Александр Мазин - Князь
– Что я не так сделала?
– Лучше бы нам от них подальше держаться, – сказал Пчелко. – А деньги я перезайму и отдам.
– Тебе не понравился варяжский воевода, да?
– Да нет, – Пчелко потер плечо: болит, паршивое, должно, дождь будет. – Воевода мне понравился (лицо девушки просветлело), не в воеводе дело. Хотя и в нем тоже…
– Пчелко, довольно! – Людомила подошла к старому воину, взяла посеченную шрамами руку. – Довольно загадок! Что случилось?
– Да пока ничего, госпожа, – качнул седой головой Пчелко. – Пока ничего. Плохо только, что ты про сына воеводы сказала.
– Что плохого – быть похожим на кесаря Симеона? – удивилась девушка. – Разве это преступление? Да ведь он и вправду похож!
– Вот то-то и оно, что похож. Боюсь я, не только ты это увидишь. Лучше бы он на отца своего был похож. Или на дядю.
– Ну уж – на дядю! – фыркнула Людомила. – Воевода, верно, пригож, а Момчил этот… На него глянешь – не поверишь, что из хорошего рода. Неужели и отец его был таков? Скажи, Пчелко, ты ведь его знал?
– Я ему служил, – негромко ответил старый воин. – И продолжал бы служить, если бы…
– Если бы – что?
Пчелко помедлил с ответом, но все же ответил:
– Если бы он не велел мне остаться. Нет, госпожа, болярин Рад не был похож на простолюдина.
– А на кесаря Симеона?
И опять Пчелко ответил не сразу:
– Нет, не похож. К сожалению.
– He понимаю тебя… – разочарованно проговорила Людомила. – То хорошо, что похож, то плохо, что не похож. Ну-ка, Пчелко, говори!
– А ты не знаешь? – старый воин пристально посмотрел на боярышню. – А что тогда твои слова о женитьбе Рада Скопельского?
– Да не знаю я ничего! – сердито сказала Людомила. – Слыхала только, как мама однажды сказала: мол, такой-то боярин жену взял, родных ее не спросивши, а потому будет с ним, как с Радом из Скопле. Ну-ка, что это за история такая?
– То не моя история, – Пчелко освободил руку. – И лучше об этом не говорить. И с воеводой этим более не встречаться. Прости, госпожа, надо мне на конюшню.
Он двинулся к двери, словно забыв, для чего заходил в дом.
Людомила вздохнула. Нет, не скажет. Сейчас точно не скажет.
– А с воеводой этим мы еще непременно встретимся, Пчелко, – прошептала она. – Ты не знаешь, а я знаю. Я ведь его во сне видела…
Но Пчелко ее шепота не услышал.
Глава пятая
В которой престарелый буягарский кесарь наконец дает аудиенцию киевскому послу
Кесарь Петр наконец изволил принять посла князя киевского. Незадолго до этого Мыш шепнул Духареву, что жене кесаря совсем поплохело. Может, в этом причина? А может, вести из Константинополя пришли, и Сурсувул со своим господином сумели политически определиться?
Приняли Духарева не в тронном зале и не в «посольском». Кулуарно. В комнатухе, которую впору было назвать кельей, а не дворцовым покоем. Впоследствии Духарев узнал, что кесарь булгарский спал здесь, когда на него накатывала особая набожность. С ранних лет Петр слыл весьма ревностным христианином. Набожность, впрочем, не помешала ему через два года после восшествия на престол жестоко расправиться с младшими братьями, когда те вздумали спихнуть его с трона.
По слухам, отец Петра Симеон был мужчина хоть куда. Сынок – пожиже. Не зря его прозвали Коротким: невысокий, сутуловатый, в блеклой одежде, он более походил на монаха, чем на государя. Сурсувул рядом с ним смотрелся истинным богатырем. Впрочем, внешний вид кесаря можно было списать на преклонный возраст и вредные для здоровья обязанности государя.
После того как произошел обмен традиционными любезностями и гридни Духарева вручили кесарю дары Святослава (исключительно оружие, причем только хузарское; правда, хорошее), Сергей приступил к цели своей миссии.
– Мой князь поручил мне, Ваше Величество… – начал Духарев.
– После, – остановил его кесарь. – Расскажи мне о хузарском хакане, воевода. Как он умер?
– Он принял яд, Ваше Величество, – сказал Духарев.
Вопрос его удивил. Вспомнилось скрюченное тело в обгаженной парче, присыпанное золотыми монетами из разбитого ларя. Всюду порубленные стражники, а у этого сабля так и осталась в ножнах. Посиневшее распухшее лицо, черный язык. Мочки ушей порваны – видно, кто-то из победителей польстился на серьги… Живым Духарев Йосыпа не видел, но ему говорили, что хакан хузарский был красавец. Правда, с годами сдал. Оплыл, обрюзг, облысел.
«Жил, как свинья, умер, как крыса», – заметил тогда Машег.
– Храбрец! – сказал кесарь булгарский. – Предпочел смерть позору.
Духарев промолчал.
– Скажи мне, воевода, если бы Йосып сдался, твой князь пощадил бы его?
Духарев пожал плечами:
– Может быть.
Змею, у которой вырвали ядовитые зубы, можно не убивать. Но лучше держать на виду, не то оглянуться не успеешь, как зубы вновь отрастут. Впрочем, такую змею Духарев придушил бы собственными руками: иным наложницам в гареме хакана не исполнилось и семи лет.
– Он молод, твой князь, молодости свойственно милосердие, – заметил кесарь. – Молод, но уже успел многое совершить…
«Это еще только начало», – подумал Духарев.
– Я слыхал, его называют пардусом?
– Это так.
– В Константинополе обеспокоены его успехами.
– У них есть основания для беспокойства, – заметил Духарев. – Они чувствуют нашу силу.
– Силу русов?
– Не только. Многие народы пойдут за моим князем.
– На ромеев?
– Возможно.
– А ведомо ли тебе, что в жилах моих сыновей – кровь византийских императоров?
– Ведомо, – кивнул Духарев. – И считаю, что Ваше Величество не менее храбры, чем хузарский хакан.
– Почему же? – коротышка кесарь даже не заметил иронии.
– Вы позволяете своим сыновьям, в жилах которых течёт кровь императоров, жить при дворе правителя, в котором этой крови нет ни капли.
– Пока я жив, им не причинят вреда. А если я умру, Константинополь поможет им удержать престол Булгарии, – кесарь повысил голос. – Сорок лет я правлю Булгарией! Сорок лет как между нами мир![27] Союз кесаря Византии и кесаря Булгарии нерушим! Так и передай своему князю!
Он покосился на Сурсувула. Болярин одобрительно кивнул.
– Непременно передам, – Духарев почтительно поклонился. – Но хотелось бы напомнить, Ваше Величество, что только в Булгарии правитель неизменен сорок лет. В Византии же кесарей меняют намного чаще.
Петр нахмурил седые брови: похвала это или дерзкий намек? Он снова оглянулся на Сурсувула, но болярин ничем ему не помог. Ах, как не хватало Петру жены! Внучка императора Романа обладала изощренным византийским умом и мгновенно угадывала подоплеку сказанного.
Но кесаревна Мария лежала на смертном одре и с трудом узнавала даже собственного мужа.
Кесарь вздохнул. Ему вдруг стало все безразлично. Он устал.
Пауза затянулась. Болярин Сурсувул негромко кашлянул. Петр встрепенулся.
– Я друг кесарю Византии, кто бы он ни был, – сказал владыка булгарский. – Но князю русов я тоже не враг. И в знак моего к нему расположения приглашаю тебя и твоего сына… Ты ведь приехал с сыном, верно?
Духарев кивнул.
– … приглашаю вас скромно отобедать со мной.
– Благодарю за честь! – поклонился Сергей. И, отпущенный вялым жестом царской кисти, удалился.
Глава шестая
Пир
– Нет уж, батя, ты выпей! – потребовал Артем. – Сам говорил, надобно яда опасаться. Теперь не отнекивайся!
Духарев с отвращением поглядел на варево, понюхал…
– Ты уверен, что туда твой конь не помочился? – спросил он с подозрением.
– Уверен, уверен, – нетерпеливо бросил Артем. – Пей, батя! Тебе еще одеваться надо.
Сам он уже вырядился по здешней моде. Пестрый, как попугай. Канитель, кружева, кольца, на физиономии румяна какие-то… Кинжальчик на поясе – таким только колбасу и резать. На самом поясе и то больше металла, чем в этом клинке. Такой же фазаний наряд ждал Духарева. Черт! И ничего не поделаешь: надо, значит надо. И с оружием на пир к кесарю не положено. Предупредили. Фу, дрянь какая! Духарев еще раз понюхал…
– Вина мне налей! – потребовал он. – И румяна с морды сотри!
– Но, батя…
– Сотри, сказано! – бешено рявкнул Духарев и единым духом проглотил «профилактику».
Его аж передернуло. Сергей быстренько, пока обратно не выскочило, закинул следом бокал красного.
Артём с сочувствием глядел на него.
– Знал бы ты, какая это гадость! – проворчал Духарев.
– Знаю, – сказал сын. – Я тоже выпил.
– Гхм… да, – Духарев несколько смутился. – Ладно, пойду одеваться. С этими застежками-шнурками пока разберешься…
– Там челядники дядькины, они тебя оденут, – сказал Артем.
