Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Охотничий нож, который я метнул вслед уже отбежавшему метров на десять Пузырёву, угодил тому в левое надплечье, аккурат над лопаткой. Сам от себя такой меткости не ожидал. Из рук браконьера выпало ружьё, он, матерясь, попытался вытащить нож. Его напарник на секунду остановился, но всё же решил драпать дальше, и вскоре скрылся между деревьев.

А к Пузырёву уже бежали Потапенко и Байбаков.

— Стоять, сука! — орал лесник. — На колени! На колени, я сказал!

Зачем ставить браконьера на колени, я не понял, но это уже их проблемы. У меня тут есть дела поважнее. Не мешкая, я вытащил из рюкзака жгут и кинулся к раненому, который стонал, стиснув зубы и зажимая рану, пытаясь хоть как-то остановить кровь.

— Олег Владимирович, уберите руки, вы мне мешаете, — как можно спокойнее сказал я.

— Что? — поднял он на меня глаза, в которых смешались боль и удивление, как так вообще такое могло случиться с ним, большой партийной шишкой.

— Руки уберите, мне нужно наложить жгут, — терпеливо повторил я.

— А, да-да, конечно…

Наложенный на два пальца выше раны турникет[1] помог остановить кровотечение, а то Тарасевич уже и бледнеть начал от потери крови. Сколько уже вытекло, с пол-литра или больше? И она, кстати, ещё продолжала сочиться.

Пока я возился со жгутом и обрабатывал входное и выходное отверстия, Байбаков с лесником успели связать Пузырёву руки за спиной, которым мне тоже пришлось заняться. Тут ситуация была намного проще, лезвие моего ножа, который я вернул обратно в ножны, вытерев предварительно от крови, никаких крупных сосудов не задело. Возможно, что и зашивать не придётся, хотя лучше бы перестраховаться. Я обработал рану и замотал её бинтом.

— Нужно сделать для Олега Владимировича носилки, — сказал я, закончив с манипуляциями. — Сам он идти не сможет. Донесём раненого до заимки, там уже на машине в Куракино, Ряжская сможет оперативно заштопать. Кстати, пуля прошла навылет и кость вроде бы не задета.

Фёдор Кузьмич и Андрей Юрьевич моментально ринулись рубить своими ножами тонкие деревца, годные на слеги. Да уж, тут топорик или пила бы больше подошли, но, как говорится, что имеем — то и имеем. Тарасевич сидел, прислонившись спиной к стволу осины. Глаза его были закрыты, по лицу всё больше разливалась бледность. И я, не теряя времени, принялся за его лечение.

Никто меня не спалил, пока я при помощи своих «паутинок» соединял рваные края артерии, «склеивал» плоть, и только входное и выходное отверстия оставил нетронутыми. А то уж было бы слишком неправдоподобно, если бы и они чудесным образом затянулись. Пусть штопают.

Закончил я как раз к тому моменту, как Байбаков с лесником начали вязать с помощью распущенного на ленты брезентового дождевика перекладины из сучьев к самодельным носилкам. Сил я потратил на исцеление не сказать, что слишком уж много, но какое-то время сидел напротив Тарасевича, так же прислонившись спиной к стволу дерева. И ещё левая нога слегка ныла, как раз в том месте, куда ответственному партработнику угодила пуля.

— Арсений, ты что это? — услышал я голос Байбакова и открыл глаза.

Мог бы и по отчеству при посторонних, почему подумалось мне.

— Сомлел парень, — добавил стоявший ярдом с председателем Потапенко. — Хоть и доктор, а видно, крови-то малость спужался.

— Ничего я не спужался, — передразнил я лесника. — Просто устал по лесам бегать за вами, да ещё и ногу подвернул, а когда — и сам не помню. Как закончил с Олегом Владимировичем, попытался встать, а левая нога прямо подламывается в голеностопе. Ну так-то идти можно, но не быстро.

Это я так на ходу отмазку придумал, чтобы не нести в очередь носилки с Тарасевичем. Силы-то после исцеления раненого восстанавливать надо, если я ещё его и понесу, то боюсь, что через двадцать метров лягу и не встану. И Байбакову с Потапенко придётся тащить ещё и меня. А так потихоньку, глядишь, и доберусь до заимки.

— Мы сами ходко не пойдём, — успокоил меня Потапенко. — С носилками особо не разгонишься. Может, тебе палку срубить, чтобы опираться можно было?

Ну вот, уже и лесник со мной на «ты», грустно подумал я. Хотя чего удивляться, если он меня почти в два раза старше, я для него считай как сын.

— Можно и палку, — согласился я.

— Кстати, а где ты так наловчился ножи кидать? — спросил Потапенко.

Пришлось сочинять, что просто захотелось чем-то кинуть в бра-+ /Ц3коньера, нож попался под руку, а что он так удачно воткнулся — так то и для меня самого стало неожиданностью.

Судя по взглядам, которыми обменялись лесник с Байбаковым, этой версии они не очень-то и поверили, но другой я им всё равно не предоставил, так что пришлось довольствоваться таким ответом.

Ну а дальше я, изображая хромого, ковылял за председателем и лесником, тащившими носилки с Тарасевичем, и браконьером — тот шёл передо мной со связанными уже спереди для удобства ходьбы руками и постоянно матерился. Ему ещё на полянке, где всё произошло, успели устроить небольшой допрос, выпытывая имя напарника, и Пузырёв сознался, что это его затёк, приехал из Тамбова навестить тестя, а тот позвал его на охоту, пообещав котлет из лосятины.

— Ничего, и зятька твоего поймаем, — пообещал лесник, хотя ловить, скорее всего, будет не он, а соответствующие органы.

Что же до Олега Владимировича, то он находился в сознании, но был по-прежнему бледен. Эх, нет ещё мобильных телефонов, а то сейчас бы вызвали Семёныча на его вездеходе, или вообще вертолёт скорой медицинской помощи. И полицию… тьфу, милицию заодно. Надо же второго браконьера ловить по свежим следам, пока он в свой Тамбов не слинял.

До заимки с передышками дотащились часа через два с половиной. Мне ещё пришлось переть на себе всех подстреленных вальдшнепов. Не бросать же, в самом деле. Была мысль навесить их на пленного, но я от неё отказался. Тот и так был ранен, а тут ещё дичи несколько кило на себе тащить.

По пути где-то через час успел ослабить жгут на ноге Тарасевича. Ослаблять так и так надо, иначе может грозить некроз конечности, лишённой притока крови. Можно было бы совсем снять, но… не поймут. По мнению моих спутников, стоит убрать жгут — и кровь снова начнёт хлестать фонтаном.

Дальше погрузили Тарасевича на заднее сиденье председательского «уазика», я сел на переднее, и мы погнали в Куракино. Лесник на своём «газоне» следовал за нами, чтобы сдать браконьера участковому.

Тарасевича зашивала сама Ряжская. Мог бы и я это сделать, имею и такой навык, но зачем лезть поперёк батьки, как говорится… Она специалист, это её вотчина. Правда, удивилась, что после снятия жгута кровотечению полностью отсутствовало. Озвучила мысль про хорошую свёртываемость крови, другого ничего ей в голову не пришло.

В общем, если немного покаламбурить, то всё обошлось малой кровью. Ну а по поводу браконьеров большая шумиха не только в районе была. Уже на следующий день приезжал следователь, брал у нас с Байбаковым и Потапенко показания. Снова последовал вопрос про моё умение кидать ножи, я повторил ту же версию, которую озвучил леснику и председателю. И опять же, судя по физиономии следователя, тот не слишком мне поверил, но докапываться до меня не стал. Я простой интерн, грехов за мной не водилось, в амбулатории на хорошем счету, а что так удачно нож кинул… Так в жизни и не такие чудеса случаются.

А через пару дней приехал корреспондент из «Пензенской правды», писать очерк про героев, не испугавшихся вступить в схватку с вооружённым противником. И уже в третий раз мне пришлось объяснять, что удачный бросок получился случайно. Через день вышла большая статья, эту вырезанную из газеты полосу в амбулатории повесили на самом видном месте, а я на какое-то время наряду с Байбаковым стал в Куракино героем.

Тем временем у меня появился повод наведаться в Пензу впервые с начала моей интернатуры. Гришин просил позвонить ему примерно через пару недель после наших банных посиделок, я и позвонил. Договорились, что в ближайшее воскресенье я приеду на репетицию народного хора, а они исполнят мои (ну как бы мои) вещи в собственной обработке. А заодно и маму навещу, тем более что хор базируется на той же улице Карла Маркса, где мы живём, только кварталом выше. Маме я позвонил из амбулатории на работу, предупредил о приезде.