Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич
А туда посылал князь Илюху за данными ему для будущего монастыря на Двине пятью пушками да завесными пищалями для двух десятков московских послужильцев. Вот стольник и отбирал припас да знающих людей.
— А еще дам тебе монаха, именем Пахомия, зело искусного в плетении словес.
— А будет ли с него толк? — осторожно спросил Головня.
— Коли пяток лет там проживет, то будет. А то вон что… — с этим словами князь подал бумажную стопку. — Чти.
Илюха подсел поближе к раскрытому окну, повернулся поудобнее к свету, взял первый лист, второй…
«Повесть о том, как благочестивые государи и всей Руси великие князья Василий Васильевич и Дмитрий Юрьевич благодаря милости всесильного Бога и помощи и молитвам пречистой Богородицы, предводительницы и заступницы христиан, и великих чудотворцев одолели врагов своих и взяли город Казань»
Ага, это о Казанском взятии, но почему наполовину из молитв?
«…благодаря великой милости Божьей и помощи всесильного Бога нашего Иисуса Христа и молитвам пречистой владычицы нашей Богородицы и молитвам и помощи великого архистратига Михаила и всех святых, и всех русских чудотворцев и наших заступников и помощников молитвам, благочестивые наши государи и великие князья со своим православным воинством одержали верх в битве с нечестивыми.»
Головня поднял удивленное лицо на князя.
— Ты чти, чти.
«И услышав от благочестивого государя и великого князя Дмитрия Юрьевича такие его речи, и узнав о таком его желании и рвении пострадать за православие, все прославили Бога и пречистую Его мать, и великих чудотворцев русских за то, что даровал Бог дерзновение и ум благочестивому государю и великому князю, так же как и кроткому Давиду для борьбы с безбожным Голиафом».
— А само взятие-то где? — простодушно спросил Илюха.
— А нету, — сумрачно заметил великий князь. — Так Пахомий написал, что мы с братом Дмитрием только и делали, что молились и желали пострадать. А потом Казань божьим соизволением сама взялась.
— Без Божьего соизволения не смогли бы… — полувопросительно возразил стольник.
— Верно, но написано так, что ничего больше делать и не надо, только помолись — и город сам падет! А кроме наших молитв там еще и русские люди ратились, и многие труды совершали. Коли писать о взятии, то без этого никак нельзя, а мних сей того не понимает. Вот пусть поживет вдали, послушание исполнит, подумает да поймет, что на бога надеяться надо, да самому плошать негоже.
— А, вроде ссылка, как иноку Меркурию?
— Правильно мыслишь. Инок Меркурий сейчас в Перми Великой, большие дела делает. Пушки твои из меди отлиты, что там добыли, и в том есть заслуга Меркурия.
Так и двинулся Илья на полночь. Только сперва наказную грамоту переписал — все, что с него князь потребовал, своими словами изложил. Сумел не как раньше, со второго или даже третьего раза, а с первого, за что князь похвалил, сказав непонятно «Молодец, растешь!». А какой Илюха молодец, коли давно женатый, да и не растет он уже лет десять?
Обоз с хлебом, монахи с послушниками, мастеров десяток, припас зелейный, припас корабельный, канаты смоленые, полотна зубчатые лес тереть, пушки, полсотни воев, да крестьян человек сто, на поселение. Большое хозяйство, за всем усмотри, всех обиходь, все сбереги…
Хлопот множество, зато и опыт будет. А там, коли наказ в точности сполнить, размечтался Илюха, и поставит великий князь на новый разряд воеводой. И наверняка не на Берег, а опять на полночь — в Вологду или Белозерск.
И не дай Бог раньше времени сцепиться в драку с новгородцами. Гни свое, не допускай порухи выгоде великого князя, но — мирно. А коли новгородцы начнут жалится, что меховая рухлядь вздорожала и не хватает им денег товар скупать, втихую советуй в Крестовоздвиженском братстве займовать. Или пусть к Шемяке идут, он всегда за Новгород ратует.
По летнему времени шли реками, да с большим грузом оно и легче. Поначалу Волгой вниз, по синей быстрой воде, а потом Шексной вверх, до кровавых мозолей стирая руки на веслах. Мимо лесов, росчистей и деревенек по берегам, под необъятной синью неба и золотым солнцем, пугая зверье на водопое и перекидываясь словом-другим с крестьянами в прибрежных полях и лугах. Аким-татарчонок, коего, как и Затоку, Илюха держал при себе, дважды навскидку бил оленей и оба раза попал, поели на стоянке свежатинки.
Но как ни гляди, как ни старайся, все равно какое неподобие да выйдет — у самого Никольского лодейщики недоглядели, напоролись на встречную корягу да утопили насад. Кто плавать умел, выбирался сам, а пяток иноков так баграми цепляли за за подрясники и выдергивали из воды. Сряды изорвали немало, полста мешков с хлебом утопили, но хоть все живы. С матерком поделились сухой одежкой да сразу на весла — греться, а там и к Никольскому пристали, где и обсушились у давнего знакомца Есипа Пикина.
Славинский волок прошли споро, Кириллова монастыря тиуны зело пособили монашескоей братии, идущей на Студеное море ставить новую обитель.
И снова берега, укрытые матерыми лесами, редкие просветы пашни и голубой туман над старицами поутру. Новое, непривычное чувство накрыло Илюху, тоска даже не по дому, а по той малости, каким представало родное Ополье по сравнению с необъятной полуночной землей; неясное томление, на третий день перешедшее в восторг перед этими пространствами. Это ж сколь велико княжество! А ежели Василий Васильевич приберет и новгородские земли, и всю Пермь, и Каму с Волгой — уму неохватно, какой громадой станет! И сколь разных народов в державе совокупится, от русичей до мери, сыроядцев, татар и Бог весть кого еще!
Сущий восторг! Простор неизъяснимый — земли вокруг столько, что людей может прокормить вдесятеро больше, а то и в сто раз! И воля, ничем не стесненая воля!
Грудь распирало радостью и чувством, что нет для человека преграды.
И нет невозможного.
Тотьму проходили днем и Головня приказал не останавливать, чтобы не терять времени. И без того дальнюю дорогу умножали бесконечные извивы реки, мели, перекаты да опасные пороги меж высоченных берегов-опок, но до Устюга Сухоной спустились быстро. Государев город встретил степенно, по княжеской путевой грамоте весь Илюхин караван разместили, накормили, напоили, в баньке выпарили. Еще пару дней домывались, чинили и стирали сряду и вообще приводили себя в пристойный вид.
Здесь впервые проявили себя княжеские сквернавцы, Иван и Митродор — пристали к девке на торгу и совсем было уволокли ее за амбары и овины, как явилась городская стража. Илюха, следуя наказу, двоих не наказал, а только пригрозил — пусть уверятся, что все сойдет с рук.
А девка, как и все здесь, белобрысая, с прозрачными голубыми глазами да застенчивая, даже не сообразила закричать. Не в пример тутошним бойким бабам и вдовицам, ловко расхватавшим Илюхино воинство на короткий постой. К Головне хозяйка ластилась с самого начала, да только он был занят сверх меры. А ночью сама пришла, отчего стольник с недосыпу был зол и грозен.
И чего эти двое в девку вцепились, когда полюбовно можно уговориться? Одно слово — сквернавцы.
В новгородских владениях разминулись с чередой лодей, везущих соль с Вычегды, прошли Черевково село, торговую Тойму, добежали до Емецка. Там впервые полаялись с новгородцами, коим не досталось пушнины — всю увел из-под носа московский прикащик, вот раззявы и спустили собак на подвернувшихся людей великого князя.
— Заели! Жизни нет! Торговли нет! По миру пустите! — басил Гаврило Олисеевич, красный как его рубаха.
— Чегой-то?
— Всю рухлядь скупили!
— Так в торгу всегда так, — спокойно возразил Илюха, — кто цену больше даст, тому и достанется. Али обнищал Новгород?
Олисеич чуть не лопнул:
— А где на все серебра сыскать???
— Ты будто не знаешь, как делается. Займи, продашь немцам — вернешь.
— Займи, займи! — уже тише бухтел новгородец, а потом вовсе плюнул и ушел.
И таких разговоров было еще много, почитай, в каждом селе или посаде, где вставали на отдых. Везде московские люди, не слишком опытные в торговле, давали местным ту цену, какую просили, не пытаясь сбить ее или выговорить какую еще уступку. Митродор же с Иваном уже в Колмогорах напились и похвалялись, что великий князь велел пушнину у новгородцев отбирать, а когда местные над тем посмеялись, да еще подначили, то и в самом деле отправились за прибытком.
