Марик Лернер - Врата учености
Конечно, есть еще приложения, которые тоже недурно расходились, особенно детское, но где я наберу столько материалов в будущем? Матиуш закончился, пошла викторина на знания с обещаниями трем первым, правильно ответившим на вопросы по тексту, призов, проверяя по почтовому штемпелю дату, но и это скоро закончится. А прекращать начинание нельзя.
Я пытаюсь пробудить в детях тягу к чтению и увеличивать количество грамотных. Не зря в качестве эпиграфа запузырил целиком стихи: «Не надо ждать, не надо звать, а можно взять и почитать!» Очень правильная тема. Если дети получат привычку находить в чтении наслаждение, да еще на русском языке, то вырастут они уже не на одних французских романах. К сожалению, так и не вспомнил автора предложения не звать сестричку. И не надо. Кому о нем рассказывать?
Итак, моя статья, подбивающая первые итоги и излагающая недавние события в хронологическом порядке.
Как и ожидалось, Станислав Лещинский устремился в Польшу, где его с нетерпением ждали. На стороне претендента в короли оказалось большинство польской шляхты и многие из сенаторов во главе с временным властителем государства — примасом, архиепископом Гнезно Федором Потоцким. Выборов, утвердивших французского ставленника на троне, с самого начала в Петербурге признавать не собирались, о чем сообщала заранее отправленная примасу грамота. Он, естественно, не стал обращать внимания на такие мелочи и продолжил гнуть свою линию.
В результате в первую очередь затрещали чубы у холопов. 31 июля 1733 года русский корпус под командой генерала П. Ласси вторгся через Курляндию в Польшу. Другой корпус под командой генерала А. Загряжского вступил в Литву со стороны Смоленска. Только 20 сентября, преодолевая страшную грязь осенних дорог, корпус Ласси вышел наконец к Праге — предместью Варшавы на правом берегу Вислы. В середине августа в Польшу вторглись и австрийцы.
Иностранные войска не очень стеснялись, снабжая себя продовольствием, лошадьми и фуражом за счет местных жителей. И не одни войска. Как сообщали мои информаторы, русские помещики «приезжают… в шляхетские местности и оныя разоряют и имения их грабят» якобы за укрывательство их беглых крестьян.
Кстати, историй о самой настоящей охоте, развернувшейся за беглыми мужиками, я скромно не стал печатать. Есть вещи, не идущие на пользу государству. Да и до понятия свободы слова в восемнадцатом веке еще не додумались. Меньше всего требовалась выволочка с самого верха и изгнание из редакторов. Согласно официальным сообщениям, мы за все платили и никаких грабежей не устраивали. Не было такого, и все!
Лещинского все равно избрали, причем, как всегда, не обошлось без вопля «вето!». Пришлось просить и уговаривать, пока великодушно, а скорее всего — за соответствующую сумму, не согласится ли шляхтич изменить мнение. Честное слово, я уважаю демократию. До определенных пределов. На низком уровне она великолепно себя проявляет, но происшедшее там и, главное, возможность одного-единственного придурка влиять на всю страну — это уже предел. Неудивительно, что иностранцы вмешиваются в тамошний бардак. Достаточно подкупить бесштанного — и любое предложение отвергается, сколь бы оно замечательно для государства ни было.
Тем не менее в данном случае не так уж не прав оказался гонористый шляхтич. Да и не он один сопротивлялся выборам Лещинского. Часть сенаторов и четыре тысячи всадников откололись от общей массы и ушли за Вислу. Но это уже никого не трогало. Примас произнес: «Так как царю царей было угодно, чтобы все голоса единодушно были за Станислава Лещинского, я провозгласил его королем Польским, великим князем Литовским и государем всех областей, принадлежащих этому королевству…»
Естественно, 22 сентября под «сенью дружеских штыков» двадцатитысячной армии Ласси была составлена конфедерация, а еще через два дня на поле у Грохова, что неподалеку от Праги, польским королем единодушно избран саксонский курфюрст, сын покойного. За Станиславом ничего, кроме моральной поддержки шляхты, не было. Боеспособность польского дворянского войска, мягко говоря, на весьма низком уровне. На что рассчитывали, изначально голосуя за примчавшегося из Франции неудачника, неизвестно. Разве на подмогу оттуда. Якобы с весны готовилась эскадра в Бресте — французском, конечно.
Поэтому Станислав, бросив Варшаву и саму Польшу, срочно понесся на побережье Балтики, где в сильно укрепленном Гданьске (Данциге) стал дожидаться прибытия союзных галлов. Уже 17 января 1734 года в Варшаве короновался Август III. Теперь должен был остаться только один. Два короля и для Польши многовато.
В начале 1734 года Ласси подошел к стенам Гданьска. Войск у него для осады сильной крепости было недостаточно, так как бóльшую часть армии пришлось оставить в районе Варшавы и в Литве для подавления сопротивления конфедератов. Мелкие стычки происходили постоянно, и хотя по большей части регулярные русские войска с успехом подтвердили значительное преимущество, частенько приходилось распылять отряды, гоняясь за партизанящими сторонниками Лещинского.
Как писано мной: «Подлой народ очень хвалился храбро учиненною обороною, но разумнейшие о том весьма сожалеют, что они на обещания французского двора надеялись и оттого в великое разорение пришли». Думаю, реальность сложнее, и среди мятежников (они как раз считают себя патриотами) хватает лиц всех сословий. И многие винят в случившемся не далекого Людовика, а ближних русских, отбирающих имущество. Только у меня задача не оправдывать поляков, а прославлять наши войска.
Прибыл под Гданьск и фельдмаршал Миних. Полководец из него, по отзывам офицеров, паршивый. На пустом месте умудрился рассориться чуть ли не со всеми, однако по основному профилю инженер, и что такое «правильная» осада укрепленной крепости, не понаслышке знает. Начал с обстрела города артиллерией и захвата фортов, связывающих город с берегом моря и гаванью Вейксельмюнде. Дело шло не очень удачно. Если форт Зоммельшанц был взят без особых потерь, то штурм форта Гагельсберг провалился из-за нераспорядительности командующего. Войска бессмысленно простояли довольно долго под обстрелом, неся излишние потери.
Он умудрился дождаться прихода французской эскадры. Одна радость: двухтысячный десантный корпус бригадира Ла-Мотта де ла Пейруза не сумел прорваться к городу. Не очень понимаю смысл прибытия столь малочисленного контингента для помощи. В лучшем случае они смогли бы войти в Данциг, воздействовав на настроения жителей положительно, но снять осаду — никогда. И уж тем более не этим подразделением возвращать Лещинского в Варшаву. Пупок бы у них развязался. Впрочем, выяснить планы уже не выйдет.
Со слов информатора «Санкт-Петербургских ведомостей»:
«…Поутру в 9 часу атаковали французы с великою жестокостью из Вейхселминдских шанцов наши транжементы, и притом учинили данцигские жители из города вылазку с 2000 человек, которые при себе и пушки имели. С нашей стороны при сей акции очень мало побито, а из штаб- и обер-офицеров — никто. В лесу найдено много мертвых французов, и понеже наши до самых Вейхселминдских шанцов за ними гналися и никого не щадили».
В начале июня к устью Вислы подошла русская эскадра, а французский флот, испытывавший нехватку продовольствия и боеприпасов, снялся с якоря и ушел в море. 12 июня французы сложили оружие в Вейксельмюнде, а 28-го сдался и сам город.
Слава богу, пока еще никто политкорректностью не страдает. Можно не обращать внимания на недостаточно правильное обращение с бегущими. Или важность поставки продовольствия в осажденный город. А то случится гуманитарная катастрофа. Вот завезли бы продукты, французы еще бы год-другой постреляли по русским войскам. Или приехала бы еще одна эскадра. Это же неправильно — пользоваться преимуществом в численности!
Ну это я по старой памяти брюзжу, отрыжка двадцать первого века, здесь никто бы и не понял подобных слов и понятий. И внедрять не собираюсь. Намного проще жить и действовать, когда отсутствует лицемерие и прямо говорят об отношении к врагам. На войне не бывает хороших, и не стоит изображать из себя ангелов. Поэтому честно исполнил гимн доблестным русским войскам и вытер грязные ноги о никуда не годных французов, испугавшихся легких трудностей.
Вообще мне даже понравилось создавать газету. Все же я по жизни гуманитарий, подавляющая часть внедряемых технических штучек без серьезной помощи специалистов никогда бы не дошла до стадии изготовления. А этими статьями и мыслями, исподволь подкинутыми, я могу воздействовать на умы. Некоторые идеи много страшнее огнестрельного оружия, и от длинного языка страдает людей не меньше, чем на иной войне.
Нет у меня реальной власти, но не зря СМИ считали четвертой, после законодательной, исполнительной и судебной. Вершина — умение заставлять людей поступать по вашему желанию. Если вы добиваетесь этого, не применяя силы и не оскорбляя, если люди охотно выполняют то, что угодно именно вам, значит, ваша власть на недосягаемой высоте. А для правильной обработки умов нет ничего сегодня важнее прессы.
