Капитаны судьбы (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович

Долго мучились и с выбором конструкции торпедных катеров — будет он выпускать торпеды с кормы, или установить торпедные трубы на носу, или выбрать бугельную конструкцию, при которой торпеды подвешиваются по торпедного бокам катера. Было множество доводов «за» и «против» для каждого из вариантов. А времени на обкатку не было вообще. В конце концов, выбрали последний вариант. Помимо торпед катера вооружили ещё пулемётом «максим». Ни о какой рации не могло быть и речи, но приёмник впихнули. Так что координацию действий группы катеров планировалось вести с корабля-лидера, большего по размерам.

Ну и в размеры железнодорожной платформы вписались, как говорится, «на скорую руку да на долгую муку». Поначалу вообще никак не выходило. Вариант, который укладывался в размеры, имел двадцать одну тонну водоизмещения, но при этом вооружался «пятнадцатидюймовками», да и скорость выходила лишь около тридцати узлов. А вариант, который выдавал задуманные сорок узлов и нёс «восемнадцатидюймовки», выходил уже под тридцать тонн водоизмещения и не вписывался в габариты ни по ширине, ни по длине. Потом кто-то предложил делать торпедные аппараты, размещаемые с боков «тэкашек», съёмными. Это позволило вписаться по ширине. Вот тогда, не мудрствуя лукаво, сделали и нос тупым, а для улучшения гидродинамики после доставки к носу крепили специальный обтекатель, заполненный вспененным пластиком.

Хватало и других проблем, прежде всего вызванных бешеной спешкой.

Но в итоге первые восемь торпедных катера к началу войны уже были собраны во Владивостоке и честно поделены между ним и Порт-Артуром.

Японцы имели подавляющее превосходство в миноносцах, и в «номерных» и в «истребителях миноносцев», поэтому первым делом наши моряки начали активно использовать торпедные катера в патрулях и как ночную охрану, заменяя более дорогие и дефицитные миноносцы…"

Жёлтое море, недалеко от Порт-Артура, 23 февраля (7 марта) 1904 года, понедельник, ночь

— Пятая склянка, вашбродь!

Никаких склянок, на их ТК-01–03, то есть торпедном катере первого отряда, третий номер в отряде, естественно, не отбивали. Но скорее земля и небо поменяются местами, чем флотские начнут отмерять время иначе. Да и намёк лейтенант Грибов прекрасно понял.

— Через склянку назад повернём. А пока — глядеть в оба!

В дозоры экипажи «тэкашек» стали гонять ещё до войны. Удобно — кораблики небольшие, движки экономные, ресурса двигателей и топлива расходуют мало. Ну, если в пудах и рублях считать. При этом, если что, могут легко уйти от противника. Или его крепко озадачить, если условия позволят. Две мины Уайтхеда, да пулемёт Максима с увеличенной длиной ленты — сила немалая. Имелись на борту и радиоприёмник с прожектором. Пользовались изредка. Поняли уже, что от них вреда может быть больше, чем пользы. Противник-то в результате тебя видит с куда больше расстояния, чем ты его.

А патрулировать надо обязательно! Японец мог попробовать повторить трюк с брандерами или обстрел акватории порта, хоть это и сомнительно, в прошлый раз им неплохо досталось. Отличились тогда их коллеги с ТК-01–04, последнего катера в Первом отряде. Поначалу их и хотели всем отрядом в патруль посылать, а потом посчитали и передумали. Жирно получается! Топливо-то у них, хоть и на месте вырабатывают, но стоит оно куда дороже угля. А уж как убивались матросики, узнав, что, топливо это из спирта получают! Всё спрашивали у «ихбродия», как, мол, обратно бы превратить? Мичман Засядько, счетовод хренов, как-то посчитал, сколько их «троечка» потребляет за один выход, если на ящики водки пересчитать, и с тех пор пребывал в задумчивости. И не сказать ведь, что пьяница, но… Есть в некоторых мужиках такая слабость — мимо даровой выпивки пройти не могут.

Но главную опасность представляли ночные постановки мин. Адмирал Того, покарай его Господь, уже не раз пытался нашу эскадру подловить да на мины направить. Да и против патрулей могли кого-то направить. Японский флот располагал большим количеством малых миноносцев. Одних только миноносцев первого и второго классов, способных выходить далеко в море, имелось сорок две штуки. Впрочем, к Порт-Артуру из них ходить могли только восемь новейших первого класса.

— Тип «Хаябуса», полторы сотни тонн водоизмещения, максимальная скорость двадцать восемь с половиной узлов… — тут Грибов довольно усмехнулся — у их катера максимальная скорость была на одиннадцать узлов выше, — машины в три с половиной тысячи лошадиных сил, двадцать шесть тонн угля, одно орудия калибром пятьдесят семь миллиметров и два — калибром сорок два миллиметра, три торпедных аппарата под торпеды-восемнадцатидюймовки.

Что ни говори, а грозный противник, от такого им, если что, только убегать и останется.

— Вашбродь, искры какие-то! Два румба вправо, дистанция два с половиной кабельтова.

Лейтенант вгляделся. Да, похоже, искры из трубы. Судя по всему, труба невысокая, корабль тоже, а вот скорость приличная. Похоже, как раз тот самый, тип «Хаябуса». Возможно, что по их душу. Но пока не высмотрел. Палуба у торпедных катеров низкая, шли экономходом, с глушителями, погруженными в воду так что ни увидеть, ни услышать их японцы не должны были.

— Два румба вправо, прибавить обороты! — решительно скомандовал он. — На прожекторе и пулемёте приготовиться!

На таких скоростях морской бой скоротечен. Не успели японцы их заметить, как «тэкашка» ослепила их прожектором и начала поливать из «максима».

— Торпеды! Пли! — американское слово «торпеды» оказалось для команды удобнее, так что в бою экипаж вовсю пользовался им.

Одна за другой стартовали обе «мины Уайтхеда» и устремились к японскому кораблю. Сразу вслед за этим торпедный катер резко отвернул от цели.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…А 24 февраля к победе крохотного торпедного катера над японским миноносцем 'Чидори» добавилось ещё две радостных новости. Наконец-то удалось завести пластырь на пробоину «Ретвизана», откачать воду из трёх затопленных отсеков и ввести его в порт. Но главное — в Порт-Артур прибыл адмирал Макаров. Русский Флот избавился от уныния и стал надеяться, что «теперь-то японцам покажут». И показали!

В ночь на 26 февраля патрулирующий торпедный катер подал сигнал тревоги — эскадра противника приближалась к Порт-Артуру. С рассветом японцы начали обстреливать гавань Порт-Артура перекидным огнём через гору Ляотешань.

Но тут очень пригодилось то, что со средствами связи для Флота и армии мы не пожадничали! На этой горе был оборудован наблюдательный пост, соединённый со штабом полевым телефоном. Корректировка огня сказалась на результатах боя. Японцы-то стреляли почти вслепую, просто «прочёсывая» гавань, так что получилась драка зрячего со слепым! Достаточно быстро удалось добиться накрытия, а через некоторое время, получив несколько попаданий, японские корабли ретировались[5].

Мало кто оценил этот момент, но я уверен, в реальной истории результат был прямо противоположным, и японцы безнаказанно расстреливали запертые в гавани Порт-Артура корабли. Просто потому, что был дефицит средств связи! Причём эффект этот не был однократным, напротив!

Характерная деталь: вечером 30 марта русские эсминцы вернулись из поиска поздним вечером, но опознание по радио позволило не «тормозить» их возле порта. И японские миноносцы, рассчитывавшие, как выяснилось уже после войны, что их, даже если заметят, не сумеют в темноте отличить от наших, вызвали подозрения. Поэтому утром 31 марта[6] перед выходом эскадры в море проверили, не было ли постановки мин. А выяснив, что была, сообщили Макарову и начали разминирование.

Уже одно это заставило Макарова заподозрить, что адмирал Того готовит на них ловушку.

Поэтому после выхода эскадры в море он широко разослал эсминцы в разведку. Они обнаружили эскадру Того, усиленную пришедшими из Италии кораблями и сообщили на флагман по радио. В результате ловушка не сработала — наши успели вернуться в Порт-Артур, не вступая в бой и не рискуя в непротравленном фарватере. Вот она — роль связи в современной войне! Но ведь это было только начало…'