Александр Прозоров - Смертельный удар
Но окончание этой драмы Федор так и не увидел. Он еле успевал отбиваться oт точных ударов, один из которых угодил ему в шлем, а другой проверил на прочность боковые крепления кирасы. К счастью, доспехи выдержали удары копьеносцев, а подоспевшие на помощь Летис и Урбал быстро утихомирили этих двоих ловкими ударами фалькаты.
— Что же ты бросился в атаку вместе с конницей? — пожурил его Урбал, когда бой был почти закончен, а войска Эндимиона уже отступали по всему фронту, бросая оружие. — Позабыл, что командуешь всем правым крылом?
Лагерь спартанца был взят силами Чайки с ходу. В этом бою удалось пленить многих знатных офицеров и даже захватить еще пять слонов. Победа казалась полной.
Федор молча усмехнулся. Сейчас он стоял на одной из башен захваченного лагеря и вместе с друзьями наблюдал за догоравшим сражением. Чайка действительно поддался порыву, которому не должен был поддаваться главнокомандующий такого ранга, и устремился в атаку вместе с испанцами. Больно уж красиво они в нее шли.
Перед боем Гасдрубал назначил его командовать правым крылом, передав Чайке для усиления все его «бывшие» африканские хилиархии, с которыми он впервые вступил на эту землю, вернее го, что от них осталось после первого поражения от Эндимиона на плоскогорьях Нумидии. И теперь под его командой вновь были почти такие же силы, с которыми он отплыл из Сицилии.
Тогда же, перед грандиозным сражением у Эль-Кефа, которое должно было решить судьбу армии сената, стоявшей на пути в Карфаген, Чайка успел выпить с друзьями вина в своем шатре и узнал все подробности похода Гасдрубала. Оказалось, что большую часть проведенного здесь времени армия Гасдрубала отступала и терпела лишения, несмотря на казавшуюся мощь. Сначала вся эта махина в погоне за Масиниссой зашла в пустынные земли, где неожиданно столкнулась с армией поджидавшего их Эндимиона. Для Федора, узнавшего обо всем из уст самого Магона, это уже не было новостью, но вот Летис рассказывал о том сражении просто взахлеб.
— Ну и досталось же нам! — почти с восхищением расписывал Летис детали того поражения, отпивая из кувшина. — Пехота у этого Эндимиона была отменная. Почти как у нас. И было ее ничуть не меньше. Они зажали нас в ущелье и били до самой ночи, пока не истребили несколько хилиархий. От нашей осталась половина, еле унесли ноги, Урбал не даст соврать.
Урбал подтвердил, молча качнув головой. По его лицу было видно, что эти воспоминания не столь радуют его.
— А потом этот спартанец и нумидийцы Масиниссы гоняли нас по пустыне много дней кряду, — продолжал вещать Летис, — ведь его армия оказалась едва ли не больше нашей, и Гасдрубал ничего не мог с ним сделать, до тех пор, пока не представился случай поймать в мышеловку нумидийского царька. В этом нам помогла кельтская конница. И уж когда это случилось, мы отомстили сполна. Кельты загнали нумидийцев прямо на нас, и пехоте досталось добивать отступающих всадников Масиниссы. А доспехов-то на них нет. Вот уж где я отыгрался. Завалил человек десять.
— Так Масинисса убит? — с надеждой вопросил Федор, решив не уличать разглагольствовавшего Летиса во лжи. Двоих или троих с его физической силой и выучкой тот еще мог «завалить», но десять всадников даже Летису было никак не одолеть. «Хорошо еще не сказал двадцать, — осторожно, чтобы не обидеть друга, усмехнулся Федор, — поскромничал».
— Его войска разбиты, но сам Масинисса ушел, — пояснил спокойно Урбал. — Говорят, ускакал в Ливию, а может быть, и здесь скрывается, неподалеку. Он же местный, тут каждый холм знает. Гасдрубал обещал за него награду.
Урбал помолчал немного и добавил:
— Зато почти все его подданные, из тех, что выжили, теперь воюют за нас.
— В самом деле? — не слишком удивился Федор, припоминая историю васконов.
— Ну да! — опять заговорил Летис. — А куда им деваться? Царь в бегах, вся земля под нами. Да и многие его подданные оказались не прочь служить Ганнибалу добровольно. Правда, после того, как наш командующий что-то им пообещал, я не знаю, что именно…
— А что Сифакс? — вспомнил про союзника Федор.
— Сифакс воюет с нами, но он привел с собой лишь половину воинов, — поделился информацией Урбал, — остальных оставил в Цирте.
— И не только он оставил там солдат, — вставил слово Летис, загадочно ухмыльнувшись.
— Почему? — удивился Чайка. — Что ему там охранять? Его столица ведь не лежит на пути в Карфаген.
— Ты бы видел, сколько солдат мы оставили охранять Цирту, — усмехнулся Летис, выливая остатки вина из кувшина себе в глотку одним движением, — а вернее дочь Гасдрубала. Если бы все они были здесь, мы разбили бы Эндимиона гораздо быстрее.
— Они все охраняют дочь Гасдрубала? — ухмыльнулся Федор.
— Ну да, — хохотнул Летис, вновь хитро прищурившись, — Масинисса-то сбежал. Вдруг объявится да умыкнет красотку.
— Ты потише, — осадил его Урбал и оглянулся по сторонам, словно их могли подслушать даже в шатре Чайки, — наш командующий не любит, когда обсуждают его дочь.
— Да ладно, — отмахнулся здоровяк, — вся армия об этом знает.
После этого сильно захмелевшие друзья поведали Чайке, что продвижение армии Гасдрубала по глубинным районам Нумидии привело к тому, что все земли, по которым они проходили, перешли под его контроль. Гасдрубал тут же объявил мобилизацию новых подданных, и теперь под его началом находилась не менее внушительная армия, чем та, с которой он некогда высадился на побережье. Правда конницы в ней было едва ли не больше, чем пехоты, но появление армии Федора несколько исправило положение. Особенно Гасдрубал был рад слонам, с помощью которых он сумел обратить в бегство гордость Эндимиона — конные порядки греческих катафрактариев.
— Вообще, этот спартанец навербовал в армию сената массу греков, — «пожаловался» Урбал, — и они, надо сказать, немало потрепали нам нервы. Одно дело, быстрые, но слабо вооруженные нумидийцы, и совсем другое — катафрактарии. Да и греческая пехота поначалу тоже противостояла нам очень успешно. Пока мы ее не истребили почти всю.
— А где еще сенату брать свежих наемников? — поделился соображениями Федор. — Если собственный главнокомандующий взбунтовал всю армию и вышел из-под контроля? Хорошо еще скифов сюда не позвал.
— Кого? — вскинул тяжелую голову Летис.
— Забудь, — отмахнулся Федор, решив не просвещать друга насчет Иллура, данника его бывшего благодетеля, о делах которого он уже поведал друзьям, рассказав заодно и о Юлии. — Вы-то за Ганнибала по собственной воле воюете?
Захмелевшие друзья невольно приумолкли. В шатре воцарилась тишина.
— Когда узнали правду, зачем мы здесь, — признался Урбал, — было время, сомневался. Хотя я этого давно ждал. Слишком уж независимо вел себя наш главнокомандующий в переговорах с сенаторами.
— Теперь он, скорее, новый тиран, — поправил его Чайка, — и теперь лично ему подчиняется почти вся Испания, Южная Италия и Сицилия. Даже Сиракузы на его стороне — выступили против Рима и нашего сената Я свой выбор сделал. Да и вы, похоже, тоже. Дело за малым — взять Карфаген.
— А я не против! — вдруг заявил Летис, хлопнув ладонью по столу. — У нашей Утики с Карфагеном давние счеты.
«Вот оно, — подумал Федор, глядя на раскрасневшегося Летиса, — зерно гражданской войны. Давние обиды соседей живут долго и вспыхивают с новой силой, стоит лишь измениться ситуации. Словно и не было долгих лет мира и спокойствия. Брат на брата, против отца и всех остальных. Знакомая ситуация».
Впрочем, знакомой она была Чайке лишь по историческим книжкам. Сам-то он в революциях и гражданских войнах в прошлой жизни не участвовал. Возрастом не вышел. А вот здесь «повезло». Многое пришлось увидеть лично и поучаствовать, а сколько еще придется увидеть. «Мощный, но не смертельный удар опасен скорее для того, кто его наносит, — вспомнил Федор мудрое изречение стратегов, размышляя о затянувшейся войне с Римом, которая обернулась против самого сената, — впрочем, на все воля богов. Иначе, наверное, и быть не могло. А мне, главное, во всей этой суматохе разыскать Юлию».
Чайка часто корил себя за то, что не предпринял пока толком никаких поисков, не разослал гонцов во все стороны света. У него, конечно, были на то серьезные причины — по воле Ганнибала он должен был оказаться здесь и воевать до победного конца. Вести за собой армию. Но внутренний голос по-прежнему продолжал нашептывать Федору, что Юлия и сын живы. Более того, предчувствие подсказывало ему, что они не так далеко от него, как ему кажется. «Ладно, — пытался взять под контроль свои мысли Федор, — вот подойдем под Карфаген, приступим к осаде — это дело не быстрое, — тогда и смогу предпринять нужные усилия. Я найду их. Иначе и быть не может. Иначе, мне и жить незачем».
