А. Живой - Сицилийское королевство
Григорий подумал о том, что неплохо бы уговорить Констанцию покинуть Неаполь и перебраться в Палермо. Уплыть на Сицилию – подальше от монголов. Все же, это остров, а Субурхан при всей своей сухопутной мощи не имел столь большого флота, как у Фридриха.
Забубенный решил так и сделать по прибытии в Неаполь. Но еще в море, от сильной качки он слег. Рана разболелась. И механик снова стал впадать в забытье. А потому не помнил, как закончилось это морское путешествие.
Григорий очнулся оттого, что кто-то тихо разговаривал рядом с ним по-немецки. Судя по голосам, две женщины. Открыв глаза, он не увидел говоривших, но понял, что лежит на высокой постели в большой и светлой комнате, но с зашторенными окнами. «Где это я? – не мог сообразить механик, – в доме Шмидта таких хором нет».
В этот момент разговор прекратился, позади тихо затворилась дверь. Раздалось легкое шуршание платья, и перед раненым появилась Констанция. Ослепительная, как никогда. В белом платье и прозрачной вуали на волосах. Подобрав юбку, она присела на край постели, и, проведя по волосам Григория, спросила.
– Как ты себя чувствуешь, Грегор?
– Великолепно, – ответил механик улыбнувшись, – Только как во сне. Не могу понять, где я нахожусь?
Констанция тоже улыбнулась.
– Ты у меня в замке.
Некоторое время механик молчал, не зная, что и ответить. Но потом все же собрался с силами:
– Я в Кастель Нуово? И все об этом знают? Но ведь это же невозможно.
– Когда тебя привезли и оставили в доме господина Шмидта, юстициарий посетил меня с визитом, – поведала Констанция, – Он рассказал, как ты его спас и что сам до сих пор не окреп, как следует. Он хотел везти тебя дальше в Палермо, чтобы там, в столице, передать хорошим врачам. Но я настояла, чтобы тебя немедленно перевезли сюда. Здесь тебя пользуют великолепные лекари, и скоро ты будешь здоров. Так что твоему появлению здесь есть вполне официальное объяснение. А юстициарию я велела задержаться в Неаполе до твоего выздоровления.
– Но его же ждут государственные дела, – попытался возразить Григорий, вспомнив о том, что бедный Райнальдо уже больше месяца не может вернуться домой. Сначала его таскал за собой Фридрих, теперь мешает Констанция.
– Подождут, – отмахнулась императрица, – я и есть его государственные дела.
– Лучше бы меня оставили в доме Шмидта, – проговорил Григорий, – так было бы меньше подозрений.
– У Шмидта плохой лекарь, – возразила Констанция, хитро улыбнувшись, – А ты нужен Фридриху. Он ведь тебя ценит, как мне поведал Райнальдо. Без тебя бы у него не было новых галер.
На лице Констанции появилось заговорщическое выражение.
– Не беспокойся, Грегор. Ты лежишь в отдельном зале, недалеко от моих покоев. Никто кроме меня и служанки сюда не войдет. Тебя будет осматривать мой личный лекарь. И, пока ты болен, Грегор, мы можем видеться сколько угодно. А болеть ты будешь как можно дольше. Это я тебе обещаю. И никто о нас не догадается.
Забубенный усмехнулся и тут же боль пронзила плечо. Слабость давала о себе знать.
– А юстициарий? – спросил Забубенный, – он ведь знает, где я.
– Райнальдо мой давний друг, – ответила Констанция, – он нас не выдаст Фридриху, даже если узнает всю правду. Но ведь он ее не знает. А, кроме того, я не могла смотреть, как ты страдаешь.
– Воистину нет существа коварнее женщины, – пробормотал Григорий, привлекая здоровой рукой Констанцию к себе.
Забубенный действительно скоро пошел на поправку. Врач не часто баловал его своими визитами, зато его хорошо кормили, поили отличным вином, и не обделяла вниманием жена императора. Они болтали целыми днями напролет, поскольку ни на что большее Забубенный был пока не способен. Но при такой заботе больной был просто обречен на быстрое выздоровление.
Спустя несколько дней рана затянулась, и механик даже хотел снять повязку. Лекарь разрешил. Констанция запретила. Поскольку Григорий, ради лечебной физкультуры, периодически бродил в неурочный час по коридорам и залам Кастель Нуово и мог повстречать бойких на язык служанок или пажей, конспирацию следовало соблюдать. Бедному механику ничего не оставалось, как подчиниться своей госпоже. Рука быстро выздоравливала и по утрам, надевая повязку, Забубенный даже иногда путался, какую руку в нее совать.
На пятый день Констанция тайно посадила его в свою закрытую повозку и отправилась на прогулку в горы. Точнее, в одно из своих загородных имений, расположенных, как она сказала, неподалеку от Везувия. Обычно в таких поездках ее сопровождали фрейлины. Но с тех пор как в замке появился Забубенный, он не видел ни одной из них. Только отрок Иблио, доверенное лицо, периодически попадался молчаливой тенью на глаза механику в коридорах пустынного дворца.
«Неужели она всех этих красивых барышень уволила из-за меня? – размышлял Григорий, глядя в щелочку занавешенного окна коляски, за которым быстро рос в размерах Везувий, – хотя зачем нужны красивые фрейлины? Фрейлины должны быть страшными, чтобы оттенять красоту первой дамы королевства, а не смазывать ощущение. Так что, правильно сделала».
Загородное имение оказалось небольшим замком, пристроенным к почти нависавшей над морем скале. «Прямо, «Ласточкино гнездо», – одобрил механик пробираясь по узкой каменной лестнице в покои, располагавшиеся наверху. В небольшой комнате почти всю площадь занимала кровать. За время пребывания в сицилийском королевстве механик уже привык к необъятным кроватям и вообще не представлял себе без них ни одной нормальной спальни.
Свет лился сквозь узкое окно башни, выходившее на бесконечное море. А над самой поверхностью моря, к удивлению механика, действительно, сновали сотни ласточек.
– Вид просто замечательный, – похвалил Григорий, рассматривая кровать.
Повязку он отбросил, рука двигалась вполне сносно, лекари постарались. Только шрам остался. Но шрамы, как известно, украшают мужчину.
– Да, – согласилась Констанция, обнимая его сзади, – я сама выбрала это место и попросила Фридриха построить здесь замок.
– И часто вы здесь бывали? – не удержался от вопроса Забубенный.
– Нет, – ответила внезапно погрустневшая женщина, присаживаясь на кровать, – вместе только один раз. А затем Фридрих вообще перестал меня посещать. У него хватает утешительниц. Он живет своей жизнью, а я своей.
– Так развелись бы, – предложил Григорий.
– Это почти невозможно, Грегор, – усмехнулась Констанция, – развести нас может только папа римский, а святая церковь никогда не пойдет навстречу Фридриху. Скорее обрушит на его голову тысячу проклятий. Или тысячу стрел своих солдат.
– Да, трудные у вас в семье отношения, – заметил Григорий, присаживаясь рядом с Констанцией и обнимая ее за талию, – Хотя твой муж пока что добр ко мне. Но иногда мне кажется, особенно в последние дни, что было бы лучше, если бы одна из этих стрел настигла его. Лучше для тебя.
Констанция надолго замолчала.
– Помнишь, тогда на галере ты спрашивал, что тебе делать? – прошептала Констанция, – а что ты хочешь теперь?
– Помню, – ответил Григорий, – только теперь мне не важно, что делать. Не важно даже, что с нами будет. Главное, что будет сейчас.
Он повалил не сопротивлявшуюся Констанцию на кровать, и, покрывая ее грудь поцелуями, сообщил:
– Ведь я уже совсем здоров.
И счастливая женщина заключила его в свои объятья.
Обратно в Неаполь они вернулись только через два дня. Настолько хорошо было в этом уединенном месте среди ласточек. Дворец императрицы в Неаполе встретил их привычной пустотой залов. Вообще, как заметил Григорий за время пребывания в Кастель Нуово, Констанция была на редкость скромной императрицей. Балов не закатывала, пышных приемов не проводила. Так, встречала иногда каких-то послов в отсутствие самого императора, который вечно пропадал на войне, – надо же было кому-то показывать свои новые платья. И все. Впрочем, Забубенный ее за это не бранил, ведь все свободное время Констанция сейчас была с ним, позабыв о своих государственных делах. Фридрих воевал в северных италийских землях. Констанция проводила безмятежные дни с Григорием. А королевство жило само по себе.
Так прошло еще две недели. Изредка Забубенный вспоминал, что ему надо продолжать работать над флотом императора, который вел безуспешную осаду Генуи. Но дело ограничивалось тем, что Констанция посылала слугу к Шмидту с письмом, в котором сообщала, что херр Грегор еще не выздоровел и производством рулей для военных нужд поручено заняться главному механику королевства. Вознаграждение гарантируется. И херр Шмидт занимался.
Несколько раз приходил юстициарий, справлялся о здоровье Грегора. Но ненасытная Констанция и слышать ничего не хотела о Палермо и каких-то мастерских, подаренных Фридрихом, где Крайзеншпигеля ждала масса дел. И бедный юстициарий покорно удалялся в свой особняк на одной из фешенебельных улиц Неаполя.
