Александр Абердин - Парадиз Ланд 1-2. Герой по принуждению. Волшебный мир-2
- Ну, Карпинус, ну, засранец. - Похлопав меня по плечу, он попросил меня о небольшом одолжении - Михалыч, когда мы выберемся отсюда, разрешишь мне начистить этому вредителю пятак?
За деревянной дверью, навешенной магом Карпинусом, находилась дверь каменная, творение самого Создателя и эта дверь представлялась мне куда более сложным препятствием на нашем пути в темницу, в которой был заключен Добрыня Вяхирь. Дверь была двустворчатой и каждая половинка была сделана из цельного куска лазурита и была снизу доверху покрыта затейливой резьбой. В этом-то и заключалась вся хитрость, так как в резьбу был искусно вплетен темно синий шнур, который совершенно сливался с узором, изображавшим хитроумное переплетение шнуров. Это была печать Создателя, закрывавшая дверь прочнее любого замка.
Вглядываясь в переплетение шнуров, вырезанных из камня, я искал кончик настоящего шнура. Однако Создатель недооценил возможностей развития науки и техники в далеком будущем. С помощью мощной лупы и небольшой ультрафиолетовой лампы, которой проверяют дензнаки на подлинность, я довольно быстро нашел тот единственный конец веревочки, за который нужно было потянуть, чтобы снять с лазуритовой двери печать Создателя и открыть вход в темницу.
Стоило мне потянуть за конец шнура, как печать, вырезанная на камне, тотчас рассыпалась в прах и дверь сама открылась перед нами, открывая вход просторную комнату, пол которой был устлан мягкими коврами. Комната была квадратная, где-то десять на десять метров с купольным сводом. По всем четырем углам стояли треноги с магическими светильниками, но самое интересное находилось в центре комнаты. Там стоял круглый стол, вырезанный из цельного куска сапфира, на котором лежало небольшое золотое блюдо, а на нем круглый торт, украшенный цукатами.
Столом стоял перед высоким, массивным лазуритовым столбом с т-образной перекладиной наверху, на которой, как на дыбе, висел мускулистый, обнаженный парень с русыми волосами. Первый русский князь Добромир Вяхирь. Лица Добрыни мне было не видно, так как голова его была низко опушена к груди. Зато на его животе я увидел знакомые родинки, расположенные в виде звезды. Во мне все так и задрожало, когда я увидел своего родного брата в таком положении.
Судя по тому, что ковер подле Добрыни был усыпан тонким слоем тлена, одежда на нем за две тысячи лет истлела и превратилась в бурую пыль, а ему было хоть бы хны. Обойдя сапфировый столик, я зашел Добрыне за спину и увидел, что его руки были туго связаны синим шнуром. Этот узел был попроще и сразу же развязался, когда я потянул за более длинный конец шнура. Как только узел был развязан, Добрыня Вяхирь издал тихий, едва слышимый стон, но даже не пошевелился. Уриэль, обеспокоено спросил меня:
- Михалыч, чего это князь не шевелится?
- Ури, дружище, повисел бы ты в такой позе две тысячи лет и у тебя тоже все тело окостенело бы. - Ответил я спокойным голосом и прибавил - Парня сейчас надо отнести наверх и опустить в купальню, только я не хочу, чтобы он тут же стал похотливым жеребчиком, а потому предлагаю отвезти его на Русалочье озеро. Там у меня получилась более сдержанная купальня, так что бери торт Создателя, он, кажется, даже не засох, и двигай за мной. Только не слопай его по дороге, Добрыня этого угощения очень долго дожидался.
Ангел кивнул головой и, вдруг, сказал тихим голосом:
- Михалыч, мне кажется, что число вопросов, на которые ты хочешь получить ответы, растет не по дням, а по часам. Думаю, что нам самое время задать некоторые из них тем, кто стоял рядом с Создателям с начала времен.
Вместо ответа я кивнул ему головой и обхватил Добрыню за ноги. Уриэль помог мне снять Добрыню Вяхиря с его каменной дыбы, из-за которой его руки вывернуты немыслимым образом, я взвалил князя на плечо, словно полено, а Уриэль захотел прихватить в качестве сувенира и сапфировый столик, но когда я на него шикнул, взял только блюдо с тортом. Мы вышли из комнаты, светильники погасли и дверь сама бесшумно затворилась за нами. Поудобнее устроив на плече окостеневшее тело князя, я быстро пошел вперед, к выходу. Пройдя через штольню и выбравшись на дно колодца, я прислонил Добрыню к стене и сорвал с петель дубовую дверь, удивляясь своей силище. Родинки Маниту сделали меня просто тяжелоатлетом.
Дверь мне понадобилась только за тем, чтобы превратить её в небольшую летающую платформу. Тащиться с одеревенелым князем на плече по лестнице мне было совершенно не в кайф, а лететь вверх с помощью магии я боялся в силу своей неопытности. Уриэль, который старательно отворачивался от торта, источавшего дивный аромат, тоже не прочь был подняться на платформе, а не с помощью крыльев. В последнее время он все реже и реже пользовался этим транспортным средством, предпочитая ему прогулки верхом и магические летающие приспособления.
Чтобы ангела не смущали запахи, я снял со своей руки рыжий "Ролекс", превратил часы с массивным браслетом в тонкую сферическую крышку и плотно накрыл ею блюдо. Так у торта Создателя было гораздо больше шансов сохраниться целым и невредимым. Летающая дверь подняла нас наверх не хуже скоростного финского лифта и даже донесла до Золотой башни, где нас дожидались друзья. К этому времени уже почти рассвело и в небе быстро угасали звезды. На фоне утренней зари к самому небу возвышалась громадина горы Обитель Бога, вокруг которой клубились три огромные облачные линзы.
Когда мы с Уриэлем и безмолвным князем Добромиром Вяхирем вступили на террасу башни, наши друзья бросились обнимать и поздравлять нас. Вудменов среди них не было, но зато были четыре здоровенных, кряжистых парня, при виде которых у меня сами собой брызнули из глаз слезы. Сбагрив князя на руки Харальду и Роже, я бросился к ним, нисколько не стесняясь своих слез. Обнимая самого здоровенного, с добрыми, серыми глазами, я расцеловал его приговаривая:
- Ослябюшко, братко. - Повернувшись, я потрепал по мощной шее второго здоровяка - Бирич, родной ты мой.
Хлопуша и Горыня, такие же здоровенные, но более моложавые парни, набросились на меня и принялись молотить по плечам, приговаривая:
- Михалыч, Михалыч...
Смахнув с лица слезы, я блаженно улыбнулся.
- Ну, все, ребятушки, давайте двигать отсюда помаленьку. Как там наши кони, все побелели?
Бирич, который больше других проводил время с нашими четвероногими, а теперь уже и крылатыми друзьями, радостно воскликнул:
- Михалыч, лошаденки у нас теперь, просто высший класс, все, как сахар, белые и прямо-таки рвутся в полет. Так мне, стало быть, седлать коней?
- Седлай, старина, седлай. - Ответил я и сразу же определил цель нашего путешествия - Сейчас полетим к Русалочьему озеру, там и отмокнет наш князинька, туды его в качель. Вот тогда вы и вломите ему на орехи за то, что он так облажался на пиру Создателя. Ну, а я попробую избавиться там от этих родинок, чешутся заразы, просто спасу нет! Надеюсь, что возле озера хоть одна русалочка осталась.
Лесичка, которая после того, как я стал сыном Великого Маниту, постреливала в мою сторону глазками, от чего Харальд то краснел, то бледнел, весело сказала мне своим тоненьким, серебряным голоском:
- Милорд, не бойся, сегодня хоть одна русалка, но дождется тебя возле Русалочьего озера.
От этих слов Харальд чуть не выронил Добрыню Вяхиря и я ехидно поинтересовался у него:
- Что, сэр Харальд, боишься, что твоя Олеся сделает нас с тобой братьями?
- Мессир, стать твоим братом было бы для меня великой честью, но я как только подумаю, что могу потерять свою возлюбленную, то у меня сердце обрывается. - Со страстью в голосе признался мне Харальд.
Лесичка улыбнулась нам обоим и тихонько сказала:
- Вот и славно, милорд, я очень рада, что ты хочешь сделать меня своей сестрой. Мне моя клятва просто покоя не дает, но Харальда я все равно буду любить больше всех на свете и никогда он не станет мне братом!
Мы с Харальдом оба густо покраснели, а Лаура и Нефертити звонко рассмеялись. Моя царица обняла за талию Лесичку и подталкивая её ко мне, как однажды подтолкнула Эвфимию, сказала мне и Харальду:
- Ой, мальчики, вам уж лучше смириться с неизбежным, чем иметь дело с русалкой, которая вознамерилась завоевать мужское сердце и сохранить при этом верность своему первому возлюбленному. Харальд, надеюсь, ты понимаешь то, что ни одна женщина, которая восходит на ложе нашего повелителя, не оскорбляет чести своего возлюбленного?
Харальд неловко кивнул головой и сказал:
- Да, прекрасная Нефертити, я чувствую это. К тому же Лесичка действительно дала клятву, что за исцеление моих ран она возблагодарит того кудесника своими неземными ласками и теперь, когда после ночи любви она станет наутро сестрой мессира, меня это совсем не тяготит.
Тут я не выдержал и сказал:
- Ну, вы даете, друзья мои! Вы хотя бы поинтересовались у меня, что я сам думаю по этому поводу?
