Михаил Дулепа - Господин барон
– Какой? – Он смотрел на меня, словно готовясь тут же сделать этот самый шаг. Даже жалко было такой порыв оборвать.
– А я откуда знаю? Я могу показать тебе пути, выбирать придется самому.
Мы замолчали. Японец чертил что-то пальцем на колене, я все так же водил точилом по стали.
– Я виноват, господин.
– Ну что еще?
– В замке осада, а я в одиночку пользовался провизией, не делясь с другими.
– Так это ты сягдимирль подъел?
Он склонился в поклоне и не торопился выпрямиться. Вот ведь балбес, ну как ему нравится быть в чем-то виноватым! Еще захочет прямо тут харакири устроить, во искупление!
– Ладно, признаю твою вину. И приговариваю – все недоеденное съесть!
– Аа-а…
– Бэ. Все равно эту дрянь, похоже, способен есть только ты. Даже местные начали жаловаться, что туристы эту «экзотику» по городу разбрасывают, все провоняло. Тебе он в самом деле нравится?
– Очень похоже на то, что делают у нас дома.
– Ну да – тоже море, тоже много водорослей и ракушек и нет нормальной жратвы. Хватит переживать, у нас дел полно. Метнись к Эгги, проверь, что там с машинами. Утром надо будет кое-куда съездить, все должно быть готово. А потом все-таки встань с мечом у помоста.
– Хай! – Он еще раз переломился в поклоне и резко сорвался. Ох и пацан же, а ведь ему уже девятнадцать вроде? Пацан и есть. Тараканы в голове крупные, им там вольготно, вот и заносит время от времени.
– Господин барон?
– Норман? Тоже решил в чем-то признаться?
– Что? А, нет, я просто хотел спросить…
Договорить он не успел. В тишине замкового двора, наполненного десятками терпеливо ждущих людей, этот звук заставил всех замереть, хотя ничего такого страшного в нем не было. Просто треск и скрип расходящегося дерева. И сразу невольный вздох множества свидетелей, обернувшихся к эшафоту: Миллер стоял, покачиваясь, а рядом с ним замерла в ужасе немолодая женщина, то ли дочь, то ли невестка, совершенно не готовая к такому повороту – старик, вцепившийся в петлю обеими руками, шарил одной ногой в воздухе, под второй рассыпался табурет, от которого с жуткой медлительностью откалывались куски.
Только что передо мной был проход к эшафоту, и вдруг на пути оказалась масса бестолково дергающихся и не дающих пройти горожан, я мог только распихивать их, держа над головой саблю, и смотреть, как отваливается расколовшаяся пополам ножка табурета. Умнее всех оказался мэр – пока я примеривался, как запрыгнуть на эшафот и обрубить веревку, не задев никого вокруг, сэр Эррайн шагнул к начавшему хрипеть осужденному и просто поднял его. Как назло старик был не из легких, с годами набрав весомости, так что надо было что-то быстро придумывать. Подставить новую табуретку? Черт, проклятые законы и трижды проклятые условности, казнь нельзя прервать, не так надо…
– Умник, на колено рядом с ним!
Самый сообразительный из моих пажей кивнул уже в прыжке, упав рядом с терпеливо держащим старика рыцарем и схватив дергающуюся ногу потянул к себе. Миллер нашарил опору и со всей тяжестью тела надавил на подставленное колено, Элиль только зубами скрипнул, но терпел.
– Стоит! Держим!
– Дэн, рядом!
– Да, мой господин! – Техасец рухнул к ногам казнимого, с силой схватил вторую ногу и поставил ее себе на колено. Миллер, все еще придерживаемый сэром Эррайном, осторожно покосился вниз и даже нашел в себе силы убрать одну руку от петли, вцепившись в плечо какого-то горожанина. Стоящая рядом женщина беспомощно рыдала, закрыв рот ладонью.
Я перевел дыхание, вытер взмокший лоб и посмотрел на небо. До рассвета далеко, но казнимый стоял более-менее прочно. Кто-то со злостью спихнул обломки табурета на землю, и здоровяк Фиск жалко съежился, хоть ему никто ничего не говорил. Надо будет потом прописать воспитательных звиздюлей и успокоить, а то еще начнет себя винить.
– Эдгар, скотина! Почему не проверил инвентарь?
– Мой господин, я…
– Молчать! Две недели без винной порции!
– Да, господин барон. Я…
– Забыли, впредь такого не повторяй. Умник, Дэн, как вы?
– Нормально стоит. Еще кого-нибудь под руку ему?
– Алекс.
– Есть!
– Сэр Эррайн, составьте очередь смены, десять минут на человека. Отбор по росту и весу.
– Есть!
– Миллер, молитву, твою мать!
– Патер ностер… кви ест… ин целис…
Сэр Ульфрик зло терзал какую-то веточку. Ему нечем было заняться, беспорядка не наблюдалось, а встать у казнимого, с его воробьиной комплекцией, не получилось бы. Так, чем бы его занять?
– Страже – очистить проходы к помосту, а то столпились, как бараны!
– Есть! – Полицмейстер тут же облегченно засуетился, упорядочивая послушно расходящихся в стороны гравштайнцев.
Еще раз оглядев двор, я вернулся в свое кресло, взял саблю, точило. Смотрите, добрые горожане, ваше начальство спокойно и занято делом, а значит, все идет как надо. Даже если хочется вас пинками разогнать за идиотизм! Эх, славные, добрые люди, законопослушно, по слову мерзавца, отдавшие одного из своих соседей на казнь, что ж вы творите? Хотя что я вообще знаю о вас? Что вообще можно знать о другом человеке?
Вот мои пажи – кто они? Ну, молодые, неглупые ребята. Прошли несложный отбор в соревнованиях, живут дружно, подшучивают над единственной девушкой в команде.
Почему я несколько раз замечал стоящего и смотрящего на двери кухни Сато? Его туда тянет, исключительно когда я посылаю Марти отрабатывать метание. Значит, есть между ними что-то?
Умник, полноватый и постоянно нарочно подставляющийся под дурацкие ситуации – зачем он это делает?
Норман, старший из них, достаточно успешный врач. Зачем ему «обучение на оруженосца»? Дэн и Роберт сдружились в последнее время, везде вместе, но за всю эту ночь словом не перекинулись – почему? Марти – отчего она такая? Не выветрившаяся подростковая дурь или что-то серьезное в прошлом? Эгельберт, вроде бы олицетворение здравого смысла – как он допустил эту идиотскую ситуацию?
Эгги, Фиск, Магда – постоянно рядом, постоянно на глазах, и все такие же, если задуматься, незнакомые, как и месяц назад.
Была у меня знакомая, закинула ее судьба как-то на место кассирши в супермаркете, так она нашла себе развлечение – иногда «забывала» пробить какую-нибудь покупку, «даря» ее покупателю. Смысл игры был такой – правильно угадать, кто именно вернет лишнее, а кто оставит себе, и удавалось ей это примерно раз из сотни. Ни внешность, ни возраст, ни ценность покупки не давали однозначного результата. Через два года она стала директором этого магазина, соответственно, игра стала другой – угадать, кто из кассиров этим занимается. Ну, тут, понятно, сюрпризов меньше. Хотя тоже случаются.
Люди, они интересные такие зверюшки. Странные.
Точило мерно гладило сталь, шепча что-то неприятное, ночной холод пробирался под кафтан, потрескивали факелы, гудел генератор, иногда доносились звуки от хозяйственных построек, каждые пятнадцать минут негромко командовал мэр, меняя стоящих у виселицы людей.
Горожане молчали.
В какой-то момент я проверил лезвие и понял, что дальше точить нет смысла, но все равно продолжал водить камнем, чтобы занять руки. В темноте замкового двора, окруженного высокими стенами, было трудно углядеть за горизонтом, так что я нервно дернулся, когда одновременно у десятков людей, столпившихся вокруг, зазвенело оповещение на телефонах, и тут же с верхушки донжона проорали:
– Восход!
– Отлично. Указ сюда! Снимайте его!
Пока с эшафота на руках снимали окончательно обессилевшего «преступника», Эгельберт быстро сунул мне бумагу, и я пятью росчерками пера подписал помилование, а также отменил на территории баронства все законы, подразумевающие смертную казнь. Дубина, раньше надо было!
– Сато! Все готово?
– Да, мой господин!
– Куда вы, Александэр?
– Навестить кое-кого! У вас тут слишком много развелось баронов, надо снизить поголовье подобных скотов!
И перехватив саблю поудобнее, я кинулся к воротам.
«Стала свидетелем очень красивого ритуала в Гравштайне. Впечатляюще и прямо веет какой-то древностью! Не совсем поняла смысл происходящего, все были слишком заняты, чтобы толком объяснить, к тому же не удалось подойти поближе, но надеюсь, что вскоре ритуал повторят – очень антуражно, очень!»
Из блога, тэги «путешествия, прекрасное».Что мне в Эскенланде нравится, так это его размеры. До Кустхива доехали за тридцать минут, покатались по сонному, постепенно просыпающемуся городку, побеседовали с редкими местными, а убедившись, что никто из них не видел своего барона уже недели три, – двинулись обратно.
Утренняя прогулка по холодку освежила, а сунутые в машину заботливой Магдой бутерброды, съеденные на обратном пути, вообще позволили слегка отмякнуть. Приказав встать на пригорке, с которого была видна и гавань, и крыши замка, и поднимающееся солнце, я вышел из машины, оставив саблю, и, присев на камень, стал смотреть на серо-синее море, чувствуя, как скопившееся за ночь напряжение уходит.
