Владимир Контровский - Конец света на «бис»
– Пся крев! – ахнул польский офицер. – Слупск, мой родной город! Ах ты курва мама! Пан полковник, – обратился он к русскому, – отдайте его нам, пше прашем! Пожалуйста!
За исключением эмоциональных вкраплений польской речи, разговор шёл на английском, и Гриссом понял, что влип, причём по самые уши. В глазах поляка американец увидел пыточные клещи, дыбу и колесование – чего ещё ждать от восточного варвара, и к тому же ещё и коммуниста?
«Как же мне не повезло…» – с тоской подумал бравый капитан USAF.
…Сопротивление натовских войск было окончательно подавлено в первых числах ноября. Все прежние тактические наставления были забыты: наступающие мели атомными боеголовками всё подряд, а потом через радиоактивные районы на полной скорости рвались танки, бронёй спасая свои экипажи от жёсткого излучения. Последние бои в сожжённых городах выглядели фантастически: солдаты обеих сторон, похожие в ОЗК и противогазах на инопланетян, беспощадно резались штыками среди пышущих жаром руин и вплавленных в землю останков бронетехники.
…Норвегию советская военная машина раздавила играючи. Батальон королевской гвардии, окопавшись на подступах к Осло, попытался было задержать русские танки, однако десятикилотонная боеголовка, взорвавшаяся над его позициями (советское командование не собиралось ни терять времени, ни нести лишние потери), мгновенно убедила гвардейцев в бессмысленности дальнейшего сопротивления. А британская атомная бомба, сброшенная на Нарвик штурмовиком с «Викториес», до крайности возмутила норвежского короля. Его Величество в резкой форме заявил протест против такой сокрушительной помощи, ведущей к многочисленным жертвам среди мирного норвежского населения, и добавил, что если подобное повторится, Норвегия перейдёт на сторону победителей и объявит войну Англии.
А победители вели себя пристойно – «русских варваров» вполне устраивал захват (с ничтожными потерями) значительной «чистой» территории с неразрушенными городами, дорогами, портами и промышленной инфраструктурой: Северному флоту нужны были базы. И очень скоро мирное население успокоилось, а голубоглазые фрёкен начали с интересом поглядывать на пришельцев с востока.
И в октябре шестьдесят третьего младшая дочь Олафа Нильсена, добропорядочная жена и мать двоих детей, родила третьего ребёнка – горластого черноволосого мальчишку. Масть новорождённого вызвала законное недоумение у светловолосого мужа светловолосой супруги, но старый мудрый Олаф не считал, что из-за такого пустяка стоит рушить семью. Он сумел убедить зятя, что генетика – это наука тёмная и непостижимая: возможно всякое, особенно если в воздухе носится разная радиоактивная гадость. И мир был восстановлен.
Жизнь налаживалась – скандинавы полагали, что им повезло: они хорошо знали, во что превратилась начисто выжженная Европа…
****По дорогам Европы – по автобанам, где совсем ещё недавно неслись целые вереницы изящных машин, и по просёлкам, ухоженным и чистым, брели толпы беженцев. Эти люди в одночасье потеряли всё – дома, работу, сбережения, размеренность, будущее, – и шли теперь неведомо куда, спасая то последнее, что остаётся у человека: жизнь. Правительствам стран разгромленного блока НАТО было не до них, а у победителей хватало своих забот – Польша и Восточная Германия также подверглись разрушениям, там тоже были беженцы, и военные власти спешно организовывали для них временные лагеря, выбирая для этого относительно чистые районы среди множества радиоактивных пятен, оставленных ядерными взрывами. И неудивительно, что заботились эти власти в первую очередь о своих – до беженцев из стран НАТО у них просто не доходили руки, и «бесчеловечность коммунистических варваров», о которой на все лады твердила пропаганда США и Британии, была здесь совершенно не при чём.
Датчане бежали в Швецию, переправляясь через балтийские проливы на чём попало; Австрия и Швейцария принимали беженцев из ФРГ, но Франция, принимая ограниченное число бельгийцев и голландцев, немцев на свою территорию не пускала – дело доходило до обстрела толп беженцев из пулемётов (по официальной версии Парижа, германские беженцы несли с собой угрозу эпидемии – наряду со складами химического и атомного оружия в ФРГ были разрушены и склады оружия бактериологического). А у президента Франции и без того хватало головной боли: русские танки стояли на французской границе и в любой момент могли её пересечь во исполнение секретных статей договора между СССР и Францией, по которому последняя предоставляла советским войскам проход в Испанию. Однако делать это де Голлю совсем не хотелось – США, донельзя раздражённые «предательством» французов, недвусмысленно обещали «попортить экологию Франции» атомными бомбами, если де Голль и дальше будет продолжать в том же духе. И была ещё Британия со своими «випами» и ядерным оружием, также не испытывавшая к Франции особо тёплых чувств. И де Голль балансировал на лезвии ножа, поставляя русским продовольствие и одновременно запугивая Франко перспективой советского вторжения, если Испания не перестанет поддерживать НАТО. Последнее возымело должный эффект – каудильо потребовал, чтобы американские войска, переправлявшиеся через Атлантический океан, не высаживались в испанских портах. «Не для того я провозгласил политику национального примирения, – витийствовал Франко, – чтобы вновь ввергнуть мою страну в пучину войны!» (в переводе на обычный язык это означало «А идите вы все со своими проблемами и меня не трогайте!»). А Москва – Москва молчала: советские танковые дивизии стояли на месте.
И американцы высаживали свои части в Англии – до выяснения обстановки, – а де Голль, старясь не идти на обострение ни с кем, держал в полной боевой готовности авиацию (благо атомные бомбы от американцев, желавших привязать Францию к НАТО, он получить успел), и французская эскадра в составе авианосца «Клемансо», крейсеров «Кольбер» и «Де Грасс» и шести эсминцев крейсировала в Средиземном море, готовая нанести удар палубной авиацией хоть по Гибралтару, хоть по марроканской базе США в Рабате.
Война в Европе затухала, но всё ещё грозила новой вспышкой и новыми смертями, которых и без того хватало: люди умирали тысячами от ран, ожогов и от лучевой болезни – большая часть территории Германии, Польши, Бельгии и Голландии на долгие месяцы стала непригодной для жизни. Истерзанная Европа хотела мира…
****Мутная вода плескалась у самых ног. На пологом берегу перекликались солдаты; кое-кто, невзирая на промозглую ноябрьскую погоду, разделся до пояса и окатывал водой тело, взопревшее от многочасового пребывания в защитном комплекте, – замеры показывали, что вода эта почти неактивна: над Северным морем ядерные боеголовки не рвались, а больших рек, несущих в океан отравную перхоть с материка, поблизости не было. Боевые машины дивизиона майора Остащенко напоминали усталых зверей, упёршихся в землю железными лапами гусениц. Позади них поднимались к небу дымные столбы – там догорали немецкие города, сметённые атомными взрывами, – а впереди лежала Голландия: та её часть, которую затопило Северное море, прорвавшееся через дамбы, разрушенные ядерными бомбами.
Затопленная Голландия
– Вот мы и дошли до последнего моря, – сказал Александр Савичев, глядя на мелкие волны, лизавшие мокрый песок.
– Что? – не понял Грибанов.
– До моря, говорю, дошли до последнего, как монголы Чингис-хана.
– Ну, не совсем до последнего. Это ведь только Северное море, а не Средиземное.
– Понравилось? – Александр горько усмехнулся. – А то, что осталось там, позади, – он махнул рукой в сторону дымной завесы, затягивавшей восточную часть горизонта, – оно тебе тоже нравится? Пепел и трупы, тысячи, миллионы трупов…
– Не дури, Саша, – Борис нахмурился, – не мы начали эту войну. У меня сердце ноет – сил нет. Что там с Киевом, с Оксаной? Туда ведь наверняка упала американская ракета, и не одна. А ты говоришь монголы Чингис-хана… Да я бы всю эту Америку выжег дотла, чтоб им впредь неповадно было: живёшь, и дай жить другим, а не греби всё до сэбэ, и не маши перед чужим носом ядерной дубиной. Демократы, бля, чтоб им пусто было…
– Извини, это я так. Мне ведь тоже несладко – видел я, что наделали наши с тобой ракеты здесь, в Европе, и могу себе представить, что натворили американские ракеты там, у нас. Атомная война, мать её…
Заходящее солнце окрасило воду багровым: казалось, Северное море приняло в себя всю кровь, пролитую в Европе за несколько страшных дней Третьей Мировой войны.
«Красный прилив» – подумал Александр Савичев.
Глава десятая
Горячий Дальний Восток
28 октября 1962 года
…Двести двадцать американских стратегических бомбардировщиков Б-47 летели через Тихий океан. Изначально планировалось включить эти машины в состав третьей ударной волны, атаковавшей Советский Союз в ночь с 27 на 28 октября, но затем было признано более целесообразным атаковать ими Россию с востока, имея целью Приморье и Сибирь, где комми ещё сохранили промышленные мощности и значительные вооружённые силы. По данным разведки, ПВО Советов на Дальнем Востоке было менее мощным, чем в европейской части Союза: предполагалось, что «сорок седьмые», прикрытые истребителями с авиабаз Японии и Южной Кореи, прорвут оборону красных и сокрушат их последние бастионы. Воздушные клещи, в которых СССР хрустнет, как скорлупа ореха…
