Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»
– Зачем он тебе? От сего куста даже овцы дохнут, не будет никто того гороха есть, – не понимал меня учитель.
В объяснения я пускаться не стал, продолжа разговор с англичанином. Наконец выяснив, что под наименованием «рэйп» он понимает нужное мне растение, пришлось начинать рассказывать заново про необходимые овощи.
– Их из Америки должны привезти, они оттуда родом.
– Князь знать про Новый Свет? – Похоже, мои географические познания Беннета озадачили.
– Чай, ученье постигаем. С чего бы нам про Америгу, да стольный град ея – Мешхику не ведать? – Головин остался крайне доволен произведённым эффектом.
– Гишпанских, або Соединённых Провинций купцов надо расспрашивать про сии овосчи, – наконец признал своё неведение Джакман.
– Нашёл у кого спрашивать, – учитель иностранных языков явно оказался рад тому, что чужеземца уличили в невежестве. – Аглицкие немцы дыне простой дивятся, мол, какая чудная сладкая тыква.
Следующим важным заказом стали металлы и различное химическое сырьё. Свинца и графита англичанин с лёгкостью взялся поставить по пятьсот пудов. Из запрошенных стекловарами компонентов меньше всего проблем вышло с бурой.
– Жирную самосадную или калёную тебе потребно? – осведомился торговец.
– В чём между ними разница? – всё равно мне о таком веществе было ничего не известно.
– Калёная дороже, в Тосканском герцогстве дрова дороги, – пояснил купец.
– Вези обе, обычной – побольше. Если что – сами прокалим, – принял я решение о закупке неизвестно чего.
Как далее выяснилось, под словом «зода» тут понималась обычная сода. Но вот объявленный за неё размер оплаты меня шокировал, хотя привык я уже ко многому. В моём мире она стоила не особо дороже соли, тут бочку её предлагали по цене, сопоставимой со стоимостью большого бочонка вина.
– Множество куч водорослей сжечь потребно, дабы единый куль зоды получить, – так объяснял непомерную стоимость простого химического сырья Джакман.
Про серый немецкий камень, нужный в стекловарении, англичанин тоже ничего не знал, но обещал снестись со сведущими людьми.
– Судя по потребному, князь занялся истинно благородным делом – алхимией, – глубокомысленно заключил торговец. – Яз мочь доставить ртуть и сулему. Без сих веществ ни одно превращение невозможно.
– Хорошо, вези. Ещё раздобудь мне книги по ремёслам хитрым, рудам и растениям. Да также механизмы любые куплю, особенно в труде полезные, дело облегчающие, – выдал я последние инструкции иностранному купцу.
– В Московское государство книги ввозить заповедано, – насторожился Беннет.
Я пообещал ему получить разрешение на ввоз, да и за него самого похлопотать, дабы разрешили и впредь заниматься выгодной русской торговлей, а не отправили на родину, на которой его ждал суд.
Джакман соглашался на задаток самых скромных размеров, но вот срок доставки, превышающий два года, меня совершенно не устроил. Заверениям торговца, что это самое быстрое исполнение моих пожеланий, я не верил.
– Могу через Смоленск и Ригу ехать, токмо мне проездная грамота на сие потребна, не обычная та дорога, – предложил иной маршрут купец. – Если удача не оставит, на следующий год, к Рождеству Христову прибуду.
Выездные документы я также согласился помочь получить, и Ждан отправился за серебром, вручать двухсот-рублёвый аванс под наш многотысячный заказ. Оставив торговца с приказными оформлять рядную грамоту на предполагаемые купли, отправился к себе, на ритуальные размышления.
Волновала меня цена соды на местном рынке, в иной реальности доводилось мне сотрудничать с содовым заводом, и вроде на стороне они закупали лишь поваренную соль да щебёнку, продавая требуемый продукт составами. Да ещё какое-то вещество от них уходило фармацевтам. Пытаясь вспомнить, как выглядело содовое производство, вспомнил, что там присутствовал запах нашатырного спирта. Значит, скорее всего, один из компонентов – аммиак. Но где-то и в Угличе на меня знакомо пованивало этим «ароматом», да так, что слезились глаза. Дело оставалось за поиском источника запаха да за химическими опытами. Количество требующих испытания реакций уже достигало двух десятков, окончания строительства и оборудования экспериментальной площадки я ждал с нетерпением.
За день до приезда высокородных татарских гостей нас посетил посланец из Устюжны. Там вполне приемлемо работала копия моей домны, и строилась новая, практически полностью кирпичная, чуть больших размеров. Нам доставили новые сметные росписи и образцы выплавленного чугуна. Стоило поэкспериментировать с переделкой продукта плавки в железо, устюженские попытки передела оказались мало результативными. Отправив Акинфова показывать приезжему кузнецу вертикальные молоты и прокатные валки, я занялся расчётом результатов нашей металлургической деятельности.
С экономической точки зрения, всё выглядело благопристойно, но зиждилось это благополучие на почти дармовой руде и угле. Судя по отчётам, новопостроенная домна уже вызвала десятипроцентное подорожание исходного сырья. Лишних рабочих рук в Устюжне и окрестностях не нашлось, поэтому новые плавильные печи могли взвинтить стоимость руды и угля до небес. Явно стоило озаботиться экономичностью работы наших малых домен. Выход чугуна от массы болотного железного сырья составлял от пятой до шестой части, что по сути предсталяло крайне слабый результат, меньший, чем в кричных домницах. Куда же девался металл? Либо он уходил со шлаком, либо выдувался мехами через колошник в атмосферу, что в случае рассыпчатой, земле-образной болотной руды выглядело вполне возможным. Значит, имелась нужда хотя бы в минимальном обогащении исходного сырья, спекании его до катышков размером с орех, и, как максимум, требовались уловители колошниковой пыли. Видимо, и этой зимой стоит наведаться в северную часть моего удела.
Помимо размышлений о том, где что купить, думал я и том, что можно на подведомственной территории найти. Что никаких особо ценных ресурсов в верхней части Поволжья нет, мне стало известно ещё со школьной скамьи. Но глины, известняки, мел и доломиты – всё это требовалось поискать на берегах Волги и прочих речушек. Поэтому ко всем волостным и становым управителям отправили грамоты, чтоб присылали в Углич в небольших кадках глины из крестьянских раскопов, известняки и все прочие чудные камни. За диковинки, могущие удивить князя, обещалась награда.
Представительную делегацию татарской знати встречали со всем великолепием, которое Тучков смог организовать. После длительных приветствий произошёл обмен дарами. Помимо всего прочего, в угличских подарках имелись сабли, выделанные кузнецом Мироновым. Из-за бедности отделки, созданной удельными серебряных дел мастерами, особого внимания они не привлекли. Только советник царевича Ураз-Мехмета, старый мурза Карачей по завершении церемоний подошёл к оружию. Покрутив клинки перед глазами и прислушавшись к звону лезвия от щелчка ногтём, восточный сановник слегка разочарованно положил сабли на место.
На праздничном обеде присутствовал и пленный Байкильде.
Перебросившись с ним несколькими фразами, мурза Сулешов обратился ко мне.
– Не по обычаю, княжич, поступаешь. Славный мурза Арслан, отец твоего ясыря, всех своих сыновей в сраженьях потерял, да и младшего мнит ушедшим в Сад, реками омовенный. Пошли весть к нему, что любимый его отпрыск жив, дабы возрадовался почтенный отец. Окуп какой возжелаешь даст, да и старший его брат, бий Девлет, ныне по воле небес волоститель бейлика рода Барын, от себя прибавит.
Значит, наш полоняник уже стал родным племянником одного из главнейших крымских феодалов. Бакшеев, с моего согласия, предложил Янши мурзе взять на себя хлопоты по извещению ближайших родственников норовистого мурзёнка о его судьбе.
Приехавший к нам князь Сулешов оказался весьма осведомлён в крымской политике. Как мне объяснил Афанасий, род нашего гостя издавна курировал в Крымском улусе дипломатические отношения с северным соседом. Сам мурза выехал на Русь лишь семь лет назад, после завершения переговоров, а его старший брат Ахмет до сих пор служил ближайшим подручным хана и ответственным за переговоры с Москвой.
Поэтому потихоньку я стал расспрашивать бывшего крымского дипломата, что он думает о ближайшем будущем. Практически никого из гостей эта тема не интересовала, кайсацкий царевич вообще разговаривал только о соколиной охоте.
– По зиме придёт в Москву посольство, – был убеждён мурза. – Пять лет уже в крымском улусе поминоктыша не видели. Оттого убыток великий всем биям, да хану с братьями его – калгой и нуреддином [133].
– Может, русское государство больше никогда дани платить не будет? – мне пришло в голову слегка спровоцировать урождённого высокородного крымца.
– Подарок се, не дань, для любви и дружбы, – хитро улыбаясь, ответил мурза. – Ежели друзей не одаривать, то их легко потерять. К тому же перестанет серебро течь к карачеям крымским [134], соберутся они у АкКая, да с ними их бейсераки [135] придут, и придётся великому хану из Бахчисарая на остров Родос съезжать. Кому от того польза? Всякий новый солтан первым делом в поход идёт, так издревле повелось.
