Александр Доставалов - По ту сторону
— Так вот, — продолжал рассказывать Сергей, — я гляжу на карты — шесть чистых пик, третья дама в трефе и восьмерка червей. Паленый, но мизер. Причем Джон пас, и Васька тоже пас, и ход Джона. Я зову Нирвану впополам, он соглашается.
— Вот так вы там учитесь, на вашей сессии, — укоризненно сказала Анастасия. — Охламоны.
— Да чего там сессия, — небрежно отмахнулся довольный комплиментом Сергей. — Ты, вообще, Нирвану знаешь?
— Я, вообще, плохо играю в преф, — мягко намекнула Настя.
— Он нормальный парень и, главное, всегда рассчитывается сразу после игры. Очень хорошо видит карты, но он невезучий. Как у нас говорят, непруховой. А я, дурень, сам с ним впополаме пошел. Короче, Нирвана согласился. Я ему говорю, ты только по одной переворачивай, а он уже сразу обе — цап. И Васька, гад, руками сбоку машет: «Тузы, тузы, тузы…» Тузов там, правда, не оказалось, смотрят на нас две бубнухи — восемь и десять. Так себе прикуп, с вариантами.
— А какая разница, по одной переворачивать или сразу обе? Карты ведь те же самые.
— Есть разница, — уверенно объяснил Сергей. Он играл в карты с раннего детства и на первом курсе просто жил на то, что давал ему преф. — Переворачивать надо всегда по одной, тогда фишка идет лучше.
Настя вежливо слушала, не вникая в смысл раскрывавшихся перед ней комбинаций. Ей совершенно неинтересна была игра, но ей нравилось слушать азартный голос Сергея. Именно так она и слушала — только голос. В конце концов, было бы хуже, если бы он потащил ее на футбол.
— Я ему говорю, сносить надо десятку и даму. Но Нирвана как начал считать вероятности — нашептал мне что-то про перехват, про комбинаторику — короче, заполоскал мозги, и снесли мы даму с червушкой. Убедил. Васька с Джоном легли — ужас. Кот рядом пиво пил, так аж поперхнулся. Хотя он так, зрителем работал. Пичка пополам, в бубях дама отвалилась, все глухо, как в консервной банке. Нам даже ход перехватить не дали. Блефовать не на чем, чистейший паровоз. Финиш. Нирвана впал в нирвану. Сидит, на разбросанные карты смотрит. Полная прострация. Потом свою долю заплатил и ушел. Ставка была большая.
— А ты?
— А я перед этим выигрывал. А после этого уже все — влетел в минус, но на чуть-чуть. А могли бы мы сейчас с тобой в ночной кабак сходить.
— Мне не нужен ночной кабак, — Настя обняла Сергея и крепко к нему прижалась, — мне нужен ты.
Они сидели на высохшем поваленном дереве на краю большого оврага, укрытые со всех сторон душистыми зарослями акации. Сергей постелил на ствол свою куртку, и все было замечательно, только немного мешали комары, но потом они перестали их замечать. Он чувствовал, как в ответ на его ласку трепещет хрупкое тело девушки, он кончиками пальцев чувствовал ее всю, доверчиво прильнувшую к нему сквозь одежду, ставшую такой горячей и тонкой. Он шептал ей на ухо какие-то бессвязные слова, и ее теплые, нежные губы отвечали ему так, как ему этого хотелось.
Они были вместе. Они были очень близко друг к другу. И это была их ночь.
Непостижимые, далекие, прекрасные звезды на черном, высоком бархате. И птица. Запела ночная птица. Сергей не был уверен, но ему хотелось думать, что это соловей. Жаркие губы ласкали его лицо. Легкое дыхание девушки сливалось с его мыслью. Какой-то хлопок раздался внизу в овраге. Затем возник звон — никогда не слышанный ими прежде, неописуемый и необъяснимый. Настя вскочила, вжалась в плечо Сергея, его руки укрыли ее со всех сторон. Звук постепенно нарастал, казалось, он стекался отовсюду сюда, к ним, он ввинчивался в мозг так, что хотелось либо бежать, либо просто лечь на землю. В глубине оврага появилось яркое, огненное кольцо. Оно пылало фосфорическим, неживым светом.
Сергей и Настя сидели, тесно прижавшись друг к другу и почти не дыша.
Из небытия, из темноты внутри кольца вдруг возник человек в черном. Затем еще один, и еще один, а еще. Четверо. Казалось, люди появляются из-под земли. Затем кольцо вспыхнуло особенно ярко и исчезло. На его месте осталось бледнеющее пятно сполохов.
Четверо в темной одежде осмотрелись и стали подниматься по склону оврага. Прямо на них. Морок, нечистая сила. Хруст шагов раздавался все ближе, казалось, кто-то давил насекомых, хрустел панцирями жуков. Это шла сама чернота и ночь. Это шла давно истлевшая, невозможная в звездном мире влюбленных смерть. Из-под земли, из фосфорического, гнилого света прямо на них двигалась нежить.
Сергей медленно повернул голову в сторону Насти и приложил палец к ее губам. Она кивнула — даже не головой, глазами. Крупный комар, звеня, сел ей прямо на лицо, но девушка не пошевелилась. Краем глаза Сергей видел, как у комара наливается брюшко. Четверо в черном все приближались. Они поднимались по склону оврага уверенно и быстро. Один раз на какое-то мгновение блеснул луч фонарика, осветил камни и корни под ногами черных людей, и сразу же темнота вокруг стала гуще. Кольцевые сполохи в глубине уже потухли.
Когда до акации оставалось не более шести метров, а Настя, не осознавая, что с ней, закрыла глаза и закусила палец, чтобы не завизжать, черные фигуры вдруг повернули. Их тяжелые шаги и даже дыхание были очень хорошо слышны. Они повернули, потому что склон оврага оказался слишком крут, и дальше пришлось бы опираться о землю руками.
Так, в нескольких метрах, они и прошли, освещая себе дорогу фонариком. Прошли мимо и ушли в ночной лес. В сторону железной дороги.
Сергей с трудом убрал с плеча впившиеся в него пальцы. Безумные глаза Насти горели в темноте. Они очень тихо встали и, не замечая под ногами тропы, пригибаясь под ветками, побежали к спящему городу.
Канавы и мокрые, болотистые ложбины переходили не разбирая дороги, прямо по воде. Сергей в таких местах пытался брать Настю на руки, но на первом же ручье споткнулся и уронил девушку в воду, после чего она уже не давала себя нести.
ГЛАВА 27
Отдыхали на новом месте почти неделю. С тех пор как ушли последние соседи, Мирра жил здесь совсем один. Его односельчане решили попытать счастья в райцентре: купить на базаре паспорта, устроиться на работу и выбраться из проклятой касты мутантов. Жизнь в тайге год от года становилось хуже — деревья медленно умирали, а воздух временами напоминал прозрачную кисею. У Мирры не было ни малейшего шанса последовать их примеру: сколько бы он ни купил паспортов и медицинских карт, ему невозможно было сойти за нормального человека.
Он сам заготавливал себе дрова, постепенно разбирая гниющие дома соседей, ловил рыбу и копался в огороде, подолгу выпаривая из картошки химический «приварок». Изредка ходил на ближайший — за двадцать пять километров — базарчик, выменивая соль, лакомства и книги. Читал. Иногда гулял, пытаясь рассматривать звездное небо, дышал через противогаз свежим воздухом. Еще он писал в затертых, желтых от времени школьных тетрадях какую-то философскую работу, воображая себя то ли ученым, то ли монахом-отшельником. Вечерами Мирра забирался на высокую, еще живую сосну — там у него была специальная лесенка и площадка из досок, свешивал вниз маленькие ножки и любовался закатом. Все скалолазы по очереди поднимались на эту площадку — зрелище действительно было великолепным. Желто-коричневый химический туман, что колыхался у самой кромки леса, на западе, пропитанный багровыми лучами умирающего солнца, напоминал то ли огромный занавес, то ли воды странного, цепенеющего моря, проколотого верхушками сосен. Нечеловеческий мир удивительных, фантасмагорических красок и великолепных газовых флуктуаций. Желтые протуберанцы взлетали над таежным морем, опадая каскадом рассыпающихся цветов. Местное химическое оружие явно отличалось от всего, что было знакомо скалолазам — в их мире газовая атака уже через несколько часов не оставила бы никакого следа, здесь этот след не стирался годами. Возможно, он вообще никогда не исчезал. Видимо, реакция поддерживала самое себя, возобновляясь и подпитываясь из атмосферы.
Околевшая собака, что насторожила скалолазов, прибилась к дому Мирры совсем недавно. Она изначально выглядела больной, таких животных полагалось убивать или отваживать, но Мирра после ухода соседей чувствовал себя одиноким и надумал взять ее в товарищи. Он пытался ее лечить, купать, кормил супом, но собака все равно издохла, и Мирра, немного погрустив, решил использовать свежий труп как приманку. У него имелось хорошее ружье, а где-то неподалеку бродил отощавший от бескормицы медведь. Стрелок из карлика был, разумеется, неважный, но медведь уже, что называется, достал. Мирра несколько раз натыкался на его следы, доходившие до самого поселка, и даже на огороде мишка как-то поковырялся, а один раз во время похода за ягодами Мирра просто почувствовал, ощутил его злобное присутствие и тут же, бросив корзинку, удрал в поселок. Этот своеобразный поединок с медведем так ничем и не закончился. С уходом Мирры и дом, и огород поступали в полное распоряжение его мохнатого противника. Карлику пришлось бросить все, что нажито, вернее, все, что помогало выжить в тайге долгие годы.
