Дмитрий Беразинский - Задолго до Истмата
Постепенно реформации подвергались все отрасли: наука, культура, промышленность и здравоохранение, армия и флот. В прошлом году стараниями императрицы было образовано министерство транспорта. Ведь три года назад вступил в строй первый участок железнодорожной магистрали Свято-Софийск — Пермь. Основные работы велись от стороны Перми, и уже в этом году ожидалось, что магистраль достигнет Москвы, но по настоянию императрицы первый действующий участок был запущен от Свято-Софийска до Пскова. Сто девяносто километров одноколейного пути. Триста восемьдесят километров рельсов. Девятнадцать тысяч тонн стали. Железо было доставлено водным путем из Карелии. Повенецкое железо. Потребность только одной железнодорожной ветки почти исчерпала возможности этого месторождения. Основные запасы руды были на Урале — поэтому магистраль начали строить оттуда, и впоследствии эта железная дорога должна обеспечить российской стали самую низкую цену на мировом рынке и отсутствие конкуренции. Также это обещало дополнительную головную боль российским дипломатам, ибо столь низкая цена грозила обрушить европейскую систему ценообразования на изделия из стали и чугуна. Но на эту тревожную мысль, исходившую непосредственно от премьер-министра, Волков глубокомысленно изрек:
— Проблемы негров шерифа не... прошу прощения, государыня, хочу сказать, что пора перестать оглядываться на Европу. Пусть они на нас оглядываются!
— Да у них скоро шеи от оглядывания посворачиваются! — заметила Софья Алексеевна, отрываясь от пасьянса «Паук». — Вы мне лучше, господа министры, расскажите, как там дело с железной дорогой продвигается?
Вздохнув, премьер принялся обстоятельно докладывать о ходе прокладки рельсового пути. В одна тысяча семьсот четвертом году правдами и неправдами созвали собрание акционеров будущего «светлого» пути. Пятьдесят три процента акций сразу выкупило государство, а вот с остальными получилось как с трамваем в Старгороде. Десять процентов охотно взял Никита Демидов. Он после подрезания крыльев стремился загладить свою вину, состоявшую из нескольких томов уголовного дела, поэтому первым вступил, в число пайщиков и хитро поглядывал на остальных. Пять процентов выкупило «Объединение плавильных мануфактур города Пскова», два процента взяла «Фабрика № 1» — Тульский оружейный завод. Остальные тридцать процентов висели в воздухе.
— Господа фабриканты! — пригрозила императрица. — Берите бумажки, пока силком втюхивать не начала! Это же надо! От будущего богатства отпихиваются!
— Эхе-хе! — прокряхтел дряхлый глава купеческой гильдии Иван Бровкин. — Я не доживу, а вот детишкам расстараться следовало бы.
Почтенные купцы в очередной раз изумились подлячьей бровкинской натуре. Договорились ведь перед заседанием придержать денежки! Самое смешное (купцы наперед знали), что после высказывать Артемьичу обиды бесполезно. Покряхтит старик, скажет, что забыл, о чем вообще речь шла. Поэтому, когда Бровкин схватил аж десять процентов, самые богатые из купцов, Старокумский и Дерюгин, тоже взяли по пять. Десять оставшихся процентов не удалось спихнуть никому. Целую неделю императрица с министрами ломали голову, кого же еще привлечь к строительству. Самое смешное, что в желающих недостатка не было. Но они все на поверку оказывались иностранцами. А императрица жаждала исключительно концессионеров русских.
Патриарх Михаил, которому недавно стукнуло семьдесят годков, тоже неделю ходил с шилом в заднице. Ходил и размышлял: ежели еще про церковь не вспомнили, то вспомнят на днях. Поэтому лучше прийти самому. И после субботней службы он подошел к императрице лично. Та тотчас созвала в своем кабинете малый круг, на котором попеняла министрам за забытого патриарха. Михаил тотчас понял, что на этот раз его никто в расчет не принимал, но раз уж вызвался в эту кабалу сам — милости просим! Плюясь ядовитой слюной, он после заседания зашел к Великому Сакелларию и пожаловался на потерю политического нюха.
— Это в тебе, Миша, совесть взыграла! — хмыкнул Афанасий. — Нюх здесь ни при чем. И вообще непонятно мне, какого лукавого ты убиваешься. Ты только что приумножил состояние русской православной церкви. Глядишь, следующий патриарх тебя к сонму святых причислит. Кашки со мной пожевать не желаешь?
От полезного овса патриарх отказался, сказав, что сие — пища лошадей, но от свинячьего бока отщипнул прилично и запил парой хороших глотков вина с крымских виноградников. Крымское вино в столице — еще одно новшество. Татар так и не удалось приохотить к труду на земле крымской, но за них это охотно делали армяне, евреи и мигрировавшие эллины, сиречь греки.
Итак, в одна тысяча семьсот четвертом году прибывший в рабочий поселок при одной из демидовских сталеплавильных мануфактур премьер-министр Каманин забил ритуальный костыль в полотно первой железной дороги. Забил — и отбыл обратно в столицу, решать проблемы проектирования подвижного состава. Поскольку местные, хотя и уважаемые, аксакалы ни сном ни духом не ведали ни про какие железные дороги, проектную документацию возложили себе на плечи «пришельцы». Если объяснять покороче, то железные дороги России строились по проектам начала тридцатых годов двадцатого века: стальные широкоподошвенные рельсы Р50 (один метр такой рельсы весит пятьдесят полновесных килограммов); деревянные шпалы, пропитанные под давлением антисептиком. Все это дело укладывалось на солидное основание — двухслойную балластную призму: основная часть песчаная, а поверх нее — двадцатисантиметровый слой щебня. Роскошно, но практично. И долговечно.
Параллельно с этим решались сложные вопросы форсирования вышеуказанной магистралью водных преград. В этом деле таких обнаружилось три штуки крупных (Кама, Ока, Волга) и несколько десятков мелких речушек. Особенно напрягала Волга. Мост в Казани должен быть чудом инженерного искусства не только для восемнадцатого, но и для девятнадцатого века. Ширина реки в одном из самых узких мест составляет примерно километра полтора, то есть почти версту. Средний обыватель восемнадцатого века такой мост не мог даже представить, куда там строить! Даже видавшим виды пришельцам-потомкам пришлось лазить в базы проектов, чертыхаясь от собственного бессилия. Отчего не построить мост, подобный тому, что висит через бухту Золотые Ворота в Сан-Франциско? Красиво, величаво, аж дух захватывает! Со смотровой площадки день смотреть можно — не налюбуешься. Если с пивом, то и ночь смотреть можно. Но в России начала восемнадцатого века не попрет. Решительно нечем строить.
И разделились мнения исследователей на две части. Одни говорят, нечего через Казань переться! Провести ветку через Ярославль — и вся недолга. Город солидный, древний. Волга в нем уже раза в два. Следовательно, и проблем в два раза меньше. Другие предлагают паром изобрести. Железнодорожный, естественно. Не умеем мосты пока строить, построим паром. Потихоньку «Паромщика» напевать принялись во дворце. Первые прикинули расстояние — даже ближе через Ярославль получается. Остальные приуныли...
Спас положение, как ни странно, министр культуры.
— Любите кататься — катитесь к чертовой матери! — блеснул в очередной раз он знанием народных афоризмов. — Все новое — это хорошо забытое старое. Вы когда-нибудь видали панораму Роны в районе Авиньона?
— На что изволит намекать господин Симонов? — оторвав воспаленные глаза от кульмана, спросил Ростислав Алексеевич.
— На мост Святого Бенедикта, — таинственно ответил Иннокентий, — построенный в двенадцатом веке самим святым.
Татьяна, графиня де Лаваль, обеспокоенно зашевелила в своем углу мозгами. Диплом обязывал.
— Танечка, не увязывайте постройку моста с основанием Москвы. Построено на совесть и совершенно не по случаю, — поклонился Иннокентий в сторону графини.
Присутствовавший при сем руководитель экспедиции генерал-адъютант Волков недовольно поморщился. Дуркануть любил и он, но сейчас момент был явно неподходящий.
— Уйми, Михалыч, свое серебряное горлышко! — посоветовал он министру. — Если есть, чего сказать, говори. Нет — спи спокойно. Что там с этим мостом?
Сердито сопя, Иннокентий слез с высокого стула и подошел к командирскому ноутбуку. Запустил «Историю мировой архитектуры». В поисковике набрал «Сен-Бенезене». Почти неслышно зашелестел винчестер — на экране возникла панорама широкой равнинной реки и каменный мост арочного типа.
— Тыщу лет почти стоит! — объяснил Иннокентий. — Жрать не просит. Годится?
Волков развел руками.
— А мы головы ломаем! А тут все так просто! Да куда мои глаза смотрели?
— Еж — птица гордая, — двусмысленно ответил министр культуры, — пока пинка не дашь — не взлетит.
Знаменитый Казанский мост строить начали еще за два года до того, как был вбит первый костыль на трассе Псков — Свято-Софийск. Если не получится мост, придется запускать вариант с «Паромщиком». А паром — штука, особенно на Волге, не очень стабильная. Во время весеннего половодья Волга разливается в пойме на ширину до сорока километров. Возьмет паромщик неверный азимут — причалит только в Самаре. А там нету железной дороги... там и сухопутная вовсе неважнецкая.
