Виктор Дубровский - Трое в подводной лодке, не считая собаки (СИ)
Он потряс головой. Союз Меча и Орала, не иначе! Что он несёт? Что за сиротский дом? Мы же договаривались!
— …вашей милостью не будут оставлены. А мы, со своей стороны, опираясь на уездное дворянство… На лучших представителей…
Апраксин лучился самодовольством, с лёгкой тенью сомнения, но внимал, в целом, благосклонно. Тут что-то за дверями стукнуло, послышался звук падающего тела. Костя мигом сорвался, уронив стул, распахнул дверь. За ним, пыхтя отдышкой, примчался граф.
Мыш прижал коленом к полу какого-то человека, накинув тому на шею кожаный шнурок. Фёдор Матвеевич остолбенел на мгновение. Спросил:
— Что тут такое?
— Подслуха поймал, — пояснил графу Мыш, — к двери ухом стоял. Прикажете удавить?
На Фёдора Матвеевича ясными синими глазами смотрел малец с чистым ангельским личиком.
— Какой, однако, резвый, живенкай мальчонка, — восхитился Апраксин, — чей будешь?
— Сирота, ваше сиятельство, Степаном величают, — доложил вместо него Костя, стягивая за спиной у лакея руки, — подобрал, обогрел. Обучен чтению, письму и счёту. Разрешите негодяя допросить, в тихом месте?
— Иди, — кратко бросил граф, — на конюшню.
Потрепал Мыша по густым белокурым вьющимся волосам, тяжело вздохнул. И тут Мыш совершил совершенно, с точки здравого смысла, бессмысленное действие.
— Деда, дедушка, — бросился он в Апраксину, вцепился ему в камзол, — неужто ты меня забыл? Я скитался, голодал, добрые люди из милости кормили… — подвывал Мыш, размазывая сопли и слёзы по лицу, — а ты меня бро-о-о-сил… Я тебя звал, искал, а ты куда-то исчез…
Фёдор Матвеевич отшатнулся, попытался отстраниться от Мыша. Но тот настолько жалостливо и настойчиво называл его дедушкой, что пришлось графу внимательно всмотреться.
— Ну-ка, ну-ка… — Взял ладонями его лицо ладонями и повернул на свет, — где вы его нашли? — взволнованно спросил он.
— Недалече от Владимира, — не стал уточнять детали Костя.
— Да, так оно и есть, — бормотал, продолжая рассматривать лицо Мыша, — Аннушка, вылитая Аннушка… Господи, боже мой, это меня настигают грехи мои тяжкия… Внучек… — и начал заваливаться набок.
Костя подхватил Апраксина, аккуратно уложил на пол. Рванул лацканы тугого камзола, золотые пуговицы с глухим стуком разлетелись по полу. «Не хватало, чтобы старый пердун кони двинул прямо щас. Мыша прибью, сироту сраного», — мысли скакали с места на место.
— Лекаря, лекаря сюда, — зычно проорал Ефим Григорич.
Засуетилась дворня, откуда-то из-за угла, как чёрт из табакерки, выскочил лекарь, графа уложили на кушетку и пустили кровь.
Лекарь, судя по всему, немец, протокольным голосом начал вещать:
— Госсподин граф есть плёха чувствовать. Нада дать ему покой.
— Пшёл вон, — сообщил ему Апраксин, — где Романов? Константин? Ярослав?
— Все здесь, ваш сиясь, — отозвался Костя.
— Чей подсыл, узнал?
— Графа Толстого.
— Что с ним?
— Захлебнулся на конюшне. Криком захлебнулся, — тут же уточнил Берёзов, — я взял на себя смелость… Он всё слышал, самое важное…
— Тогда… — Фёдор Матвеевич сделал неопределённый жест рукой.
— Не извольте беспокоиться, всё чисто будет.
— Пусть Ефим останется, вы идите, — Апраксин говорил тихо, но властно, — помогите встать.
О чём толковали целый час граф и Романов, так и осталось неизвестным, Ефим Григорич оказался твёрд, как алмаз.
Костя, Слав и Мыш уселись в столовой, поближе к винцу.
— Душераздирающее зрелище, — прокомментировал Костя, — какое-то противоестественное. Ты чё творишь, урод? — обратился он к Мышу, — чуть фигуранта в ящик не отправил!
— А кто ж знал, — ответил Мыш, — что он такой больной.
Ни тени раскаяния, ни следа слёз и былого, совершенно искреннего, горя.
— Ты сам говорил, надо всякие шансы использовать, — рассудительно сообщил Косте юный мошенник, — а я разговор подслушал, что дядька Ярослав тёр графу… про сирот…
— А если б сорвалось? — продолжил допрос Костя.
— Ну и чё? Получил бы подзатыльник, да и все дела. Я ж у него не серебро из буфета тырил…
— Артист, блин, погорелого театра, — тяжело вздохнул Костя, — чуть всё дело не сорвал.
Но Мыш продолжал теребить Костю за рукав.
— Я как почувствовал, дядь Кось, будто кто толкнул… — начал взволнованно частить Мыш, — что надо именно так сделать… Я не знаю, дядь Кось… я боюсь, можа бесовское наваждение?
Слава заинтересованно слушал пацана.
— Ты это брось, — ответил Костя, — скажешь тоже, бесовское. Не иначе, волею твоего ангела-хранителя.
Хотя и сейчас Берёзов не имел никакой уверенности ни в чём. «Атас, полный аут… — растерянно думал Костя, нервно стуча пальцами по столешнице, — феерия какая-то, Босх, Брейгель и мексиканский сериал. Деда на подвиги тянет, Апраксин, Апраксин! — воспылал любовью к ближнему своему, сироток возлюбил… Мыша какие-то силы толкают на авантюры, должные провалиться ещё на стадии задумок, а они срабатывают. Чёрт знает что творится!»
Вся картина мира рушилась на глазах, все планы и заготовки летели псу под хвост. Планировали же тихо, не светясь, получить свои бумажки, и так же тихо свалить из Питера. Нет, в случае осложнений Костя допускал, что придётся придушить пару-тройку бюрократов-взяточников, но чтоб так вот… Мыш — графинчик, уссаться можно!
— А потом попустило, как старикан сказал «внучек», я боюсь, дядь Кось, что делать-та? Какой же из меня граф?
— Не сцы, малыш, прорвёмся. Старик к тебе гувернёров приставит, научит всякому, не только шнурком людей давить.
Он налил себе полный бокал вина и выпил.
— Блин, какая-то мыльная опера. Как бы не передумал граф, насчёт гимназий, — пробормотал Костя.
— К завтрему созреет, — уверенно отвечал Слава, — ночь помучается, день поразмыслит и согласится.
— Ну-ка давай, колись, что это было? Как ты клиента охмурял?
— Я сам толком не знаю. Я поначалу, ещё в Романово, испугался, потом привык. Главное, говорить то, что хотят услышать. С людьми надо говорить на том языке, который они понимают. Вот и я, проговариваю, подталкиваю, а потом все сами всё делают. Начинаю пробовать разными ключевыми понятиями — слава, богатство, удовольствия, или же на эмоциональную сферу. Как воздушный шарик нажимаю. Пока не почувствую, что в резонанс вошёл. А там уже проще, как на одной волне. Конечно, против базовых установок личности не попрёшь, если они есть. Но у некоторых и этого нет. Есть люди с сильной волей, сформировавшимися целями в жизни, с теми обычно туго. Это я чувствую.
— Ну вот, а ты говорил, когда я из Бахтино приехал, что у вас с Сашкой никаких изменений нет. Это же вообще! Не пробовал МММ организовать?
— Пробовал один раз, — смутился Ярослав, — ни черта не получается. Как в трясину попадаю, как-то фальшиво всё… какое-то косноязычие нападает, я сразу тупить начинаю со страшной силой, и народ просто шугается. А стоит по реальному делу поговорить, так что откуда берётся. И слова находятся, и красивые аллегории и привлекательные образы. И расстёгивает народ кошельки на раз-два. Мне иной раз аж стыдно бывает, что люди, может быть, последние деньги отдают.
— А Апраксина на чём взял?
— Перед последним порогом многие начинают смотреть на вещи иначе, чем при жизни. А он в сильных сомнениях. Жизнь, считай, прожита, богатств накоплено — дай бог каждому, а дальше что? Он, в общем-то, глубоко несчастный одинокий человек. Детей нет, помри — и всё по углам растащат. Положение неопределённое. Они-то, птенцы Петровы, при живом государе делали, что прикажут, а как его не стало, так кто в лес, кто по дрова. Нет, главное, чётких ориентиров, куда плыть. Они, как пишет Ключевский, служили Петру, а не России.
Он это пока не осознаёт, но нутром чует, что дела идут не так, а мысли трезвые, когда появляются, гонит. От страха гонит. Императрица плоха, это уже все понимают, а что дальше будет — не знает никто. Вот я и подыграл ему. Сначала возбудил сомнение и страх, потом обнадёжил, что не всё так плохо. И что к его бронзовому барельефу не зарастёт народная тропа. Тщеславен, что там говорить. Бессмертие в вечности, бессмертие в потомках — слишком сильный соблазн, чтоб ему сопротивляться. А там или ишак сдохнет, или султан помрёт.
Слава тоже не выдержал и выпил бокал вина.
— Хм. Хорошо винцо. Ты, кстати, не в курсе, почему во времена всякой нестабильности и государственных катаклизмов появляется какое-то неимоверное количество кликуш, юродивых, экстрасенсов и парапсихологов с провидцами?
— Не-а. Интересно, а что Саньку досталось? Или он не засёк ещё?
— Не знаю, а у тебя что?
Костя поделился своими наблюдениями.
— Но если с нами так, то и у него что-то должно быть. Если есть — значит это заказной квест, стопудова.
— Яйца бы оторвать тому заказчику. Хоть бы знаки какие это чудо-юдо нам давало, — с сомнением сказал Костя.
