Татьяна Апраксина - Порождения ехиднины
- А! - говорит Кейс. Выпрямляется, подбирает ноги. Только что лежала, вжимаясь в кровать, теперь сидит - и дела ей нет до внешности. А было бы о чем беспокоиться; ладно, 130-й сонет Шекспира я ей напомню, когда меня будут убивать за неожиданный визит и полную к нему неготовность. И, вероятно, меня убьют второй раз. - Тот мальчик с дурацкими советами... какие семнадцать, что вы? Да я представляю, что тут творилось, разузнала перед тем, как переезжать. Ваш Одуванчик просто не может посмотреть на происходящее снаружи. Да, наверное, влезая, когда у больного начинается кризис, со стороны кажешься злым отравителем...
- И примерно в трети случаев им являешься... - кивает Эулалио. - Винландская рулетка с двумя револьверами. Вмешательство - невмешательство. Как при нейрохирургии. Пациент может умереть от опухоли, а может от операции или от последствий операции. На это очень трудно смотреть снаружи, если лежишь на столе - и если тебя не спрашивают, оперировать или нет. А ему сейчас... двадцать три, если не ошибаюсь. Начал в четырнадцать.
И почему-то кажется, что половина слов не о том и что говорящий где-то внутри себя давится хохотом. Ну да, да, такая у меня вышла личная жизнь, чего уж там. И степень, до которой я горжусь и радуюсь, что она такая - да, зашкаливает, да, до неприличия. Да, меня попросту раздувает от зависти самому себе, как рыбу-пугало. Еще бы господину скорпиону не смеяться, он в курсе того, что я думал обо всем этом раньше.
Весь рестийский филиал в курсе, в общем-то. И теперь этот филиал в меру тактичности и бестактности выражает свои впечатления. Кто про себя, а кто вслух.
Чем бы ни тешились, лишь бы любимая женщина не переживала.
А она переживает уже потому, что ее вообще упоминают в разговорах. Вдвойне - потому что за спиной. Втройне - потому что в связке со мной. В каком контексте - уже не так важно, хотя некоторые контексты сами по себе достойны помещения в музей, под стекло.
Нужно будет найти того, кто выдумал, будто я наконец откопал себе в личное пользование Франческо Сфорца нужного пола, и вежливо предупредить. Потому что когда его найдет Кейс, она его убьет.
Пожалуй, переплюнуть эту версию может только теория, по которой я откопал себе в пользование мистера Грина-и-так-далее нужного пола и статуса. Кто-нибудь несомненно додумается. Но вот его вряд ли убьют. Наш домашний скорпион нашей домашней черношеей кобре, кажется, нравится. И не в виде блюда, что удивительно.
- Вы знаете, что тут, во Флориде, было? Как местная полиция, которая в бедных кварталах уже откровенно работала на местный криминалитет, вплоть до того, что начальник участка - правая рука босса, и вот эта полиция держала кварталы против всех. Против этого, как его, Пелаэса - или другого такого же урода... и против Совета, который их отсюда выбивал. Половина тех полицейских до сих пор служит в Управлении - и это, пожалуй, лучшие из всех. Только при виде взяток теряют волю, - усмехается Кейс.
Очередное напоминание, что управлением нужно заняться - и поскорее. И очень здорово наблюдать, как эти двое ходят вокруг друг друга, шевелят вибриссами - или что там у кого, выясняют, что перед ними: добыча, враг, партнер - все вместе?
- Да, вполне конструктивная реакция, - соглашается Эулалио. - Не очень приятная, но нормальная, жизнеспособная. А по меркам Старого Света, по официальным меркам, конечно, коррупционер - это вещь куда более страшная, нежели политик противных тебе убеждений, не так ли?
За плечом фыркают.
- Они лет триста не видели политиков противных убеждений через прицел, со стороны дула. Так что страшнее взяточника зверя в нашем лесу нет. А если еще точнее, - женщина придвигается поближе к собеседнику. Сантиметров на десять. - Нет ничего страшнее коррупционера на уровне рядового полиции и члена вспомогательного отряда радикальной группировки умеренного крыла оппозиции. Потому что на высших уровнях можно лоббировать, взрывать и расстреливать.
- Привилегия высших классов - рисковать жизнью за интересы и убеждения. Res publica альбийского или литвинского образца, не так ли, доктор Камински? Неофициальная, необъявленная, но тем не менее. Воюющие, молящиеся и работающие. Только место Церкви в социальной системе заняла та часть науки, что двигает промышленные революции. И сфера поддержки, конечно. Мы как-то говорили об этом с господином Сфорца.
Говорили. Было дело. И один из собеседников, тот, что устроился в кресле, считал, что стоит у стенки. Впрочем, большая часть аудитории разделяла это мнение.
Сейчас он, кажется, более чем доволен своей работой, своей жизнью. То, что раньше торчало осколками стекла, давно сгладилось, и все же не ушло до конца. Вслушиваешься, вглядываешься - тогда чувствуешь застарелое, почти привычное, нытье на стыке затылочной кости и атланта, словно песка в шарнир бросили. Но не то, что год назад, не сравнить просто. Это живой человек с осколками старой войны, засевшими в нем, а не вежливый ходячий покойник.
- От наступления подобной республики на здешние реалии местные пытаются свернуться в бронированный шар и отстреливаться на 360 градусов. Знаете, почему? Наше сословие воюющих ни черта не знает о том, чего хочет. Все это вмешательство начинается как "жалко котеночка" и заканчивается "ничего себе выросла скотина, а ну пошла вон!" - или "давайте ее срочно кастрируем, вдруг поможет". Мы, из своего благополучного Старого Света, хотим, чтобы люди не убивали друг друга и не ели, буквально, как здесь было в осаду. И ни черта не представляем о том, почему они убивают и едят. Совет видит "горячую точку" на глобусе - и давай ее тушить.
- И чрезвычайно обижается... вернее, точней будет сказать, обижался, когда его мероприятия - все, включая вещи полезные, встречают тем самым огнем на 360 под лозунгом "дайте нам уже как-нибудь самим разобраться". Вот, возвращаясь к моей просьбе, компаньеро Амаргон и решил, что главное - выжить отсюда доброхотов. Корпорации его беспокоили куда меньше. С теми, кто ищет конкретной выгоды, в его представлении, легче договориться.
- Вы можете повлиять на позицию Джастины как официальное лицо, - напоминает Максим. - Это будет проще и надежнее. Она, в конце концов, чрезвычайный посол доброхотов. И сейчас все-таки не время вспоминать прошлые претензии.
Любимая женщина уже переползла на внешний край кровати и даже свесила вниз босые ноги. Разглядывает гостя, обнюхивает, ощупывает взглядом. Почти не пытается поддеть.
- А вы из Винланда, - говорит. - И долго преподавали. Где-нибудь в Онтарио или Манитобе, так?
- Где-нибудь, - кивает Эулалио. Слегка разводит руками, извиняясь: мол, сами понимаете, мое прошлое принадлежит не мне. - Мое официальное лицо - это стратегический резерв командования. Потому что если все пойдет так, как мы хотим, именно госпоже Сфорца и придется с ним работать.
- Пусть обмениваются любезностями через решетку, пока фонтаны не иссякнут, - советует Кейс. - Это иногда помогает. Хотя это все, конечно, совершенно не мое дело.
- "Господин Лим, проблема в том, что моя жена хочет оторвать вам голову - не позволите ли вы ей попробовать..." Кстати, с вероятностью помогло бы.
- Кстати, где сейчас этот герой экстремальной журналистики? - спрашивает Максим.
- Неизвестно. Он, представьте, позвонил Васкесу с городской АТС, непосредственно с АТС, я имею в виду, с девятки - и сказал, что у "Сфорца С.В." есть неделя, пока он решает, какую именно пластическую операцию делать.
- Не надо операцию... такой коллекционный нос нельзя трогать. А реакция, пожалуй, неадекватная до истерической. Ему сейчас надо стричь купоны и приходить торговаться в ореоле славы героя-спасителя. Да и без ореола он может откусить больше, чем прожует. У нас же новая блажь - семимильными шагами к признанию за Флорестой права на самоопределение.
- Вы забыли про его коллег по Бригадам. И про людей под ним. Далеко не все там будут в восторге от происшедшего. Не меньше половины. А во второй половине не меньше трети придет в восторг по неправильным причинам. Так что рисковать имеет смысл только за что-то очень весомое. Наш Одуванчик хочет быть невестой, а не женихом.
- Мусульманской невестой он хочет быть. Так пусть уже заявит, какой свадебный подарок хочет. Вряд ли ему откажут. - Очень сильно вряд ли. Разве что запрос будет уж запредельно фееричен.
- Пусть попросит голову господина Сфорца - и я на нем женюсь, - говорит Кейс.
- Я против, - говорит Эулалио.
Максим думает и кивает:
- Я тоже. Даже дважды.
- Кстати, о господине Сфорца, пока он еще жив. Он в весьма резких выражениях посоветовал мне заняться вашим учебным заведением и порядками в нем, - председатель антикризисного комитета закладывает руки за голову. - Я намереваюсь с удовольствием последовать этому совету. И хотел бы использовать ваш случай как казус белли.
Это когда-нибудь кончится? Кончится ли это когда-нибудь, или мне уже застрелиться все-таки? Кто-нибудь способен услышать мое мнение и обратить внимание на мое отношение к учебному заведению - или они никого не волнуют?..
