Александр Конторович - «Черная смерть». Спецназовец из будущего
Рукой машет? Хорошо, остановимся, все равно уже ехать не могу…
Заглушив мотор, я полез в башню. Ноги соскальзывали, руки ходили ходуном… Отходняк? Да, похоже на то… По пути зачем-то подцепил левой рукой рюкзак с вещами. Вот и люк. Хорошо, что крышку я так и не закрыл, сейчас бы и открыть не сумел… Рюкзак смачно плюхнулся на землю.
— Ого! Ты глянь — фриц вылез! Никак пьяный совсем? Вон, даже ноги не держат!
— Я не фриц… и не пьяный… контузило меня. Там, в танке, настоящий фриц сидит, его в штаб надо… птица важная… знает до фига.
Земля и небо стремительно завертелись у меня перед глазами, и, уже падая с танка на руки подбежавших бойцов, я услышал командный голос: «В медсанбат его!»
И наступила темнота…
Командиру 141-го отдельного стрелкового полка
Подполковнику Марченко В. П.
Докладываю Вам, что сегодня в 11.15 противник силами до двух батальонов пехоты, при поддержке танков и артиллерии, предпринял попытку прорыва нашей обороны у деревни Храмчихино.
Предварительно на наши позиции был совершен авианалет десятью бомбардировщиками противника. В результате авиаудара была полностью уничтожена батарея ПТО на окраине деревни. Пользуясь этим, немцы нанесли удар в указанном месте. Под прикрытием массированного артиллерийского огня противника его пехотные подразделения приблизились вплотную к нашим окопам. Но в непосредственной близости от них немецкая пехота наткнулась на установленные ночью саперами минные поля и, понеся большие потери, залегла, ограничившись ружейно-пулеметным огнем с места. Ввиду невозможности продолжать атаку силами пехоты противник двинул в бой танки. Пройдя через минные поля, рассчитанные только на пехоту, немецкая бронетехника (в количестве до 15 танков и бронемашин) вклинилась в расположение 2-й роты моего батальона. При этом огнем единственной оставшейся у нас пушки был подбит один танк противника. Мною был выдвинут из резерва взвод истребителей танков. Но еще до его подхода один из танков противника, бортовой номер 134, вывесив на башне красный флаг, открыл артиллерийский огонь по своим. Ему удалось уничтожить один и подбить второй танк противника. В ходе дальнейшей перестрелки с третьим ему удалось повредить ходовую часть этого танка. Подоспевшими бойцами резервного взвода танк противника был уничтожен. Танк под номером 134 проследовал в глубину наших позиций, где и был мною остановлен. Я предложил экипажу сложить оружие. Его экипаж состоял из одного танкиста, пояснившего на русском языке, что внутри находится офицер, располагающий важными сведениями. После чего танкист потерял сознание (с его слов — был контужен при перестрелке). В результате осмотра танка нами был взят в плен немецкий офицер в звании капитана. При нем находилось большое количество бумаг, представляющих оперативный интерес.
Установить личность танкиста не представилось возможным. Никаких документов при нем не оказалось. На комбинезоне имеется надпись «Вилли Леман». В сознание он так и не пришел и был направлен мною в медсанбат, где и находится в настоящее время. Организована его охрана.
В результате уничтожения танков, наносивших удар по нашим позициям у деревни, атака противника захлебнулась. Его артиллерия прекратила огонь, и атакующие подразделения отошли.
Потери немецко-фашистских войск на нашем участке составляют, по предварительным оценкам, до роты пехоты убитыми и ранеными, два танка уничтожены и два подбиты. Один танк (бортовой номер 134) нами захвачен и используется в обороне. Нами также взяты трофеи: один ручной и один станковый пулеметы.
Потери батальона составляют:
1) Уничтожены два орудия ПТО и одно повреждено.
2) Разбито артиллерийским огнем и авиацией три пулемета и один миномет.
3) Батальон потерял убитыми 42 человека. В том числе двух командиров рот и одного командира взвода. Ранено 34 человека. Раненые бойцы направлены в медсанбат.
Командир 2-го батальона 141-го отдельного стрелкового полка старший лейтенант Воропаев В. П.ГЛАВА 35
За окном пела птица. Соловей? А поют они сейчас?
Это было настолько неожиданно; что я даже и не обратил внимания на окружающую обстановку. Лежал и слушал. Так странно было слышать пение маленькой птички. В ушах еще стоял звон, и все тело болело от синяков и ушибов. Мне казалось, что я уже навсегда утратил способность не то чтобы восхищаться, но даже и замечать эти маленькие чудеса природы. А вот, поди ж ты… Лежу и слушаю.
Пернатый певец издал еще несколько переливистых рулад и замолчал. И сразу же я услышал далекий гул. Выстрелы? Взрывы? Не понять — далеко…
А кстати, где я?
Брезентовый потолок… такие же стены… палатка? Да, старая армейская, сейчас таких и не используют уже. Разве что на складах остались… Да и то, там уже более современные есть. А эта… уж больно она потрепана… вон, даже дыры есть. Хоть и зашиты (причем в спешке и неаккуратно), но отсюда я их вижу.
Так… Палатка, несколько кроватей. ПМП? Мой взгляд упал на табуретку около кровати. На ней лежал комбинезон черного цвета Это что? Чье и откуда?
За пологом палатки слышался негромкий разговор. Слов я разобрать не мог (в ушах еще звенело), но понять, что звучали два голоса — мужской и женский, сумел. Медсестра? А второй кто?
Ладно, сейчас посмотрим… Я откинул одеяло, собираясь встать.
Со звоном покатилась по полу жестяная кружка. Она лежала на одеяле у меня в ногах, и я ее попросту не видел.
Разговор тут же прекратился, и в палатку заглянули двое. Точно — медсестра! И прехорошенькая. Странно, мне знакомо ее лицо…
Вторым был невысокий солдат, одетый в военную форму времен войны. Опа, и петлицы есть! А погон нету… почему?
— Гля, Маришка, фриц очнулся! Ну, давай, беги до главврача, чегой-то он им интересовался давеча… Э-э, ты сиди там!
Но и без него понятно, что вставать мне еще рановато. Стены палатки зашатались у меня перед глазами, пол угрожающе накренился. Я снова опустился на кровать, пережидая качку.
— Во, вот так и лежи! — солдат удовлетворенно осклабился. — Куда бечь-то собрался?
— До ветру… — прохрипел я и даже не узнал своего голоса.
— Это уж сестру обожди, она тебе все и устроит… Погодь! Так ты по-нашему говорить могешь?
— Могу. Только я не немец.
— Эк! А одежка на тебе чья? А танк откеля?
Какой еще, на хрен, танк? Одежка? Это комбез, что ли?
На улице послышались быстрые шаги, и в палатку ворвалась медсестра.
— Маришка, энтот фриц до ветру хочет! А ноги не держат его совсем.
— Ладно, Петь, это уж моя забота. А ты давай делом своим занимайся — охраняй! Я уж тут сама как-нибудь справлюсь…
Через несколько минут я лежал на кровати уже в более собранном состоянии, нежели до этого. Так… что мы имеем? Старая палатка, солдат в форме доисторического образца, фриц… ага, еще и комбез этот. Бред какой-то… стрельба в отдалении… война? Снова-здорово сорок первый?
Полог палатки распахнулся, и внутрь вошел пожилой дядька в белом халате. Медсестра вскочила с табуретки и метнулась к нему навстречу.
— Как он?
— Вставать хотел. Только на ногах не стоит, качает его.
— Рано ему еще это делать, — дядька присел на табуретку. — Вы меня не узнаете?
— Нет… не помню…
— Хорошо. Как вас зовут, помните?
— А как меня зовут? В смысле — здесь! Как меня здесь зовут?
— …
Главврач (надо полагать, это был именно он) поднял с табурета комбинезон.
— Можете прочитать, что здесь написано?
— Попробую…
Где тут, интересно знать, надпись? Что-то не вижу… На клапане кармана? Нет. Внутри? Может быть… Ага!
— Вилли Леман.
— Это ваше имя?
— Нет…
— Но этот комбинезон был на вас надет!
— Ну и что? Я ваш халат надену — стану главврачом?
— Так… А с чего вы взяли, что я главврач?
— Ну… часовой говорил, что вы мной интересовались…
— Так и сказал?
— Сказал, что главврач мной интересовался. Медсестра убежала, а потом и вы пришли. Вот я и подумал, что вы и есть главврач.
— Разумно. И логично. А зачем я вами интересовался, можете предположить? Ранений у вас нет, случай в принципе рядовой…
— Мне знакомо лицо медсестры, да и ваше… тоже видел где-то…
— Вспомнить можете?
— Нет…
— А так?
И главврач прикрыл ладонями лоб и нижнюю часть лица.
…Топот ног, сдавленное дыхание где-то сбоку… Горящая палатка, истошный женский крик.
— Туда давайте!
Фигуры штрафников замелькали у меня перед глазами. Сорвали горящую палатку, начали таскать оттуда раненых. Вынесли из огня совсем молоденькую девчушку, положили на траву и снова к пожару, там еще есть люди. Кто-то пронзительно кричит из-за пелены дыма…
— Старшина! Дом горит!
