская, уверившись в скором достатке пороха ‑ вернее, селитры, первую сотню полка сделали постоянной. То есть, живут в Замоскворечье все, но эта сотня ни торговлей, ни каким промыслом в ущерб службе не занимается. Вернее, не имеет права заниматься ‑ хотя 'бодрянка', например, вовсю режет и шьёт в своем сарае всякую мелочь ‑ от детских игрушек до сапог. Уставом, над которым мы с боярином Оболенским потрудились ‑ вернее, трудимся, часть глав еще дорабатываем ‑ так вот, уставом не возбраняется. Главное ‑ в любой миг, днем ли, ночью ли, будь готов выдернуть из стойки новенькую тульскую пищаль, перебросить через плечо перевязь с саблей и дюжиной готовых выстрелов ‑ на ходу застегнешься ‑ и беги во двор. Три минуты на всё, по новым, тульским же часам, семь для отдыхающих. Не успел ‑ по мирному времени просто выпрут из полка, уж из первой сотни точно. Сдашь пищаль ‑ и вперед, ищи, к кому в боевые холопы продаться. Зато и жалованье у 'нового строя' ‑ пять рублей серебром, да корм, одежка для службы, оружие и зелья ‑ от казны. Хотели сначала весь полк так поставить ‑ да денег в казне маловато. Правда, люд московский, говорят, недавно челом бил ‑ чтоб дозволили бояре выставлять от ремесленных и кузнечных сотен не временных в ополчение, а постоянных, из тех, кто к ремеслу не годен, а к службе постоянной ‑ вполне. Это выгоднее ‑ если вдвое меньше выставлять, чем ополченцев. Воюет Москва часто, а ополченец, даже и от небедной ремесленной слободы, хоть и снаряжен бывает не хуже иного поместного боярина, но в выучке проигрывает. То есть, гибнут ополченцы чаще ‑ а та же первая сотня хоть раз в седмицу, а учится всем воинским премудростям. Учится по частям ‑ в понедельник первая полусотня, во вторник ‑ вторая, чтобы без урона службе.
Кстати, и в наряды, и в смены ходит не только первая сотня, просто остальной полк ‑ пореже, он пока живет, как стрельцы Ивана IV в 'моей' истории. Основная разница ‑ при создании нового полка сразу было объявлено о постепенном переводе его на непрерывную службу, то есть особо ремеслом заниматься смысла нет. Как сладится новая служба у первой сотни, обустроится всё ‑ и начнется перевод. Пока же, дабы избежать пьянства и разврата, три остальных сотни ходят подмастерьями на тот же пушечный двор, заодно и ремеслу обучаются. Вернее, ремеслам ‑ так как полк относится к Большому Наряду, Пушечный приказ обеспечивает его, потихоньку, всем необходимым, от оружия до шапок и сапог. Это просто выгодно казне ‑ шить те же сапоги и кафтаны массово, в приписанных к приказу деревнях.
Единственное, что сдерживало поначалу приток желающих записаться в полк ‑ статус после службы. Пришлось даже выпустить указ‑разъяснение, мол, отслуживший, и даже выгнанный со службы, холопом княжьим писан не будет, а вместо того получит право и бумагу на вольное проживание в любом месте. И пять лет без налогов, на обустройство. Получаем, в итоге, вполне 'рукастых' ‑ в мастерских, да не выучить? ‑ людей. Только, вряд ли пять сотен через десять лет. Многие на службе останутся, да и потери в войске будут.
