Василий Звягинцев - Бои местного значения
Шестаков, очутившись на улице, мгновенно оценил ситуацию – ему хватило для этого той секунды, когда спрыгнувший с крыльца мужик, неизвестно за кого принявший наркома, замахал руками, показывая направление:
– Туда, туда он побежал, я видел!!!
Похоже, шанс выручить Власьева есть только один.
Поднять здесь, на улице, отвлекающую стрельбу, потом этим вот двором, наперерез милиционерам, застрелить ли их, или просто вырубить врукопашную, и – бегом, мимо больницы, в рощицу, оттуда вниз по косогору, где у речки начинается настоящий лес.
Пересидеть до утра, а потом…
Почти все у него получилось.
Набрав невероятную скорость, он сумел догнать приотставшего милиционера, не останавливаясь, взмахом руки сбил его с ног, чуть было не достал и второго.
Но уж пришла беда – отворяй ворота! Шестаков зацепился ногой за какую-то не замеченную в темноте железку, упал и чуть не закричал от острой боли в ноге.
Почти сразу же набежали со всех сторон еще какие-то люди. Откуда ночью – и столько? – недоуменно-отстраненно подумал он. А тут были, кроме милиционеров, и дежурные фельдшера, и кочегары из больничной котельной, привлеченные шумом (Власьев, не зная местности, забежал как раз в тупик между корпусом стационара, котельной и забором станции «Скорой помощи»).
Навалились, хекая и матерясь, заломили за спину руки, отняли «наган», поволокли через двор по хрустящему шлаку.
Он постанывал от боли в ноге, пытался выпрямиться и напрягал плечи, старался что-то объяснить, еще не веря, что все кончено и впереди допрос, камера, а уже, может быть, завтра – Москва и подвалы Лубянки.
«Как же глупо все, Господи, как глупо», – билась в голове мысль.
Следом, как он понял, волокли и Власьева.
Вдруг, уже на ступеньках райотдела, пришло озарение. Как тогда, в Кронштадтской ЧК.
И вместе с ним – вернулось спокойствие и даже кураж. Только вот нога болела все сильнее и, кажется, от колена вниз трикотажные кальсоны набухали мокрым и горячим.
Глава 24
Следователь не врал Буданцеву, не «брал его на пушку», когда называл Шадрина «разоблаченным врагом народа».
Вернувшись от Сталина и пережив короткий, но бурный взрыв бешенства, смешанного с паникой, Ежов в три глотка выхлестал свой непременный стакан водки и несколько пришел в себя.
Интересной все же личностью был Николай Иванович. По-своему – феноменальной.
Совершенно необразованный, почти что малограмотный, он в течение десяти послереволюционных лет делал медленную, незначительную по тогдашним меркам карьеру. И вдруг начался стремительный, ничем разумным не объяснимый взлет. За каких-то три года из завотделом провинциального обкома партии он превратился в секретаря ЦК ВКП(б), а потом так же внезапно занял вдобавок место дотоле всесильного Ягоды.
Наркомвнудел Генрих Ягода, конечно, тоже был далеко не сахар, но все же проработал в ВЧК – ГПУ – НКВД почти полных два десятка лет и в своем деле кое-что понимал. А Ежов…
Щуплый карлик с незначительным лицом, привинтив к петлицам маршальские звезды Генерального комиссара, развернулся на славу. Что бы там ни говорили, а всего лишь за год практически уничтожить годами складывавшуюся систему госбезопасности и создать на развалинах абсолютно новую, не менее эффективную тайную полицию, пусть и иначе ориентированную, – это надо уметь!
Причем статистические данные показывают, что образовательный уровень вновь принятых сотрудников центрального аппарата вырос почти вдвое в сравнении с 1936 годом. И поставленные перед ним задачи, какими бы они ни были, возрожденный НКВД решал более чем успешно. Примитивному дураку и алкоголику (каким Ежов тоже был) сие вряд ли под силу.
Успокоившись, нарком вызвал своего первого заместителя, комкора Фриновского. Ввел его в курс дела.
– Понимаешь, Михаил, что с нами будет, если мы не отыщем этого долбаного Шестакова?
Фриновский понимал. Возможно, даже лучше, чем сам Ежов. Не впадая в панику – всю жизнь проходил по лезвию, рискуя головой едва ли не ежедневно, – задал единственный вопрос:
– А как? Соображения есть?
– Откуда им взяться? Для того и позвал. Два часа тебе времени. Пройдись по всей цепочке. Кто первый узнал, почему лично мне сразу не доложили, что сейчас делается и по чьему распоряжению? Тут ведь целое гнездо недобитков просматривается. Нас с тобой топят. И вот еще узнать бы, что за военюрист у Хозяина сидел. Наверняка он на меня настучал, паскуда! Из чьего ведомства – Ульриха, Вышинского? Все узнай и мне доложи. А я пока немного отдохну.
Через два часа, минута в минуту, Фриновский возвратился. Отследить действия связки Шадрин – Заковский труда не составило. На то в распоряжении Фриновского было целых два мощных подразделения: секретно-политический и 6-й (чекработа в органах внутренних дел) отделы.
– Нет, ну какая сволочь! – вновь разбушевался Ежов, имея в виду Заковского. – Немедленно его сюда!
Разговор получился скандальный и трудный для Ежова. Старый чекист и разведчик, Заковский знал себе цену, с первых же слов наркома все понял и перешел в контратаку.
– А меня кто-нибудь в известность ставил? Я сам все узнал, по собственным каналам. И что мне оставалось делать? Вдруг это грандиозная провокация троцкистов, гестапо, я знаю, чья еще? Контрразведка – мой участок. Руководство не в курсе, опергруппа уничтожена, непосредственный начальник, майор Шадрин, ничего не знает, начальник отделения, который и послал группу, застрелился или ему помогли, концы рубят. Я принял решение и начал действовать!
– Ты мне мозги не засерай! – кричал в ответ Ежов. – Почему не доложил немедленно? Кто нарком – ты или я? Под меня, сука, роешь! Сам узнал, сам раскрыл, сам доложил, а я в говне?! Может, и Сталину ты настучал?
– А ты на меня не ори! – расчетливо психанул и Заковский. Ему сейчас выгодно было перевести дело в план бытовой склоки. – Я в разведке с двадцатого года работаю, лучше вас обоих дело знаю. Нечего было среди своих тень на плетень наводить. Прикажи мне лично с самого начала, я бы такого облома не допустил, на работе бы его взял, тепленького.
Фриновский курил у окна, не желая ввязываться, но на ус мотал.
Или вывернется сейчас соперник, да и всех их за собой из могилы вытащит, или всем конец. Только ему – раньше.
– Ладно, закончили, – понимая формальную правоту заместителя, Ежов утих. – Но почему все-таки не доложил сразу, ни мне, ни Михаилу?
– Сделал бы – доложил. Чего зря болтать, гнать волну? У вас своих дел невпроворот. Я и взял на себя, потому что увидел – день прошел, и никто не поинтересовался в тюрьме, привезли Шестакова или нет. Так и подумал – не сверху инициатива идет, сбоку откуда-то. А это уж чисто моя епархия.
– Ладно, ладно, – повторил Ежов. – Все свои наработки передай Михаилу. Он закончит. А Шадрина придется арестовать. Он ближе всех стоит. Не заговор, так преступная халатность. Разберемся.
Заковский понял, что спорить дальше – бесполезно. Шадрина ему не вытянуть. По крайней мере – сейчас. И правильнее всего будет озаботиться собственным спасением. Если успеет.
Дело осложнялось еще и тем, что Заковский ввязался в него, действительно исходя из профессиональных соображений, ну и, само собой, из желания подсидеть Ежова, о подлинной же подоплеке понятия не имел.
В противном случае не отступил бы так легко.
Валентин был свидетелем всего происходящего. Нынешний поворот событий его огорчил. В том смысле, что теперь поиск Шестакова значительно осложнялся. Придут новые люди, к которым у него нет подходов. Да и профессионализма снова будет на порядок меньше.
Зато в перспективе облегчается задача устранения Ежова, который самим фактом своего существования мешал Лихареву. Это хорошо, но Шестаков сейчас важнее.
А детекторы излучение матрицы опять потеряли. Слишком далеко уехал нарком или…
То, что дела после вмешательства Ежова пойдут хуже, подтвердилось в этот же день. После ареста Шадрина начали рваться и тщательно выстроенные им, и замкнутые только на него цепочки взаимодействия разных служб наркомата.
Так, например, бесследно ушло в песок сообщение транспортного сержанта о появлении в поезде подозрительных людей с документами чекистов. И сам Лихарев, занятый кремлевскими делами и наблюдением за Ежовым, прозевал долгий, почти трехчасовой, пеленг, вновь пойманный «шаром», когда Шестаков оказался в зоне его досягаемости.
Запись об этом важнейшем событии Валентин прочитал только утром.
Вот когда ему позарез потребовался Буданцев. Как же прав был сыщик, предположив, что нарком никуда не делся, скрывается в ближнем Подмосковье. Совсем недавно Шестаков находился не дальше тридцати километров от центра города, и – снова исчез. Но теперь уже вряд ли надолго.
Но! Буданцев арестован вместе с Шадриным, непонятно, впрочем, для чего. Сыщик ведь просто инструмент. В руках Ежова он способен работать ничуть не хуже, чем по поручению Шадрина. На месте Ежова следовало бы, наоборот, пригласить его на беседу, еще раз подчеркнуть важность дела, намекнуть на возможное поощрение и повышение по службе. Нет, «осел останется ослом, хоть ты осыпь его звездами». Даже – звездами Генерального комиссара госбезопасности.
