Василий Звягинцев - Дальше фронта
– А мы что, нам что приказали, мы то и везли.
– Точнее!
– Три клетки с гусями. Я и то подумал – на хрена из Москвы в Брест гусей везти? Своих, что ли, мало…
– А чего же они не орали? Я ничего не услышал, хотя и рядом сидел.
– А они их перед полетом усыпили, да еще клювы изолентой замотали…
Ляхов расхохотался. Остроумные парни в еврейской разведке. Да и генетическая память, наверное.
– Привезли, а дальше?
– Что – дальше? Перегрузили солдаты в машину, как велели, и все…
– Вопросов не имею. Отдыхайте дальше. Только смотрите, братцы, никаких чтоб мне подвигов. В городе кабаки не работают, девочек не найдете. А если вдруг попадутся – расскажи им, Колосов, что тут за девочки. На сем – не смею больше отвлекать ваше внимание.
Глава девятнадцатая
После того как Великий князь добрался до Москвы, в измазанных грязью до самых колен сапогах, в трех местах порванных брюках и кителе, с глубокой царапиной на щеке, личная жизнь для Тарханова на ближайшее время кончилась.
Она и так не истекала молоком и медом, теперь же сравнить ее можно было только с пресловутым пожаром в бардаке во время наводнения.
Олег Константинович въехал в Кремль на попутной машине! Само по себе это было неслыханным от века нарушением протокола, и все понимали, что учинил это князь нарочно. Для усиления эффекта. Вполне бы мог он, как и советовал ему Миллер, с поста дорожной полиции позвонить дежурному адъютанту, за ним вмиг примчался бы вертолет с охраной, камердинером, врачом, свежей переменой одежды.
А он позвонил не в Кремль, не Чекменеву, не в жандармское управление даже, а командиру лейб-казачьего полка, за которым числился есаул. Не вдаваясь в подробности, велел поднять по тревоге две сотни, совершить марш-маневр (на колесах, разумеется, а не верхами) в указанный квадрат, оцепить и прочесать местность, разыскать Миллера, живого или мертвого, после чего, если он жив, выполнять все его указания. Ежели нет, задержать и обезвредить всех, в данном районе обнаруженных. Ввести в действие на территории округа все существующие планы: «Кольцо», «Фильтр», «Перехват», «Туман» и тому подобные.
Распоряжался князь четко и вполне адекватно ситуации.
Потом велел полицейскому вахмистру остановить первую же легковую машину, идущую в сторону Москвы, вежливо представился ошарашенному небывалой встречей водителю, приличного вида мужчине лет сорока, извинился за беспокойство и попросил подвезти. Если это, конечно, не слишком нарушает планов господина…
– Что вы, что вы, Ваше Императорское Высочество! Почту за великую честь. Липовкин я, с вашего позволения! Анатолий Васильевич! Только вот в машине у меня… не слишком чисто. Я, видите ли, с дачи еду, прибраться не было времени…
«Прибраться! – внутренне поморщился князь. – Впрочем, что с мещанина взять?» Однако ответил вполне любезно:
– Ничего, ничего, я и сам в не совсем презентабельном виде, как бы еще больше вам не нагрязнил.
Вахмистр записал в постовую книгу паспортные данные водителя, особые приметы его и автомобиля.
– Может, Ваше Императорское Высочество, сопроводить вас все же прикажете?
– Обойдусь. Вы лучше службу как следует несите…
В дороге разговорились. Господин Липовкин, державший небольшую типографию и книжный магазин на Большой Ордынке, поначалу сильно робевший и временами даже заикавшийся от волнения, постепенно освоился. Олег Константинович понимал, что рассказ о своем необычайном приключении типограф в ближайшие сутки разнесет по всей Москве, и предложил свою версию, максимально убедительную, долженствующую в конечном счете послужить дальнейшему укреплению его авторитета и легендарности.
Мол, решив отдохнуть от государственных трудов и забот, выбрался на охоту. На волков с борзыми. Верхом, естественно. В азарте погони спутники отстали. Не то чтобы князь заблудился, просто конь занес в дебри, на крутом склоне поскользнулся, упал, сломал ногу. Пришлось выбираться пешком по оврагам и косогорам. Выбрался. Чтобы не терять времени разыскивая свиту (где их теперь, черт возьми, искать?), решил воспользоваться попутным транспортом. Вот, в общем, и все.
Здесь князь опять использовал тонкое знание психологии верноподданного обывателя.
Что именно верноподданный ему попался, – очевидно. Оппозиционер не робел бы так, не смотрел с плохо скрываемым обожанием. Ну, вот тебе и опорные точки будущего повествования: лихость князя подразумевается, склонность к истинно мужским, пристойным аристократу забавам. Демократизм в то же время, не погнушался обществом простого человека, не чинясь, сел в старенькую, грязноватую «Каму». Отказался от сопровождения полиции, чтобы не нарушать течения службы, – интересы дела ставит выше собственных удобств.
В общем, наш вождь, народный! А что с коня слетел, в грязи перемазался, мог и совсем шею сломать – так это тоже, быль молодцу не в укор. Со всяким случиться может. Ты сам попробуй на коня залезть да по лесам скакать!
Таким образом, и этот неприятный инцидент Олег Константинович сумел обратить на пользу себе и делу.
Потом он с явным интересом расспрашивал Липовкина о том, как идут его дела, велика ли прибыль от типографских заказов, откуда выписывает бумагу и переплетные материалы, какие книги лучше всего расходятся, что с конкуренцией, нет ли притеснений со стороны чиновников и мытарей? И во всем проявлял здравый смысл и нешуточное знание предмета. Словно специально готовился к разговору именно с этим человеком.
Но это вообще природное свойство всех Романовых, начиная с Алексея Михайловича. Памятью они отличались феноменальной и умением на равных, на их языке разговаривать хоть с неграмотным крепостным и рядовым солдатом, хоть со своими министрами и иностранными коронованными особами.
Окончательно же он очаровал своего Автомедона[64], вручив ему на прощание визитку, велев адъютанту записать фамилию господина Липовкина в блокнотик и как бы невзначай заметив, что владельцу типографии полезно бы иметь собственную бумагоделательную фабрику. Хотя бы ту, что в городе Кондрове Калужской губернии. И недалеко, и качество продукции хорошее.
– Так, Ваше Императорское Высочество!.. Оно ведь!..
– Ничего, ничего! С кредитом, я думаю, мы вам поможем. Я распоряжусь. Лишь бы польза была…
Таким образом, было составлено внезапное счастье еще одного маленького человека. Зато людям не столь маленьким довелось ощутить великокняжеский гнев в полной мере.
Едва лишь умывшись и переодевшись, Олег Константинович потребовал к себе Чекменева, Тарханова и начальника жандармского управления генерал-майора Шувал-Сергеева. Хорошо еще, вовремя князя известили, что есаул Миллер обнаружен живым, уничтожившим почти всю банду и взявшим двух пленных.
– Везите его сюда, немедленно, – распорядился князь.
Но своим охранителям он ничего не сказал об этом отрадном факте.
Медленно раскаляясь, Олег Константинович вначале коротко, но доходчиво изложил канву происшедшего, после чего перешел к оценке личных и профессиональных качеств собеседников, используя весь принятый в гвардейских частях набор нецензурных слов и фразеологизмов.
При таком разносе главное – отнюдь не терять присутствия духа, после наиболее ярких и впечатляющих пассажей вставлять «Есть» и «Так точно», одновременно соображая, что и как будешь отвечать, когда экзекуция вступит в конструктивную фазу.
Чекменеву и Шувал-Сергееву было хоть и неприятно, но более-менее привычно, а Тарханов попал под раздачу на высшем уровне впервые, и все пытался догадаться, чем процедура может завершиться. Ежели княжеские милости нередко отличались чрезмерностью, так и гнев может вылиться в несопоставимые с виной репрессии.
Утешало Сергея лишь сознание того, что Чекменев, вон, состоит при Местоблюстителе почти два десятка лет, и – ничего! До генерал-лейтенанта дослужился, хотя проколы у него наверняка и раньше бывали. Да взять тот же Пятигорск или Варшаву, чтобы далеко не ходить. Сам же он здесь, можно сказать, сбоку припека. Личной вины или просчета он за собой не видел. Предъявить ему нечего.
Но выслушивать развернутые характеристики, свои и своих родственников, как по прямой, так и по боковым линиям, было тем не менее неприятно.
Гроза, как и подобает настоящей, июльской, хорошо наэлектризованной, кончилась сразу, как только выровнялись потенциалы.
Князь промокнул платочком, пахнущим лучшим «Тройным» одеколоном, вновь начавшую кровоточить царапину, брезгливо взглянул на безнадежно испачканный батист, на продолжавших тянуться по стойке «смирно» офицеров, швырнул платок в мусорную корзину. Лицо его выражало явное сожаление, что не может так поступить с бездарями, навязанными ему жестокой и несправедливой судьбой.
– Вольно, садитесь! – и устало сел сам, положив на синее сукно стола крупные, едва заметно вздрагивающие ладони. – Ты это, Игорь, принеси там… – Олег Константинович движением подбородка указал на дверь соседней комнаты.