Евгений Щепетнов - Здесь слезам не верят
Так бывает. Кто-то рождается худосочным задохликом и лишь потом, годами тренировок, превращает себя в нечто похожее на нормального человека.
Кто-то накачивает мышечную массу, используя специальные препараты, сделав из себя пример подражания для ботаников-задохликов.
А кто-то просто рождается таким – богатырем, которому, в общем-то, не нужны никакие тренировки.
Как это происходит, какие процессы в чреве матери приводят к такому результату – никто не знает. Просто так легли карты – родился богатырь, который легко разгибает подковы, рвет цепи и до взрыва надувает медицинскую грелку, будто легкий шарик, раздуваемый горячим дыханием ребенка.
Сидорчук в этот раз выступил в роли ядра, или, скорее, копья. Незнакомец одной рукой схватил его за шею, другой за пах и метнул в оставшихся на ногах бойцов, мучительно медленно готовящихся к схватке.
Сто двадцать килограмм плюс амуниция – все сто сорок. Когда в тебя попадает полтора центнера живого веса – уже не до схватки, особенно если сломана рука или тебе на живот приземлился «Слон».
На нейтрализацию группы ушло не больше трех секунд.
Пятеро бойцов, перекрывавших тоннель в противоположной стороне, подбежали к стонущим и неподвижным соратникам тогда, когда все уже закончилось и беглец исчез в темноте тоннеля. Приказа преследовать не последовало, потому они принялись оказывать помощь товарищам, предварительно доложив о происшедшем майору Кирсанову. Тот связался с дежурным, передал информацию о беглеце, дежурный передал выше, и через двадцать минут о происшествии знали все, кому положено было об этом знать.
Всех, с кем могли связаться, подняли «в ружье». Весь батальон «тоннельщиков», больше половины личного состава которого находилось сейчас в очередном отпуске или на выходных. Бойцы, матерясь и предчувствуя неприятности, бросили свои отпускные дела и прибыли в отдел, кроме самых мудрых, тех, кто отправился отдыхать в такие места, откуда добраться можно было только спецтранспортом. Например, вертолетом. Остальные были на месте уже через два часа.
Генерал Калюжный ввел бойцов в курс дела, поставил задачу, и еще через сорок минут экипированные, вооруженные бойцы рассаживались по микроавтобусам с наглухо затемненными стеклами, чтобы отправиться к местам «закидок», как по старинке называли спуск в городские подземелья.
Беглец все еще был там – датчики тоннелей исправно отслеживали его передвижение, и все, что оставалось сделать – перекрыть ему дорогу и попытаться взять живым. А если не удастся – уничтожить на месте. Нельзя допустить, чтобы под Москвой бегал какой-то мутант, способный голыми руками разогнать толпу спецназовцев.
Сегодня он разогнал бойцов тоннеля, а что будет завтра? Чью охрану он разгонит завтра?! У генерала Калюжного волосы на голове шевелились, когда он думал о возможных последствиях! Тут не погоны с плеч полетят, голову бы уберечь! Уголовное дело! Как это так – десять бойцов спецподразделения упустили безоружного молодого парня?! Не смогли задержать?! И зачем тогда нам такие бойцы?
Служебного расследования не избежать, это точно. Но если все-таки поймают парня, генерал отделается строгим выговором, может быть, даже без занесения.
А не поймают… ну что же – на пенсию генерал Калюжный уже заработал. Выслуги хватает. Скучно только будет без любимой работы сидеть на даче, пить чай и с тоской слушать жену, рассказывающую о проблемах соседей, до которых ему дела столько же, сколько до проблем никарагуанской проститутки, с которой не расплатился уличный хулиган!
Выговор – это дело знакомое, это переживем, первый раз, что ли? Тот, кто на самом деле служит, а не просиживает штаны в тихом штабе, всегда имеет шанс получить «строгача» – на то он и солдат, чтобы дрючил его каждый первый начальник, желающий перевалить ответственность со своих покатых плеч. Генерал тоже солдат, если он настоящий генерал, а не дутик, выдвинутый наверх благодаря подковерным интригам.
Калюжный был настоящим боевым генералом, радеющим за службу, и таких в армии было немало. Собственно, армия и держалась на плаву за счет таких военных – потомственных, служащих не за страх, а на совесть.
* * *Охотник бежал. Инстинкт говорил ему: «Если тебя возьмут – ты труп!» Пока он находится на воле, пока его свободу не ограничивают тесные стены тюрьмы – еще не все потеряно. И он не рассуждал – зачем бежит, куда бежит. Просто бежал, свободный, как волк, вырвавшийся из клетки. Он уже забыл о женщине, которая с ним была. Была – и теперь ее нет.
Нет, не совсем ее забыл. На время, пока не исчезнет опасность. Если бы взял с собой – опасность увеличилась бы для обоих. Женщина врагу не нужна, зачем она им? Нужен только он, Охотник, и почему враги хотят его убить – дело десятое. Потом разберется, когда выберется. А вот она могла бы сильно пострадать.
Вопрос только в том – куда выберется? Ну вот убежал он от преследователей, и дальше что? Куда пойти? Что делать? Деньги у него есть, это уже хорошо. Кое-что начал соображать головой – тоже здорово. Но недостаточно, чтобы выжить в изменчивом мире, о котором почти ничего не знаешь. Где можно отсидеться?
Если бы это был девственный лес – все было бы проще. Вылез, затерялся в кустах, и все, ни одна собака не сыщет! А если и сыщет, пожалеет. А что в городе? Здесь все на виду. Особенно днем. Вылезешь – грязный, оборванный, окровавленный – тут же позвонят в полицию, и… результат ясен. Так, может, стоило сдаться сейчас? Не тянуть время?
Он даже шаг замедлил, будто мысль о сдаче лишила сил. И тут же снова прибавил ходу, войдя в ритм бега, благо, что тоннель в этом месте был широкий и сухой.
Кстати, для беглеца, вообще-то, не благо, а беда. По такому тоннелю хорошо не только убегать, но еще и преследовать. И, кроме того, весь тоннель был равномерно усеян датчиками, отслеживающими передвижение. Охотник просто чувствовал, как в него впиваются «глаза» серых ящиков, прилепленных к стене тоннеля. Зверь знал – за ним следили, и где-то там, далеко, уже лаяла свора собак, готовая порвать его шкуру. Злых собак, раздосадованных тем, что упустили добычу, да еще и оставили клочья своей шкуры в зубах беглеца. Порвут, точно.
Охотник не сомневался, что следующего обстрела он не переживет. Силы на исходе, еды нет, питья нет. Последние ранения выпили из него остатки энергии. Теперь – если в ближайшие часы не поест – может умереть просто от перерасхода жизненной энергии. Сожрет сам себя.
Он пробежал уже несколько километров. Тоннель за это время стал шире, кабели, которые в нем висели, теперь уже были вроде как поновее, не такие серые, пыльные, как там, позади. Даже ржавчины поубавилось на торчащих из стены скобах.
Охотник вдруг подумал о том, что им с Аней не хватило всего ста метров, чтобы добраться до выхода на поверхность. Люк был совсем рядом, пять минут, и они бы уже поднимались, предвкушая еду и крышу над головой. Сто метров – и целая жизнь отделяла их от свободы, а теперь? Что теперь?
Он не мог выбраться через тот выход. Снаружи его уже поджидали, это во-первых. А во-вторых, и самое главное – он не смог бы подняться за несколько секунд. Вторая группа, которая бежала сзади, расстреляла бы его прямо на ступеньках колодца. Так что придется искать новый выход.
Охотник остановился, перевел дыхание, широко разевая рот, чтобы захватить побольше кислорода. Здесь было не так душно, как в канализационных тоннелях, но воздуха все равно катастрофически не хватало – даже для такого мутанта, каким стал Охотник.
Разрушенный мозг работал на полную мощность, какую мог выдать. Система регенерации, подстегнутая опасностью, стрессом, лихорадочно «ремонтировала» клетки мозгового вещества, проращивая связи между обособленными кусками, пытаясь создать единое информационное пространство, упорядочить информацию, хранящуюся в клетках. Перед глазами Охотника мелькали картинки, названия которым он дать не мог. Он лишь знал – это его жизнь, это то, что случилось с ним в прошлом.
Охотник видел поля битв, залитые кровью, усыпанные мертвыми телами, видел деревню, закрытую желтым дымом с привкусом горелого мяса.
Видел мертвый город, по улицам которого бредут люди, глядя в пространство бессмысленными, нечеловеческими глазами.
Потом вдруг мелькнули женские лица – два лица, красивые, смеющиеся. Охотник знал – это его женщины, но не мог вспомнить, кто они такие и где находятся. И находятся ли вообще…
Белые халаты, зеленые комбинезоны – больница? Больница… И это не та больница, из которой он некогда сбежал.
Снова водоворот лиц – пожилая женщина… мужчина с хитрым, простоватым лицом…
Снова – кровь! Комната, залитая кровью! Изуродованная женщина, мертвые мужчины! Кровь, кровь, кровь… Везде кровь. Всегда кровь.
Встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Нужно очистить голову для того, что сейчас важнее – для мыслей о выживании! И какая разница – ЗАЧЕМ он выживает? Для чего? Какова цель его жизни? Разве у цветка есть смысл жизни? Или у белки? Или у волка, преследующего добычу? Они просто живут. Хотят жить. И делают все, что нужно для поддержания жизни.
