Михаил Королюк - Инфильтрация
— Слово предоставляется товарищу Куприянову Алексею Викторовичу!
Райкомовский работник живчиком подлетел к трибуне, с легкой улыбкой обвел глазами зал, достал из папки и разложил перед собой стопку листов. Затем опустил взгляд в текст, весь как-то выцвел и приступил к монотонному зачитыванию:
— Товарищи комсомольцы, советский народ торжественно отмечает сто седьмую годовщину со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Под всепобеждающим ленинским знаменем наша Родина уверенной поступью идет к коммунизму. Учение Ленина освещает всем угнетенным народам путь к избавлению от бесправия и эксплуатации, путь борьбы за свободу, мир и социальный прогресс. С именем Ленина связаны самые выдающиеся революционные свершения двадцатого столетия — Великая Октябрьская социалистическая революция, ознаменовавшая начало новой эпохи в истории человечества, образование мировой системы социализма. Ленинская партия, ее коллективный разум и непреклонная воля, ее организующая и направляющая роль явились той силой, которая подготовила создание Союза ССР, руководила его развитием на протяжении полувека, уверенно ведет его вперед. КПСС объединяет передовых представителей всех наций и народностей страны, представителей советского народа — новой исторической общности, возникшей в СССР за годы социалистического строительства…
Правильные в общем-то слова успевали умереть еще до того, как глуховатым бормотанием срывались с его губ и истлевали, не долетев даже до первого ряда. Под потолком актового зала дрейфовали, не оскверняя сознание сидящих, ссохшиеся тени идей; достигнув дальней стены зала, они осыпались тленом, соприкоснувшись с беломраморными досками, на которых золотом вбиты в вечность фамилии медалистов.
Глаза комсомольцев осоловели, справа протяжно и почти беззвучно зевнул Паштет… Яся мотнула головой, отгоняя дремоту, поморгала и полезла в портфель за газетой «64» и карманными шахматами. Чуть повернув голову, я пригляделся: слегка покусывая от напряжения губы, она анализировала эндшпиль прошлогодней партии Властимила Горта и Виталия Цешковского на межзональном турнире в Маниле.
— Коварство гроссмейстера было несомненно, — шепнул я ей в ушко.
Усмехнувшись и не отрывая взгляд от доски, она не задумываясь парировала:
— С необычайной легкостью гроссмейстер жертвовал пешками, тяжелыми и легкими фигурами направо и налево.
— Кыш! — За Ясиным профилем нарисовался чуть прищуренный Томин глаз. — Не отвлекай ее.
— Вы не поверите, — продолжил я доверительно нашептывать, — как далеко двинулась шахматная мысль. Ласкер дошел до пошлых вещей, с ним стало невозможно играть…
— Угу, — протянула, что-то просчитывая, Яся, — знаю… Он обкуривает своих противников сигарами. Шахматный мир в беспокойстве.
Тома попыталась дотянуться до меня кулачком.
— А вот нефиг было Ясю между нами сажать, — перехватил я тонкое запястье.
На нас стали с интересом оглядываться. Я нехотя отпустил законную добычу и попытался вслушаться.
— …современный этап коммунистического строительства требует значительного повышения социальной активности личности, творческого отношения к труду, заинтересованности каждого в решении государственных, общественных дел, — продолжал, не поднимая головы, бубнить инструктор. — Партия видит одну из задач своей социальной политики именно в том, чтобы развивать эти качества, создавать такую социально-политическую, нравственно-психологическую атмосферу, в которой они смогут проявляться в максимальной мере. Совершенствуя всю политическую организацию социалистического общества, партия подчеркивает, что главным направлением этой деятельности служит дальнейшее развитие социалистической демократии. Она заботится о том, чтобы каждый советский человек чувствовал себя гражданином в полном смысле этого слова, заинтересованным в общенародном деле и несущим за него свою долю ответственности. Формирование нового человека — одна из главных задач КПСС в коммунистическом строительстве. Эта задача включает формирование у широчайших масс трудящихся коммунистического мировоззрения, воспитания у них советского патриотизма, коммунистического отношения к труду, новой гуманистической морали, условий для всестороннего развития личности…
Словесные конструкции, тяжеловесные даже на бумаге, при проговаривании вслух становились и вовсе не подъемными для восприятия. Буквально на пятой фразе я почувствовал, что еще чуть-чуть — и уже мой рот распахнется в могучем зевке.
Засунул руку во внутренний карман и слегка погладил пальцами сложенный вчетверо конверт с двумя кадрами фотопленки — и тут же, как по волшебству, сонливость сдуло. Гулко бухнуло сердце, раз, второй, толчками отдаваясь где-то под адамовым яблоком. Кровь шумными волнами запульсировала в висках, щеки начали гореть от возбуждения. Я сделал два глубоких вдоха, успокаивая вставший на дыбы от выброса адреналина организм. Рано, еще рано бояться…
В очередной раз скосил глаза на Ясино запястье. Инструктор треплется уже полчаса. На сколько у него там, интересно, утвержденная заготовка? Надеюсь, минут на сорок, ну не может же быть для школьников больше? И еще этот фактор икс — старый большевик. Не просто же так его притащили на собрание, посидеть в президиуме за столом…
Попытался поставить себя на место организаторов. Сколько на все про все можно отвести? Часа, пожалуй, мало. Двух — много. Значит, полтора? Полтора меня устроит, два — уже нет. М-да, и, в случае чего, тихо не выйти: класс посреди актового зала посадили. Попытка встать и удалиться будет немалым вызовом…
Я откинулся и прикрыл глаза, в очередной раз прогоняя данные из заимствованной памяти о вечернем маршруте.
— …партия воплощает в себе боевое товарищество и дружбу трудящихся СССР, нерушимое единство всего советского народа. КПСС — партия интернационалистов-ленинцев. Партия Ленина — ум, честь и совесть нашей эпохи! — с заметным облегчением в голосе прочел инструктор последнюю фразу своего доклада и, повеселев, поднял глаза.
Зал отреагировал на наступившую тишину вялыми хлопками.
Перехватил Ясину руку и посмотрел на стрелки. Полпятого. Через полтора часа Синти должна побежать по парку, если, конечно, она увидела иероглифы и правильно поняла смысл послания. Через полчаса, край — через сорок минут, мне надо смыться из школы. Я тревожно заелозил на жестком сиденье.
— Товарищи! — На трибуне вновь Антон. — Сейчас Михаил Натанович поделится воспоминаниями о Владимире Ильиче Ленине!
Зал, ожив, бурно зааплодировал. Старичок неловко встал и, как-то чуть накренившись и пошатываясь, побрел к трибуне. Последствия инсульта или пьян?
— Товарищи комсомольцы и комсомолки, — начал он невнятно и чуть хихикнул в микрофон.
Немного выпимши, определил я, разглядев характерную сизоватость носа.
— Я долго говорить не могу… — Он замер секунд на десять, о чем-то задумавшись.
За эту фразу я сразу простил ему все, главное, чтобы она оказалась правдой.
— Пожалуй, в честь такого дня расскажу вам две малоизвестные истории про Ульянова…
Инструктор обернулся к трибуне и напряженно замер.
— Одна произошла в девятнадцатом году, вскоре после переезда правительства из Петрограда в Москву. Я, кстати, переезжал тогда в одном составе с Лениным. Тревожно было, особенно когда приехали на станцию «Малая Вишера», а там целый состав с матросами-анархистами оказался. Если б не латышские стрелки, неизвестно, как бы и повернулось все… — Он немного удивленно потряс головой и продолжил: — Так вот, Надежду Константиновну по приезде сразу в больницу положили, с зобом. А в Москве тогда голодно было, и Владимир Ильич к ней по вечерам после работы на машине ездил, проведывал, с бидончиком молока. Бандитизма разгул был, скажу вам, — каждый вечер стреляли по городу то тут, то там… И вот, значит, едет он с сестрой Марией Ильиничной в машине, а из охраны — только шофер, из царского гаража еще, и еще один товарищ с наганом. Не было тогда принято машины с охранниками по городу возить. А зима… Дороги заметены, сугробы… Лишь посередине, где пути трамвайные, расчищено. Машина между сугробами ползет, как по траншее. И вот недалеко от, как тогда называли, Николаевского вокзала на одном из перекрестков банда их местная, значит, тормозит. Из машины высадили, портмоне, браунинг отняли… Бидончик, правда, оставили. И уехали на той машине. Ну Ленин побежал сразу в пункт охраны районный, как, мол, так, на вашей территории председателю Совнаркома гоп-стоп сделали, ищите… Да где ж там найдешь! Хе-хе… А самое забавное знаете что? Бандюган этот, Янька Кошелек, потом портмоне открыл, а там документы Ленина. И он потом, пока не застрелили при очередной облаве, хвастал всем: «Да я самого Ленина брал!» Правда, недолго — в том же году, в июне, на Божедомке его и достали.
