Иван Оченков - Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна III
- Это верно, что Жигимонту в руки попало, то обратно непросто воротить будет, а что если королевича Карла мы выберем, брат его пособит войском?
- Пособит, отчего же не пособить, ему Сигизмунд тоже враг не из последних, потому как на престол его зарится.
- Ну, дай бог!
- А чего, дай бог? - пьяно спросил сидящий с другого края Долгорукий.
- Князь говорит, дай бог чтобы поляки скорее сдались, да можно было бы делом заняться. Земский собор созвать, да царя выбрать. - Тут же ответил ему я.
- А как Жигимонт пожалует? - не отстал Долгорукий, - сказывают король великую силу собирает под смоленском, да хочет сюда идти!
- Да пусть идет, - пожал плечами я, - без пороху он много не навоюет, а одними саблями нас теперь не одолеть. Хотя поторопиться не помешало бы.
- А ты почем знаешь, что у Жигимонта пороха нет, ты что колдун?
Услышав последнюю фразу все за ближними столами притихли, я не поворачивая головы, махнул Аниките, и он стал подливать Долгорукому в чашу. Тот, услышав журчание обрадовано обернулся и подхватив чашу попытался прокричать здравицу, но у него плохо получилось.
- Устал князь-боярин, от дум тяжких, да забот ратных! - сказал я негромко, но вполне отчетливо. - Еще чего доброго перепутает, да "горько" крикнет, а я с князем Дмитрием Тимофеевичем целоваться не хочу!
Первыми засмеялись сидевшие рядом, затем к ним присоединились остальные и скоро хохот гремел по всей площадке занятой пирующими. Я, улыбнувшись, встал и, кивнув собравшимся, вышел из-за стола. Во время пира я лишь пригубливал из своего кубка, да отщипывал понемногу от каждого блюда и потому был бодр и почти не хмелен. Твердым шагом я прошел к себе в шатер и, пройдя его насквозь, вышел к палатке, где жила Настя с Ксенией и служанки. Девушки сидели у огня и что-то рукодельничали беседуя. Так уж получилось что возможности поговорить с царевной после того как я с Климом привез ее в лагерь не было. Днем я всегда был на виду, а ночью и вовсе было не до того. Когда я вошел, они замолчали на полуслове и попытались встать, но я, помахав рукой чтобы не беспокоились, присел рядом. Они обе были одеты в немецкие платья, Настя в серое, а Ксения в голубое. Короткие ее волосы были убраны в чепец, вырез открывал полностью шею и немного плечи и грудь, отчего царевна явно смущалась. Внимательно приглядевшись, я понял, что Настя пожертвовала Ксении свою праздничную одежду оставшись в повседневной.
- Царевна, - обратился я к Ксении на немецком, - удобно ли вы расположись, всего ли вам довольно?
- Благодарю вас, герцог, вы очень добры к своей пленнице, - отвечала она мне.
- Вы несправедливы ко мне ваше царское высочество, вы вовсе не пленница, а гостья моя. Если хотите то вы всегда можете уйти, однако в сложившейся ситуации я бы этого вам не рекомендовал. Я узнавал, вас ищут, однако здесь вам ничего не угрожает, поскольку вы находитесь под моей защитой. Кроме того вас никто не узнает в таком наряде если вы конечно сохраните известное благоразумие. Военная опасность стала теперь гораздо меньше, и я вполне могу заняться вашим делом. Сообщите мне все, что вам известно, и я немедленно займусь поисками.
- Зачем вам это?
- Не зачем. Я просто хочу помочь вам вот и все. Считайте это моим капризом.
- Княже, ты где? - раздался голос Аникиты снаружи.
- Кто это? - перепугалась Ксения.
- Не бойтесь царевна это мой человек, впрочем, не надо, чтобы он вас видел, так что я вас покину, а вы пока подумайте над тем, что я вам сказал.
- Как зовут этого вашего человека? - почти простонала царевна.
- Зачем вам это знать? Впрочем, извольте, его зовут Аникита Вельяминов, он командовал моими рейтарами в Швеции.
- Боже мой, я пропала! Опять этот предатель!
- Что, вы знакомы?
- Он и его семья с нами были в родстве не малом, но когда появился самозванец он один из первых перешел на его сторону. Даже родная мать прокляла его за эту измену, но он не отступился.
- Чудны дела твои господи! - Сказал я и вышел навстречу Аниките.
- Князь, бояре расходиться собираются, хотят поклониться за хлеб, за соль..
- За брагу, за аквавит... - продолжил я, - ну пошли, чего там, дело хорошее.
- А кто там князь, - полюбопытствовал Вельяминов, пытаясь заглянуть за полог.
- Много будешь знать, скоро состаришься!
- Девки поди?
- Ага, и все справные, как Анисим любит.
- Анисим сказывал, что ты надежа едва ли не схимником заделался.
- А с чего ты взял, что я с ними блуд творю? Они там за меня угодникам святым молятся, и акафисты поют, правда, тихо совсем.
- Да ну тебя.
Осада, тем временем, продолжалась. К ополчению все время подходили новые отряды, иногда небольшие в несколько человек, а иногда и довольно крупные в две - три сотни. Так что силы, изрядно поредевшие в сражении с Ходкевичем, скоро были восстановлены. Однако, князь Пожарский, постоянно получавший известия с разных концов страны, о различных бесчинствах творимых разного рода разбойниками, нередко формировал отряды ополченцев, которые и посылал для борьбы с ними. Одно поручение такого рода было дано Аниките Вельяминову, посланного очистить от воровских казаков небольшой городок Устюг-Железный. Основой его отряда должны были стать рейтары усиленные казаками, причем последних было раза в два больше чем подчиненных Вельяминова. Посмотрев на его кислую физиономию, я вызвался сходить вместе с ним. С собой я взял сотню драбантов и Кароля с Казимиром. Клим же с двумя сотнями остался в Москве охранять наш лагерь.
Копыта коней бьют мягкую землю, на ветру развеваются наши стяги и казачьи бунчуки. Вокруг то, что называется золотой осенью, летняя жара уже спала, а осенние дожди еще не наступили. Одно только портило окружавшую нас красоту. Земля была совершенно пустой. Брошенные поля зарастали молодыми деревцами, на месте деревень пепелища и лишь кое-где белел омытый дождями череп указывающий что когда-то и здесь жили люди. Рожали детей, сеяли хлеб и надеялись на лучшее.
- Хорошо идем, - говорит мне скачущий рядом Аникита, - даст бог, к вечеру прибудем в Устюг.
- Не кажи гоп, - усмехаюсь я в ответ, - что от Казимира нет вестей?
Казимир с небольшим отрядом рейтар и казаков ушел вперед на разведку. Время от времени от него приходят посыльные, если таковых долго нет, то это повод насторожиться. Однако до сих пор все спокойно, и мы беспрепятственно движемся к нашей цели.
- Всегда бы ты князь такой осторожный был, - говорит мне Вельяминов. - А то тебя иной раз за шиворот из драки не вытащить, далеко ли до греха.
- Греха бояться детей не родить, - отвечаю я ему, - а ты чего такой заботливый?
- Сестра наказала.
- Алена? Я-то думал, ты по службе отлучался, а ты и вотчину заглянуть успел.
- Ну, а чего не заглянуть когда по пути? Тетушку проведать да сестрицу, сам ведаешь одни они у меня.
- Тоже верно.
- То-то и оно что верно, ну, а там, соседи собрались, начались, стало быть, расспросы, что да как. Ну, я и рассказал, как с гетманом воевали, как он на приступ шел, как ты с пушек палил.
- Понятно, наплел поди с три короба небылиц?
- Да нет, все честь по чести рассказывал без враков, а как уезжал так мне Алена и наказала чтобы я тебя берег и в бой одного не пускал.
- Это почему так?
- А суженый ты ее!
- Чего это вдруг?
- Так ей гадалка нагадала, что суженым ей тот будет, кто ее первым поцелует. А тебя ведь тогда на крыльце никто силой в спину не толкал. Такие вот дела.
- Ты бы сестрице своей объяснил, что я женат, да не на ком-нибудь, а на королевской дочке, чтобы девка себе глупостями голову не забывала.
- Да я говорил ей, дурочке что не по себе сук рубит, но тут разве поспоришь. Так что Христом богом тебя молю не лезь ты в пекло, и без тебя найдется, кому мечом махать. Тебе смешно, а она мне чуть плешь не проела.
- Ладно-ладно, уговорил, раз Алена твоя просит, значит, не буду. Ты мне лучше вот что расскажи, вы ведь Вельяминовы Годуновым родня. Каким тебя нечистым к Дмитрию занесло?
- Эх, князь, то дела давние.
- А ты расскажи, а я послушаю. Может, чего интересного узнаю.
- Ну, слушай, если интересно. Скажу тебе сразу, князь, что Борис как царем стал, родню свою не забыл. Батюшка мой в окольничие вышел и уже шапку боярскую примерял, каковую бы ему при Федоре Ивановиче как ушей не видать. Я тогда еще новиком был, и мне по отечеству в жильцах начинать службу выходило, ан нет, меня в стряпчие пожаловали. Да отцу намекнули, что коли я не дурак буду, то стоять мне в рындах подле его царского величества, а там и до стольника рукою подать.
- И чего тебе в рындах не понравилось, или не взяли?
- Ты не перебивай меня, князь, дослушай. Как раз в то время царевич Дмитрий и объявился в литовских землях. Времена тогда тяжкие были, недород, голод, а ту еще это. Стали некоторые земли, да города откладываться от Бориса да присягать Дмитрию. Царю Борису, понятное дело, это не по нраву пришлось, и стал он войска посылать, чтобы измену выкорчевывать. Вот в одно такое войско и я попал. Да чего я вру то сам себе! Не попал, а сам напросился. Хотел службу царю послужить, ну и выслужиться, конечно, как без этого. Приехали мы в одну такую слободку, выгнали людей из домов их на улицу перед церковью и спрашиваем, - "кому вы собачьи дети веруете"? А они нам кротко так, но твердо, - "царевичу Димитрию, сыну Ивана Васильевича". Мы им понятно дело плетей, а под плети пытаемся вразумить, дескать, царевич-то в Угличе сам себя зарезал и умер давно.
