Вадим Хлыстов - Заговор черных генералов
Мы и они могли с закрытыми глазами до миллиметра отследить положение каждого во враждебной и своей стае. Мы и они могли предвидеть, кто куда двинется в случае начала схватки. Мозг каждого из нас с немыслимой скоростью прорабатывал различные варианты убийства своих врагов. И все это делалось не на уровне сознания, а просто приходило понимание как надо действовать.
Я оглянулся на своих спутников и с сожалением осознал, что скачок сознания, переведший меня снова на уровень ГОЛОДНОГО ОХОТНИКА, произошел только со мной. Все мои спутники продолжали оставаться стаей зверей-оборотней. Из-за их человеческих лиц уже явственно проступали морды матерых зверюг. Эти оборотни, следуя только инстинкту, начали выдвигать вперед себя вожака, и я, к своему удивлению, вдруг обнаружил себя стоящим впереди всех. Справа от меня очутился Стас. Но никакой он сейчас уже не был Стас. На нем теперь отчетливо лежала печать сущности древнего махайрода, которая хищными, беспощадными газами смотрела вперед, готовя к схватке своего обладателя. Слева от меня оказался Лупандин – Касатка, а сзади, как бы подпирая нас троих, высился Левашов – Сапсан. Но мы все: я ГОЛОДНЫЙ ОХОТНИК и они – матерые зверюги – были на одной стороне с нашей горячей красной кровью. А те, кто напротив, – холодны как смерть, пахли мускусом и увядшими цветами. Они смотрели на нас сквозь вертикальные зрачки, и в их взгляде была только беспощадная жажда убийства.
Касатка, от переполнявшей ярости, лезвием саперной лопатки, выглядевшей детским совком в его правой руке, резанул себя по щеке, и на ней появились алые капли. Он медленно провел по надрезу пальцами левой ладони, поднес их к носу и трепещущими от наслаждения ноздрями вдохнул запах собственной крови. После этого, застыв на мгновение, вдруг задрал голову кверху, протяжно и страшно завыл, требуя от меня, вожака, немедленно вести стаю вперед. Мстить и убивать. Запах его крови резанул по моему обонянию, превратился в нестерпимое бешенство, которое уже невозможно было сдерживать, и я, весь переполненный сладким чувством вседозволенности, прыгнул сразу, с места, на добрый десяток метров вперед. Я прыгнул НА ОХОТУ. Чужая свора, не медля ни мгновения, ринулась нам навстречу…
Я сразу оказался в самом центре схватки двух стай, среди клубка рычащих, воющих тел, который начал быстро распадаться на индивидуальные бои. Вой, хрипы, рычание и стоны. Запах увядших цветов, мускуса, алой крови, едкого пота, вывалившихся внутренностей и испражнений. Каждая отдельная схватка воспринималась мной как стоп-кадр или очень короткий фрагмент фильма, который фиксировало мое чересчур обострившееся сознание.
Вот я пальцами правой руки бью в глаза существу, сейчас напоминающему небольшого, но очень свирепого динозавра. Раздавив ему глазные яблоки, хватаю за переносицу и с наслаждением, сломав тонкую кость, сжавшейся в кулак ладонью ее вырываю. Моя эмпатия и круговое зрение в этот момент вопят, что сзади опасность, и я рывком, от которого застонали все мышцы, успеваю наклониться. Какая-то тень стремительно пролетает надо мной. Я в ответ, извернувшись в немыслимом пируэте, успеваю ударить бебутом, зажатым в левой руке, туда, где у этой тени затылок переходит в шею…
Вот Сапсана три звероподобных сущности просто разрывают лапами на части…
Вот «росомахи» – Молчун, Горе и Говорун, прижавшись спинами друг к другу, в шесть рук, создав из лезвий бебутов непроходимый заслон, отбиваются от четырех тварей. Рядом с ними, на полу, в луже собственной крови и без головы, лежит тело в нашем камуфляже. Но лежит оно на другом теле, в черной форме, которое жутко перекручено, как будто тряпичную куклу долго и тщательно выжимали после стирки…
Вот Фарид – Песчаная Гюрза, стоя на одном колене, резким колющим ударом вгоняет в глазницу штык от трехлинейки воющему от предсмертного ужаса кошмару из ночных снов. А на его спину прыгает какое-то источающее желание напиться крови создание. За этот штык его всегда ругал Стас-Махайрод, но Фарид с упорством продолжал его носить с собой, заявляя, что штык приносит удачу…
Вот Касатка взмахом саперной лопатки вскрывает грудную клетку, от плеча до паха, существа, на котором лежит отблеск птицеящера. А тот, уже посмертным ударом когтей лапы-руки, срывает с Лупандина скальп. Я знаю, кто этот уже умерший птицеящер, на которого падает Лупандин-Касатка. В той далекой жизни, когда я еще не был человеком-охотником, я видел его фотографию. Это был заместитель начальника Анэнербе штандартенфюрер Виллигут…
Вот где-то невообразимо далеко взрывается блестящий кокон, и из него вырывается женщина, у которой в руках два огненных меча, и она этими мечами неистово рубит первозданную Тьму…
Вот Стас-Махайрод сцепился насмерть с длинноволосым, который чуть не помешал нам арестовать Сталина. Они катаются по полу, подвывая от нестерпимого желания растерзать друг друга. Длинноволосый, сейчас больше похожий на Дракулу в боевой трансформации, тянется клыками к горлу Стаса, а мой друг двумя штык-ножами яростно бьет и бьет противника в бока. И я своим обострившимся слухом слышу, как трещит разрываемая плоть и с хрустом ломаются ребра длинноволосого под этими ударами…
К этим двум – сцепившимся насмерть оборотню и вампиру – стремительно несется тень, которая пронзительно кричит:
– Яр!!! Нет!!!..
Но она не успевает на помощь, так как на пути у нее становлюсь я. Мы узнали друг друга. Эта женщина меня однажды уже чуть не убила своим голосом. Сейчас она, к моему удивлению, осталась похожей на человека, только за спиной у нее развеваются два громадных перепончатых крыла. Резко остановившись передо мной на расстоянии пяти шагов, это крылатое создание почти нежно прошелестело:
– Ты сегодня без своей служанки, чужак… Ну что же, я еще с нашей первой встречи готова подарить тебе смерть, от которой ты будешь стонать в ужасе и восторге.
Я выставил вперед свои клинки и сделал шаг назад, увеличивая между нами дистанцию. Мой новый избирательный слух сразу отрезал все звуки окружающей схватки, давая мне возможность чувствовать опасность даже в изменении ритма дыхания противника. И эта новая особенность – слышать то, что недоступно уху обычного человека, – стала почти фатальной для меня.
Существо напротив чуть склонило голову и, глядя на меня исподлобья глазами, в которых вспыхивали золотистые блики, внезапно тихо запело. В этой песне-призыве было все, что я когда-то мог пожелать, даже не признаваясь себе в этом. В ней был призыв к мотыльку лететь на яркий свет огня, пусть этот огонь будет и смертельным. В ней было обещание тихой радости, которая наступит не как избавление от мирской суеты, а станет только первым шагом в новой яркой жизни, начинающейся за гранью физической смерти. И если бы я оставался Человеком разумным, я бы сам встал на колени перед этим черным ангелом и сам протянул ему свое оружие, чтобы он, убив меня, подарил это новое, полное новых красок и возможностей бытие. Но, к счастью, я сейчас был ОХОТНИКОМ, в котором пробудились уже даже не инстинкты, а сама родовая память всех тех, кто был моими предками еще до приматов. Тех, кто уже встречался с такими крылатыми тварями.
Черный ангел, стоящий напротив меня, по-видимому, это сразу почувствовал, так как, внезапно прервав свой смертельный призыв-обещание, резко и страшно закричал мне в лицо. Так, наверно, мог кричать в аду, созывая души на последнюю пытку, в ночь перед Судным днем, только Люцифер, чтобы души даже в раю помнили значение слова УЖАС. Но этот крик, который должен был лишить меня всех сил к сопротивлению, совершает невероятное. Вместо страха он помогает моей проснувшейся родовой памяти осознать, как надо убивать вот таких крылатых созданий.
Поэтому я, не медля ни мгновения, делаю вперед пять стремительных шагов, взмахиваю крест-накрест бебутами, превращая мои руки и два клинка в громадные ножницы, а потом резко свожу лезвия друг к другу на шее этого нежно-мерзкого, опасного, как сама смерть, существа. Но и эта женщина, во встречном рывке, успевает ударить меня в грудь чем-то длинным, тонким и очень острым. Я, хрипя от невыносимой боли, замедленно, как во сне, опускаюсь на колени, опираясь кончиками клинков в бетон, и вижу, как ее голова, плавно вращаясь, летит… летит… летит… оставляя в воздухе бусинки черной, как ее ненависть, крови…
Тридцать минут, подаренные мне «Витамином», промелькнули как одна секунда. Жизнь начинает покидать мое тело. Я валюсь на пол, не в силах даже дышать. Но сквозь заволакивающий сознание туман я слышу топот, который неоднократно слышал на тренировках. Это топот берцев «росомах», бегущих на помощь остаткам нашей группы. Мою голову кто-то кладет к себе на колени, и я понимаю, что это Ноя, которая только теперь смогла появиться, чтобы защитить меня… Что-то соленое капает мне на лицо…
