Анатолий Минский - Демон против люфтваффе
"Если нет другого выхода — пусть так!"
"Э, дружище, в Красную Армию тебя никто не приглашал. Тем более в ВВС, где всё секретно, даже конструкция "Харри". Больше светит штрафбат за дезертирство, с ним — торжественное лишение звания Героя Советского Союза. А выход есть, и он очевиден. Возвращаться в Англию, там принимать эскадрилью или крыло "Спитфайров". И в бой. Ты же понимаешь, для Германии Восточный и Западный фронт — это как сообщающиеся сосуды. Чем больше фрицев сдохнет на западе, тем меньше их полетит в СССР".
"Здесь я — дома!" — выстрелил Ванятка последний и далеко не самый убедительный аргумент.
"Зашибись. Но если ты обратил внимание, война не кончилась. Сражаться можно там, в Союзе мы груши околачиваем. Вспомни наши первые договорённости, ещё до Испании. Цель — бить немцев. Ну?"
"Делай что хочешь. Ты всегда сам принимаешь решения".
"Сука ты, пассажир. Кто первый предложил в Польшу перелететь?"
"Хочешь сказать, что если я буду категорически против отъезда, останемся в СССР?"
"По крайней мере, попробуем. Переходить на нелегальное положение я точно не собираюсь. Поэтому здесь — только в качестве подполковника Ханта. Даю сутки на обдумывание. Но учти, нужны не эмоции, а конкретный расчёт: где и в каком виде мы поспособствуем уничтожению немцев. Ошибёшься, и вскоре прилетит недобрый ангел. Меня отправит по прежнему месту службы, тебя, вероятно — тоже в преисподнюю, в статусе новопреставленной грешной души".
Ване хватило получаса.
В Мурманске я первым делом выхлопотал пропуск в Ваенгу, тем более есть время до отправления парохода в метрополию, и навестил Сафонова, чей авиаполк переименовали во 2–й гвардейский САП.
— О, Билли! Гав дую ду! — обрадовался Борис. Он показал письмо, что за успехи в деле сокращения германского воздушного поголовья король Георг наградил его Крестом "За выдающиеся лётные заслуги".
Я поздравил его, затем на сутки погрузился в атмосферу праздника и длинных спичей о несокрушимом мужестве, стойкости, массовом уничтожении трусливых фрицев и так далее. А на следующий день в штабе 2 ГСАП зачитали приказ, который Кривощёков не стал мне переводить. Пусть думают, что англичанин ничего не понимает из казённой казуистики документа.
В преамбуле раскритикована истребительная авиация за случаи недостаточной активности в воздушных боях с противником, а также за халатность во время прикрытия штурмовиков и бомбардировщиков. Далее — гром стандартных фраз: обеспечить, повысить, обязать, принять меры и, главное, строго наказывать в случае невыполнения вплоть до трибунала и расстрела. На фоне этого Крест "За выдающиеся лётные заслуги" выглядит не то чтобы несправедливо, скорее — несвоевременно. Сафонов молодец и герой, слов нет, только его полк должен быть типовым в русских ВВС, а не исключительным гвардейским. Пока — увы.
Путь из советского тыла в британский промелькнул без приключений, если не считать холод, сырость и качку. Наверно, строгий ангел чуть — чуть следит за нами, помог избежать встречи с немецкими кораблями и самолётами. В том 1942 году глубины вокруг Скандинавии сплошь усеялись затопленными британскими и русскими кораблями.
В Лондоне мало что изменилось. Разве что город слегка заживил шрамы от бомбёжек. На улицах расхаживает множество бравых парней в военной форме США. Гитлер в декабре официально объявил войну американцам. Не удивлюсь, если за время моего русского вояжа янки решили приняться за дело всерьёз.
Это я ощутил, когда после пространного доклада о командировке Даудинг сплавил меня в Интеллидженс сервис. Большинство вопросов, в том числе самых неприятных, задал отиравшийся в офисе рослый нагловатый лейтенант из Штатов.
Не взирая на протесты шизофрении, об увиденном я рассказал достаточно откровенно.
— Ваш общий вывод, мистер Хант? Насколько эффективны русские ВВС?
Надо бы поставить выскочку на место. Старшего по званию боевого офицера полагается величать "сэр", британский капитан этим обращением не брезгует.
— Впечатления неоднозначны, сэр лейтенант, — интересно, поймёт ли заокеанская образина намёк; англичанин уловил его, улыбнувшись одними уголками глаз. — Рядовой и офицерский состав действительно может воевать и обслуживать технику достаточно эффективно. Несовершенна насаждаемая сверху система управления.
Американец что‑то пометил в блокноте и двинул челюстью, словно корова, жующая траву.
— По вашему мнению, если в случае окончания войны с Германией русские нападут на Великобританию и США, на чьей стороне будет перевес в воздухе?
"Получишь в рожу!" — радостно завопил пассажир, я же не разделил его оптимизма.
— КВВС существенно сильнее. Так как авиация США не принимала участия в европейских боях, а в Пёрл — Харборе ничего не сумела противопоставить японцам, я затрудняюсь дать ей оценку, лейтенант.
Тот, похоже, поперхнулся жвачкой, покраснел и вскочил на ноги.
— Да вы бы без нас… Как вы смеете!
— Смею, лейтенант. Я лично уничтожил не менее двадцати пяти самолётов гуннов, мои звено и эскадрилья — более сотни. Сколько вы убили врагов, лейтенант? А заговоров раскрыли? — я повернулся к капитану. — Если вопросов больше нет, разрешите идти.
— Спасибо, сэр, что уделили нам время.
Капитан разведки поднялся из‑за стола и пожал мне руку. Американец не шелохнулся.
Заокеанский выскочка до боли напоминает урода из НКВД, лишившегося почек после нашего краткого знакомства. Не лицом — повадками. Высшее существо, ангел без крыльев. Но я спокоен, собран и держу себя в руках. Больше никаких срывов. Тем более союзничек не угрожает пистолетом.
Используя короткий отпуск до нового назначения, сразу же рванул в Тангмер, где с тревогой обнаружил здоровенную заплату на весь фасад в доме, где жила Мардж. С упавшим сердцем спустился в бункер командования сектора. Вроде Хор красоток на месте, лица знакомые…
— Билли!
Люси, новая соседка Мардж по комнате, вышла из‑за огромного горизонтального планшета с картой и потерянно глянула на букет. Глаза её моментально взмокли, подтверждая худшие предположения.
— Ты ещё не знаешь… Зимой был дневной налёт на аэродром в Тангмере, "сто девятые" с одной бомбой на подвеске… Ваши их отогнали, они побросали бомбы куда попало. Мардж была дома и почему‑то не побежала в убежище. Городок никогда раньше не бомбили…
Я обнял её. Потом поехал на кладбище в Чичестер и всё‑таки подарил Мардж эти цветы, прислонив букет к типовому столбику в ряду таких же печальных знаков войны. Мисс Остин никогда не превратится в миссис Хант.
"Марк! Что же делается? Мария, потом Мардж…"
"Называется — проклятие. Я же тебе сколько раз объяснял, тяжкие грехи влияют на судьбу близких людей грешника. Выходит, мне нельзя ни с кем сближаться. С женщинами тем более. Разве что с подружками на одну ночь, но прости, старик, сегодня не тянет абсолютно".
Тем более, каюсь, мысли остаться с Мардж навсегда часто закрадывались в голову.
"Понимаю. А Бадер? Он же был твоим другом! Он из‑за этого?"
"Не думаю, что причина во мне. Даг сам постоянно рисковал, тут скорее не проклятие, а закон статистической вероятности. Тем более — сидит в плену. У него больше шансов пережить войну, чем летая в Тангмере".
В число пострадавших можно записать Рика. Отныне и собаки — табу.
"А Лиза?"
"Вовремя нашла другого мужика".
Хотя и у неё наверняка проблемы. Во — первых, до моего "воскрешения" получала пенсию на погибшего героя — интернационалиста, оставившего жену с дитём. Потом пенсия превратилась в алименты. А как улетел — шиш с маслом. Во — вторых, не сомневаюсь, что она выслушала массу неприятных вопросов от особого отдела. Ещё бы, развод за короткое время между возвращением в Бобруйск и дезертирством оформить не успела, с новым сожителем не зарегистрирована — беда! Сейчас, если не догадалась удрать в Россию, Лизавета кукует на белорусской оккупированной территории, ей не позавидуешь, как и сыну военлёта Бутакова.
Сержант на КПП авиабазы не узнал бывшего комэска и вызвал дежурного по части. Слава Создателю, отыскался Питти, меня провели внутрь незамедлительно. Как говорится, в одну реку не войдёшь дважды. Воюющее авиационное крыло — очень быстро меняющаяся река. Кто‑то погиб, кого‑то перевели, личный состав обновился на две трети. Тангмер, засевший у гуннов словно кость в заднице, подвергался самым упорным налётам изо всех южных аэродромов. От жилых домов на окраине поля, офицерского клуба и административных зданий остались груды кирпичей, диспетчерская переехала в вагончик — времянку, а вместо стационарных ангаров — большие матерчатые эллинги, со следами осколков. Но, несмотря на бомбёжки, Тангмер жив, крыло летает, немцы бесятся и продолжают ронять сбитые "Ме-109" и "Ме-110", прилетающие сюда с одной бомбой. Мардж как раз хватило этой одной.
